Виланд - Оксана Кириллова

мы произносили клятву все вместе, и в этом хоре восторженных голосов, полных страсти, веры и любви, мой взволнованный молитвенный хрип легко затерялся.

– Вы должны осознавать, кем становитесь. Немцы – элита наций, СС – элита немцев. – Штурмбаннфюрер, вручавший нам удостоверения, сделал паузу, давая осмыслить сказанное, лицо его было серьезным.

Впереди нас ожидал теоретический курс и получение Имперского спортивного знака. Как я и рассчитывал, спортивные нормативы я сдал с легкостью, более того, готов поклясться, что впечатлил даже экзаменатора, который сделал дополнительную отметку в моем личном деле. Теперь к моим знакам на форме прибавился и значок на груди – овальный венок из дубовых листьев, внутри которого были вылиты три переплетенные буквы[45]. Дело оставалось за теорией.

– Кому мы служим в первую очередь и почему повинуемся? – задал мне вопрос Хайнц.

Мы сидели в моей комнате и готовились. На подносе стояли нетронутые чашки с чаем, а на тарелке высилась гора эклеров, заботливо заказанных тетей Ильзой из кофейни. Мы были так увлечены, что напрочь позабыли о еде.

– Мы служим немецкому народу и его фюреру. Мы повинуемся из внутреннего убеждения, из веры в Германию, в фюрера, в единственно верное движение, из веры в СС, – без единой запинки отчеканил я.

Хайнц заглянул в записи и кивнул:

– Сказал как написано. Моя очередь.

И я начал зачитывать Хайнцу вопросы из тетради.

Всю теорию мы вызубрили до последней точки. Разбуди меня ночью, и я без запинки готов был отчеканить любой параграф. Несмотря на это, я невероятно волновался перед устным тестом, боясь ответить недостаточно искренне и уверенно, поэтому по вечерам, будучи в одиночестве, упорно тренировался перед зеркалом. Вопреки моим опасениям, экзамен я сдал блестяще. После этого половина нашей группы была призвана на короткий срок в вермахт. Остальные, кому еще не исполнилось двадцати трех, в том числе и мы с Хайнцем, направились в Имперскую службу труда, где нам предстояло отработать и получить необходимые характеристики, с которыми мы были вправе рассчитывать на свое первое звание.

По пути мы наивно размышляли о сельскохозяйственных работах на свежем воздухе, сытных обедах со свежими фруктами и овощами, отдыхе в мягких стогах сена и забавах с фермерскими дочками, но на деле все вышло совершенно иначе. Все силы службы были направлены на увеличение площади обрабатываемых земель, и согласно этому плану нас направили на осушку болот. Хайнц работал на доставке песка и щебня, мне повезло меньше, я рыл каналы. Но, даже утопая по колено в вонючей жиже, с ног до головы облепленный мухами и изнывающий от жары, я и не думал расстраиваться и уж тем более жаловаться или просить о переводе. Я из кожи вон лез, чтобы заработать отличные характеристики, то и дело представляя, как обзавидуются мои берлинские приятели, когда я вернусь уже со званием. А там, глядишь, можно будет претендовать на место в специальном отряде Дитриха, чем черт не шутит, мечтал я, усиленно вгрызаясь лопатой в тягучую каменистую грязь.

В конце мая меня неожиданно вызвали обратно. Выслушав приказ незамедлительно явиться в штаб, я не мог понять, радоваться или переживать. Я настолько разволновался, что даже не заскочил домой к тетушке, чтобы привести себя в порядок и передохнуть после дороги, а сразу же с вокзала направился в указанное место. Остановившись перед мрачным пятиэтажным зданием, я оправил форму и с опасливым интересом начал разглядывать окна. Так и не высмотрев ничего любопытного, я взошел по каменным ступеням и попал в просторный вестибюль. Повсюду сновали люди, но шагов их было не слышно, все звуки глушил толстый ворсистый ковер, покрывавший каменный пол. Я торопливо нашел необходимый кабинет и уже собирался постучать, как дверь открылась и навстречу выпорхнула расстроенная машинистка, прижимая к груди стопку документов. Посмотрев на мои погоны, она даже не спросила, по какому я делу, коротко бросила: «Придется подождать» – и умчалась.

У стены стояли три стула, но я и не думал присаживаться. Замер рядом с ними в ожидании. Через минуту машинистка вернулась в кабинет. Когда она проскальзывала, я успел заметить, что в кабинете находилось несколько человек.

– Меры жесткие, это да, но ведь порядок – пожалуйста, извольте-получите. Рейхсфюрер лично выражал свое одобрение, – раздалось из кабинета сквозь неплотно прикрытую дверь.

Я напряг слух и подался вперед, но в этот момент дверь захлопнули изнутри.

Простояв у кабинета битый час, я так и не дождался приглашения. Томительное ожидание притупило нервозность, и я решил, что ничего страшного не случится, если я отлучусь на пару минут в туалет. Вернувшись, я увидел возле кабинета ту самую девушку.

– Где вас носит? – возмущенно прошипела фройляйн.

Я промолчал. Она пропустила меня в кабинет, а сама вновь исчезла. Теперь внутри находился только штандартенфюрер. Он долго что-то читал, наконец оторвал взгляд от бумаг и взглянул на меня. Я вытянулся в струну и назвал себя. Он кивнул.

– Вы направляетесь в лагерь Дахау в распоряжение коменданта этого лагеря оберфюрера Эйке, – произнес он и вновь уткнулся в свои документы, давая понять, что сказал все, что хотел.

Здесь явно была какая-то ошибка. Меня не могли никуда отправить, тем более на службу в чье-то распоряжение, ведь я еще не закончил с трудовой повинностью. Впереди была еще одна присяга, назначенная на девятое ноября. Словно почувствовав мое замешательство, штандартенфюрер вновь вскинул голову и с вопросительным недовольством уставился на меня.

– Я еще… я был на трудовой повинности, когда получил приказ явиться. Девятого ноября…

– Да-да, – перебил он меня, – девятого ноября состоится присяга, и получите свое звание. А сейчас отправляйтесь в Дахау, ваша трудовая повинность теперь проходит там. – Он уже хотел снова вернуться к своим документам, но, очевидно, растерянность на моем лице заставила его сжалиться, и он добавил уже мягче: – Там сейчас необходимо толковое пополнение. Вы наряду с другими были отобраны по анкете, характеристикам и личному делу. Поздравляю. Все инструкции и пояснения получите на месте.

– Виланд, мальчик мой!

Тетя Ильза, не ожидавшая меня раньше осени, кинулась целовать меня. Я с трудом выбрался из ее объятий. Она отстранилась и внимательно осмотрела меня.

– Похудел, – недовольно констатировала она.

За ужином я рассказал тетушке о переменах, которые меня ожидали.

– Дахау? – нахмурилась она. – Который близ Мюнхена?

Тетя Ильза была не в восторге от того, что мне придется покинуть Берлин, тем более так скоро. Вечером, когда я собирал вещи, она вошла в мою комнату и присела на стул. Некоторое время молча наблюдала за мной, потом со вздохом произнесла:

– Нужно уведомить твою мать, не думаю, что она обрадуется.

Я покачал головой, продолжая аккуратно укладывать свои вещи.

– Тетушка, неужели вы не понимаете, теперь это неважно, обрадуется она или нет. Отныне я сам себе хозяин и не завишу от них. Я уже не ребенок, а взрослый мужчина. Пора бы всем это понять.

– О, дорогой, для Герти ты навсегда останешься ее маленьким сыном, которого нужно оберегать. – Тетя Ильза грустно улыбнулась.

Я пожал плечами и положил сверху еще одну рубашку. Она продолжала смотреть на меня с печалью в глазах.

– Обязательно соверши пешую прогулку до Мариабрунн, Виланд, оттуда открывается волшебная панорама Альп, а в хорошую погоду и весь Мюнхен как на ладони. Пейзажи там великолепные, истинно баварские, а воздух…

Голос ее дрогнул, глаза заблестели, и она украдкой промокнула их кончиком платка, который сминала в руках. Я торопливо подошел к ней и взял ее тонкие руки в свои.

– Тетушка, ведь мы не навсегда расстаемся. И в конце концов, это отличная возможность для меня и, пожалуй, великая честь.

Она торопливо кивнула.

– Ты уже знаешь, где будешь жить? Я могу написать одной приятельнице, у нее дом рядом с…

– Нет-нет, что вы, – перебил я, – игрушки кончились, это настоящая служба.

– Как знаешь, обещай хотя бы, что напишешь сразу же, как приедешь, а я пока отправлю письмо Герти, хотя, пожалуй, стоит все же телеграммой…

Тетушка вышла из моей комнаты. Я запоздало вспомнил, что не успел попрощаться с Хайнцем.

Для направлявшихся на службу в лагерь специально был выделен отдельный вагон. Ровной колонной мы промаршировали к нему и по одному начали заскакивать, торопясь укрыться от внезапно начавшегося дождя. Я прошел к свободному месту и скинул свой мешок. Сзади меня кто-то толкнул, я обернулся.

– Тесно тут, – пробормотал высокий темноволосый парень вместо извинения.

На лоб ему то и дело падала прядь непослушных волос, которую он без устали откидывал назад. Шумно выдохнув, он опустился рядом со мной.

– И жарко, – подумав, добавил он. – Франц Ромул. – Он протянул мне руку.

– Виланд фон Тилл.

Напротив нас уже сидели двое, блондины, с похожими чертами лица и совершенно одинаковым прищуром, очевидно братья. Поезд дернулся, немного сдал назад, словно стоял под уклоном, и начал внатяг медленно и шумно набирать скорость. Когда Потсдамский вокзал остался позади, я отвернулся от окна.

– Сколько нам ехать? – поинтересовался один из блондинов.

– Ни разу не был в Мюнхене? –