Смерть – плохая примета - Оксана Обухова

– А если никакой грузовик в ближайшее время не появится? Собаки тут скорее могут быть…

– Будем молиться, Рома. Дорога, конечно, пустынная, но магазин точка прикормленная, по большой стоянке это видно.

– Ну ладно, предположим, нам повезет. – Савельев уже откровенно забавлялся. – А что дальше?

– Вариант с «постучаться» ты отвергаешь?

– Опасно, – пожал плечами боксер, – собаки приведут людей Тихона к дому, те могут в горячке хозяев пострелять… Да и далеко до деревни… ДПС повсюду шарит…

– Согласна, – кивнула Марья. – Тогда второй вариант. Купим у дальнобойщиков или у продавца магазина сотовый телефон. Магазин, я уверена, главная торговая точка в округе, сюда все окрестные воришки мобильники сбрасывают. Наверняка какая-нибудь лишняя трубка под прилавком завалялась.

Савельев спокойно выслушал монолог, мотнул головой, вроде бы соглашаясь, но высказался так:

– Купим, значит. А на что? Мой бумажник в джипе остался. А ты у нас вообще не кредитоспособна на сегодняшний день…

Мария виновато охнула:

– Ой, совсем забыла сказать… Вот, – пошарила в карманах куртки и извлекла пухлый мужской бумажник. – Вот, – повторила, – пока вы телефон искали, я в прихожей увидела, на тумбочке лежал… Думаю —

Тихона это…

Савельев практически вызверился на стриженую беглянку:

– Маш, я ж спрашивал – какие еще сюрпризы будут?!

– Ром, я забыла, – печально выговорила девушка. – Вот честное слово – забыла.

– Забыла она!..

– Да! А как ты хотел вообще отсюда удирать?! Голосовать на трассе, ловить попутку? Да? А она, предположим, только до Вышнего. Или вообще в другую сторону. А до Москвы как? «Довезите нас, пожалуйста, до подъезда и подождите, пока мы деньги вынесем», да? Но, Рома, попутка не такси!..

Мария виновато выстраивала предложения и как будто заискивала. Савельев хмуро смотрел на принявшуюся вдруг ни с того ни с сего оправдываться девушку и никак не мог взять в толк – почему она вечно за что-то извиняется? Даже если абсолютно права, даже если прикрикнул он больше для порядку, от нервов…

Мария ловила взгляд. Лепетала все тише и тише…

Роман посмотрел на толстый мужской бумажник в своей руке, прослушал последнее – «я, правда, старалась как лучше, но все забыла, запутала, да?» – и с неожиданной болью понял: это он заставил ее оправдываться. Не уловил раньше. Мария столько лет прожила с непризнанным гением, больным не только наркоманией, но и всяческими художественными комплексами, что малейший упрек заставлял ее просить прощения. Маша привыкла беречь тончайшее мужское самомнение, привыкла – не выпячиваться… Она зомбировала себя навыком, правилом – не ущемлять мужское самолюбие, и до сих пор живет по этому закону. Боится задеть, уязвить, обидеть…

И только когда случилась беда – двух сильных мужиков запихивали в бетонную могилу, – позволила себе выбиться вперед, позволила себе командирские замашки…

И позже – опять шагала только вровень. «Прости, я забыла, что ты не видел на экране телевизора пистолет. Прости, это я ходила в туалет и видела Игната во дворе…»

Прости, прости, прости…

«Бедная ты моя», – неожиданно подумал Роман, дотронулся до худенького плечика, прервал извиняющийся лепет:

– Ты молодец, Маша. Ты все сделала правильно. – Догадался, наконец, похвалить, идиот! А то все с подковырками да с подковырками. Дурень ущемленный! – Давай выдвигаться поближе к дороге. Фура может в любую минуту подъехать, а вторую мы, вполне вероятно, уже и не дождемся.

Лег на пузо и пополз к краю кустов. Ждать момента для решительного броска, согнувшись, на корточках – опасно. В коленных суставах пережмутся нервы, и ноги в самый ответственный момент превратятся в вареные макаронины.

Марья под куст не поместилась – зеленого шатра из веток полноценно только на боксерскую фигуру хватило, – села на землю, подстелив задутый ветром в кусты пакет, и дышала тихо-тихо, слушала: не раздастся ли на дороге фыркающий рев останавливающейся большегрузной машины.

Но редкие фургоны проносились мимо.

Один раз с черепашьей скоростью проползла в обратном направлении машина ДПС. Поприветствовала бумер на парковке сигналом фар…

Где-то неподалеку бешеным лаем разразились собаки.

– Это в деревне, – негромко, успокаивающе сказала Маша, и Роман кивнул, соглашаясь. – И слава богу, разыскные овчарки лаем не отозвались, значит, далеко еще…

Зябко повела плечами, обняла себя за корпус.

– Боишься? – шепнул Роман.

– Нет, думаю.

– О чем? – отвлекая девушку от нервного ожидания, решил поговорить Роман. «Ведь не железная же!.. Столько натерпелась…»

– Я думаю о том, как бы повел себя Тихон, если бы ты не вернулся в дом, а отправился на улицу к джипу, сигналом подзывать Игната. Захряпин ведь мог и в туалет, например, отлучиться… Что бы тогда Шеф сказал своим охранникам? Почему ты вдруг начал устраивать разборки во дворе… Тьфу! – сказала вдруг. – Я скоро начну, как вы с Шефом, разговаривать! «Разборки», «предъявы»… Тьфу! – И треснула кулачком по бедру Романа, оставшегося наблюдать за дорогой. – Мама меня за такие слова на неделю без сладкого оставляла! А папа… я вообще при нем старалась каждое слово подбирать…

– Интересно. – Савельев уперся подбородком в плечо и глянул на девушку. – А как бы ты сказала о том, что у нас с Тихоном произошло, если это не «разборка», а?

– Ну-у-у… Беседа, выяснение отношений…

– Беседуют и выясняют отношения, Маша, муж с женой, когда он на работе задержался, – назидательно сказал Роман и опять повернулся к дороге. – А «предъява»?

– Обвинение.

– А… «развести»?

– Обмануть, схитрить.

Савельев хмыкнул:

– Обманывают и хитрят, культурная моя, детишки перед родителями, ежели листы с двойками из дневников выдирают. Тихон, Маша, кинул, развел народ.

– Ну-ну. Еще скажи – русский язык живой инструмент, растет, обогащается сленгом… К словарю Даля можешь апеллировать…

– Тихо!

С автострады на стоянку, выбрасывая клубы гари и пыхтя, съезжал огромный грузовик-фура.

Мария угадала точно: чтобы иметь лучший обзор, БМВ слишком близко подъехал к краю стоянки и теперь, дабы не сползти носом в кювет, медленно подавал назад, пропуская на парковку большую машину.

– Вперед! – скомандовал Роман, ужом выскользнул из-под куста и за руку, как морковку из грядки, выдернул на полосу отчуждения Марью.

Прикрываемые медленно ползущей фурой, беглецы успели добежать до заднего двора магазина и рухнуть в траву.

Упали. Отдышались. Огляделись.

Сердца колотились, как у перепуганных собаками кроликов. Оглушительно и шумно.

– Отползай вон к той баньке, – приказал Савельев, указывая на безглазое низкорослое строение с тазом на крючке над дверью, расположившееся за огородом у крайнего дома деревни. – Если не вернусь, не подам сигнала, прячься у хозяев. Домашний телефон Вахи запомнила? Повтори…

Марья быстро оттарабанила заученный еще в лесу номер, схватила друга за руку:

– А может быть, вместе?! В деревню?!

– Нет. Пока хозяев разбудим, всех собак всполошим. Вместо телефона ребятишек Тихона получим…

– Но продавец наверняка Шефилову сообщит! Игнат говорил, что…

Савельев пристально, просяще посмотрел на девушку, и Мария убрала руку. Вздохнул глубоко, пристрелялся к обстановке: неповоротливая фура остановилась возле магазина, загораживая теперь кузовом магазинное крыльцо от БМВ, – лучшего случая может не представиться. На корточках выбрался из травы, подбежал, подкрался к окну торговой точки…

Как и ожидалось, ночным продавцом придорожного магазина оказался мужчина: точнее, рыхловатый прыщавый недоросль в яркой оранжевой бейсболке, алой куртке, сидел, скучая за прилавком, и грыз сухарики из разодранной упаковки.

Роман вжался в угол, образованный крыльцом с обязательным для таких строений тамбуром, оберегающим внутренности дома от зимних холодов; невдалеке хлопнула дверца грузовика, протопали по ступеням тяжелые, неторопливые шаги. Над раскрывшейся дверью тихонько тренькнул колокольчик.

Роман опять приблизился к окну.

В магазин заходил здоровяк дальнобойщик в измятых джинсах и линялой футболке.

– Здорово, Витек! – сказал продавцу. Роман слышал каждый звук, доносящийся через раскрытую настежь форточку. – А где мамка? Спит уже?

– Угум, – быстро дожевывая горсть халявных маминых сухарей, согласился недоросль.

– Слушай, что у вас тут творится, а?! На развилке – останавливают, каждую тачку – шмонают. Сбежал, что ль, кто-то? Кого ищут-то?

Парнишка ерзнул взглядом в сторону, пожал плечами.

– Да кто их знает, – соврал неумело.

– Ну ладно. Банька у Варьки свободна?