Виланд - Оксана Кириллова

кто мог соперничать, даже ректор. Все знали, что он имел связи в высших политических кругах и был вхож на многие важные партийные мероприятия.

Поднявшись на второй этаж, мы постучали в дверь и, дождавшись приглашения, вошли в кабинет. Внутри уже стояли студенты, среди которых были и те, что накануне вместе с нами бросали книги в огонь под заранее утвержденные выкрики. На их лицах было настороженное любопытство, судя по всему, они тоже не знали, зачем их пригласили. Мы дождались еще двоих, и профессор Хансен прервал молчание:

– Университет выражает вам благодарность за истинную преданность Германии. Вчера вы проявили себя как немцы, которым небезразлична судьба страны, подарившей вам жизнь.

Он обвел нас одобрительным взглядом. Мы молчали, восторженно взирая на профессора. Осанка и все точные движения его тела выдавали военное прошлое. Он был высок, широк в плечах, но с возрастом погрузнел и обзавелся животом, на который часто во время лекций укладывал руки, украшенные двумя массивными перстнями. Волосы его были по-прежнему густые, но уже с яркой проседью, зато зрение, судя по всему, сохранилось идеальное, он никогда не щурился, даже если обращался к студентам с дальних рядов.

– Подобные деяния не должны оставаться без внимания. Они символизируют вашу непоколебимую верность фюреру и будут служить примером для остальных. От имени университета позвольте вручить вам награды, и, заверяю, все это найдет отражение в ваших личных характеристиках.

Хуго Хансен взял со стола наградные листы и начал поочередно называть наши фамилии. Затаив дыхание, я ждал, когда он произнесет мою, но меня вдруг отвлек шорох в углу. В массивном кресле, скрытом наполовину темной ширмой из резного дерева, кто-то сидел. Поняв, что он выдал свое присутствие, незнакомец встал и подошел ближе. Он был в черном мундире, в руках держал фуражку, отделанную белым кантом. Я посмотрел на знаки различия и тут же непроизвольно вытянулся в струну: незнакомый гость был группенфюрером.

Он встал рядом с профессором Хансеном. Тот умолк.

– Вчера вы доказали, что готовы служить на благо германского народа. – Голос группенфюрера был низкий и грубый. – Сейчас это особенно ценно. Закладывается основа будущего государства. И люди, которые ведут нас, нуждаются в опоре, состоящей из молодых, здоровых, сильных и идеологически верно мыслящих людей.

Несмотря на попытку группенфюрера придать своему тону доброжелательность, звучал он сурово. Он продолжал говорить, буравя студентов пристальным взглядом.

– Вы знаете про многочисленные аресты, которые сейчас вынуждена производить полиция. Трусливые враги называют это террором. А что об этом думаете вы?

Мой рот раскрылся, а язык начал чеканить слова прежде, чем я успел осознать это:

– В этом залог будущего порядка и благоденствия. Мы обязаны подчиниться и содействовать, если мы истинные патриоты Германии. Тотальная дисциплина сегодня – это спокойствие и комфорт завтра.

Кровь отхлынула от моего лица, едва я замолчал. Гость смотрел на меня в упор.

– Вы проявили себя с прекрасной стороны, – наконец произнес он.

– Как и мои товарищи по учебе, – торопливо проговорил я.

Группенфюрер кивнул, будто соглашаясь.

– Студент фон Тилл состоял в одной ячейке с молодым героем Гербертом Норкусом, – снова вступил в разговор профессор Хансен.

Я сильно удивился, что он был в курсе этого, но виду не подал. Профессор продолжил:

– Вместе они вели пропагандистскую работу накануне выборов, все это отражено в характеристике фон Тилла – смею отметить, блестящей характеристике.

Гость еще раз кивнул, продолжая рассматривать меня в упор.

– Замечательно, – с одобрением проговорил он, – как раз такие нам и нужны, молодые, сильные духом и телом, с правильными взглядами и, надеюсь, безупречным генеалогическим древом. – Он еще раз внимательно окинул нас всех взглядом и коротко добавил: – Можете идти.

Прижимая к груди наградные листы, мы заторопились к двери.

– Как видите, у нас здесь качественное поголовье: высокие, здоровые, отличный потенциал, – услышал я за спиной голос профессора Хансена.

В коридоре мы все молча переглянулись.

– Вот так штука, – восхищенно проговорил Хайнц, уставившись в свой наградной лист, – такой человек лично отметил.

– Кто это был? – спросил я.

– Ты не узнал, кто был в кабинете Хансена? – пораженно спросил верзила Генрих.

Я покачал головой.

– Ну ты даешь, это же сам Йозеф Дитрих! Приближен к фюреру, лично ответственен за его охрану. В его подразделение входят самые лучшие, он постоянно рыскает в поисках достойного пополнения, – произнес Хайнц.

– Ты думаешь…

– А что тут думать, книги жгли вместе, а присмотрел он тебя. Скажи спасибо природе, – усмехнулся Хайнц и многозначительно пощупал мое плечо.

Я смущенно дернул рукой, сбрасывая его ладонь. Переехав в Берлин, я не забросил спорт: в университете я продолжил заниматься атлетикой, борьбой да еще ко всему прочему добавил занятия фехтованием. Что ж, кажется, мое усердие не прошло даром.

После лекций я столкнулся в коридоре с профессором Хансеном. Мне показалось, что он нарочно меня искал.

– Я надеюсь, вы не обманете наших ожиданий, – он выразительно приподнял брови.

Я завороженно кивнул, ожидая, что он скажет дальше.

– В числе прочих я назвал ваше имя. Сделайте так, чтобы я не пожалел об этом.

Не прощаясь, профессор Хансен пошел прочь.

Вечером за ужином я рассказал тетушке о произошедших за день событиях. Вопреки моим ожиданиям, она была не сильно поражена, лишь удовлетворенно кивала головой.

– И вас не удивляет факт моей встречи с таким высоким чином? – не вытерпев, спросил я.

Тетя Ильза многозначительно улыбнулась.

– Ты очень перспективный мальчик, Виланд. И нужные люди это сразу видят.

Она широко улыбнулась и потянулась за шоколадным бисквитом.

– Возможно, мне понадобятся некоторые документы, нужно написать матери, – проговорил я.

– Если ты имеешь в виду проверку расовой чистоты, то оставь это мне. Я займусь этим вопросом. Тебе не о чем переживать, и с нашей стороны, и со стороны твоего отца – все чисто.

На следующий день я отправился в ателье делать фотографию в полный рост, которую необходимо было приложить к анкете и документам, подтверждающим мою расовую чистоту. Я представил, как некий важный доктор будет изучать мою фотокарточку через лупу, внимательно вымерять мои пропорции, и мне стало не по себе: а вдруг где-то не сойдется с нормами? Я еще раз придирчиво посмотрел на себя в зеркало и медленно выдохнул, пытаясь унять тревогу.

С того дня я начал еще больше времени уделять физической подготовке. Каждые выходные я бегал многокилометровый кросс, отжимался по сотне раз на дню и фехтовал без устали. Меж тем приближалось девятое ноября. Эта дата была помечена в моем настольном календаре красным карандашом. Очередная годовщина Пивного путча должна была ознаменовать начало моей новой жизни. На торжественной церемонии в числе таких же избранных из разных университетов счастливчиков-анвертеров[44] я был объявлен новобранцем. На мое счастье, в этой же группе оказался и Хайнц. Не то чтобы он обиделся бы на меня в случае, если бы его не приняли, но укреплению нашей дружбы это бы точно не поспособствовало. Хайнц мне искренне нравился, и, в конце концов, только благодаря ему я быстро освоился в Берлине и попал в ячейку гитлерюгенда.

Гордые и счастливые, мы щеголяли в выданной нам черной форме СС. Пока еще на ней не было погон и петлиц, но это ничуть не омрачало нашего блаженства, теперь это был лишь вопрос времени. Остальные студенты смотрели на нас с Хайнцем с уважением, порой в их взглядах проскальзывала опаска, даже верзила Генрих не мог скрыть этого чувства, я же упивался этим и был уверен, что Хайнц тоже. В январе нам наконец-то выдали временное удостоверение СС. С превеликим трепетом я принес его домой и показал тете Ильзе как некую драгоценность, достойную самого бережного и уважительного отношения. Тетушка одобрительно скользнула по нему взглядом и тут же занялась своими делами, я же еще долго разглядывал клочок бумаги, сделавший меня одним из самых счастливых людей на земле. Словно невзначай я забывал удостоверение на столе, когда к тете Ильзе приходили гости, клал сверху на книги во время лекций, ронял перед приятелями в университете, словом, делал все, чтобы лишний раз напомнить окружающим, кто я теперь. Но что это было по сравнению с тем, что я испытал двадцатого апреля, в день рождения фюрера! Я видел, как с большим трудом скрывает свое волнение бледный Хайнц, получая погоны, петлицы и постоянное удостоверение. И я завидовал его выдержке и самообладанию: подумать только, отделался всего лишь мертвенным цветом лица, я же готов был рухнуть на землю от волнения. Неужели это я, с безупречной выправкой и одуревшим от счастья лицом, получаю погоны, петлицы и становлюсь полноправным членом СС?

– Клянусь тебе, Адольф Гитлер, фюрер и канцлер Германского рейха, быть верным и храбрым. Торжественно обещаю повиноваться тебе и назначенным тобою начальникам и хранить послушание до самой смерти. Клянусь, и да поможет мне Бог!

На мое счастье,