Семерка - Земовит Щерек

— Польское атомное оружие, — легко согласился Гжесек. — Ну конечно. Что еще польское?

— А все, — ответил Томек. — Польские супермаркеты, польский интернет, то есть, польская версия интернета…

— …польнет, — подсказал Гжесек.

— …ага, польнет, а кроме того, польские смартфоны, и вообще — все польское. Польская Польша.

— Но, подожди, — задумался Арек, — а не было бы все это копией?

— Копией чего? — даже разозлился немного Гжесек.

— Ну… Я хочу сказать… ведь все эти вещи придумали не в Польше. А вот разве придумали бы их в Польше?

— Ты чего, курва, хочешь сказать? — Гжесек все больше злился. — Ты чего, курва, сегодня такой, того?…

— Не, ну чего… — смутился Арек. — Я чего…

* * *

— Кебаб остри раз, — сообщил Абдель.

Ты встал со своим бокалом пива и передвинулся поближе к нему.

— Ну, и как пану живется, — спросил ты, — в Енджеюве?

— А вот скажу пану, что очень даже и ничего, — ответил Абдель.

— Серьезно? — поднял на него ты изумленный взгляд.

— Серьезно. Все, что мне нужно, у меня имеется. Мне всего хватает.

— А я, — признался ты ему, — в таком депресняке тут…

— Это почему же? — удивился Абдель.

— Потому что здесь… ад. Здесь ни у чего нет формы. Здесь хаос. Дьявол[209]. Когда-то у этого города форма имелась, а сейчас — это просто хаос. В хаосе жить нельзя. Равно как и в вечной озлобленности.

— А это, как раз, и является формой этого городка. Весь этот хаос и эта озлобленность.

— Но ведь не во всей же Польше. В одном месте поменьше, в другом — больше.

Абдель отрицательно покачал головой.

— Это пану так только кажется. Польша в этом хаосе даже более единообразная, в каждом месте она похожа сама на себя. А знаете, — он даже снизил по этой причине голос, — на самом деле это и есть новой формой Польши. Только она не видна. Поскольку является хаосом. Но прежде всего, — пригнулся к тебе Абдель, — этот хаос мне ужасно нравится, так как напоминает Штаты семидесятых годов.

— А вы что, — спросил ты, — жили в Штатах в семидесятые годы?

— Нет, но мне очень нравятся американские фильмы дороги этого периода. Во, — и он указал пальцем на плакаты. Ты глядел на снимки Ковальского из Исчезающей точки, сидящего на капоте белого «доджа челленджер», а в фоне тянулась нитка американского шоссе и какой-то совершенно раздолбанный американский городишко, по сравнению с которым Енджеюв представлялся, может, и не лучше, но, скорее всего, и не хуже.

— А не напоминает она, скорее, Алжир? — с некоторым сомнением спросил ты. — Я имею в виду, эта Польша?

— Алжир? — улыбнулся Абдель. — Нет, нет, ну что вы. Алжир гораздо красивее. Ладно, преувеличивать не стану. Но я люблю, к примеру, сесть в свою машину, а знаете, я купил себе как раз «додж челленджер», — похвастался он, — и махнуть на Ченстохову. — Тут у нас, под Енджеювом, имеется, — снова похвастался он, — кусочек автострады. Ну, — поправил он феску, — скоростного шоссе, но, в принципе, оно ведь то же самое. И вот я еду, проше пана, на всю катушку, гляжу на все, и чувствую себя, как…

— И вы чувствуете себя, как Ковальский.

— Да, — очень внимательно, чуть ли не подозрительно, он поглядел тебе в глаза, — чувствую себя как Ковальский.

— В «додже челленджере».

— Да.

— В Штатах.

— Да.

— А кроме того, — сказал он через какое-то время, подсыпая порезанные помидоры в серебристый контейнер для резаных помидоров и лук в небольшой контейнер для лука, — на самом деле, это и не хаос. В этом хаосе имеется порядок.

— Какой порядок?

— Там, где существует Бог, — сказал Абдель, — там нет хаоса. Хаос там, где Сатана. А я верю в Бога. И Магомета, его пророка. Так что в этом хаосе должен иметься порядок.

— Ну, разве что в случае, если здесь правит Сатана.

Абдель поглядел на тебя, печально улыбаясь. Он указал пальцем в пол.

— Сатана там, внизу, — ответил он. — К счастью.

— На юге? В подвале?

Тот рассмеялся.

— Ну да, в подвале. Но не на Земле.

— А ты откуда знаешь?

— Я же ведь только что тебе сказал, что верю.

— Только и всего?

— А что? — спросил Абдель. — Я обязан на самлм деле уверовать, что живу в хаосе, и повеситься из-за этого? Или взорвать себя под универмагом Пяст? Или же в том самом месте, в котором Пилсудский не попал себе в голову?

Ты зафыркал от смеха. Он же всего лишь печально улыбался.

* * *

Ты допил пиво, доел кебаб, поблагодарил и направился в сторону выхода. Возле парней, что расуждали о Междуморье, ты приостановился.

— Слушайте, — спросил ты, — вы когда-нибудь слышали про принца Баяя?

Парни, которые тоже закончили уже со своими кебабами и допивали свое пиво, сидя среди смятых, всех в пятнах салфеток и валявшихся на столе кусков помидоров и лука, переглянулись, не совсем понимая, то ли ты серьезно, то ли шутки с ними строишь.

— Про слона Бомбея? — загоготал Арек. — У которого яйца по шею?

— Я слышал, — ответил великан. — Похоже, если его ищешь, то найдешь.

— Это откуда текст? — спросил у него с издевкой Томек. — «Ищите и обрящете»[210]. Как в Хоббите. «Иди тропой правды».

Великан уставился на него так, как будто бы дал в морду. Томек заткнулся.

— Но то цо[211]? — спросил ты через какое-то время.

— Яйцо, — ответил великан.

* * *

Ты пошел в сторону автовокзала.

«Скрытый порядок», — перемалывал ты мысли, глядя на вывески, рекламы, надписи, плакаты и весь буквенный потоп, мимо которого проходил.

Вообще-то говоря, какой-то порядок во всем этом был.

Польша в Енджеюве во весь голос выпевала тебе озлобленную песню о том, кем бы ей хотелось быть, но, к сожалению, такой она не стала:

ЭГЗОТИЧЕСКИЕ ТУРЫ[212]: ТРОПИКИ КРУГЛЫЙ ГОД.

НАПЛЮЙ НА СЕРО-БУРО-МАЛИНОВЫЕ БУДНИ. НАШИ РЕЗИДЕНТЫ СДЕЛАЮТ ТАК, ЧТО ТВОЯ ЖИЗНЬ В ПОЛЬШЕ ПРЕВРАТИТСЯ В МЕНТАЛЬНОЕ ПРОЖИВАНИЕ В ЦЕЛЕВЫХ СТРАНАХ, ГДЕ ТЕПЛЕЕ, ЗЕЛЕНЕЕ И КАК БЫ ПОЛЕГЧЕ. ХВАТИТ ВСЕГО ЛИШЬ ДВЕ НЕДЕЛИ, ЧТОБЫ ЗАРЯДИТЬ ТВОЙ МАЛЕНЬКИЙ АККУМУЛЯТОР ДО КОНЦА ГОДА!

ВМЕСТЕ С ФИРМОЙ ГУРА-ЛЕКС КАТАЙСЯ НА ЛЫЖАХ И КУПАЙСЯ В ГОРЯЧИХ ИСТОЧНИКАХ В ТАИНСТВЕННЫХ ГОРАХ, ГДЕ ПОЛНО СНЕГА, СКАЗКИ И ЗНАКОМОГО, ТЕПЛОГО, ДЕРЕВЯННОГО СЧАСТЬЯ У КАМИНА. ГДЕ ПРЕЛЕСТНЫЕ, ЧУТОЧКУ ЭКЗОТИЧЕСКИЕ ПОЛЬСКИЕ ДИКАРИ, ГОВОРЯЩИЕ «ЕЗУСИЧКУ» И «ПАНОЧКУ». СТАНУТ ОТНОСИТЬСЯ К ВАМ НЕМНОГО ТАК, КАК ХОЛОПЫ ОТНОСИЛИСЬ К СВОИМ ХОЗЯЕВАМ, И ОНИ ДОКАЖУТ ВАМ, ЧТО ПОЛЬША — ЭТО НЕ ТОЛЬКО ЕУДНОЕ И ЗАССАННОЕ ПЛОСКОГОРЬЕ, НО И НЕЧТО В АЛЬПИЙСКОМ СТИЛЕ, И ЧТО СУДЬБА МОЖЕТ ИЗМЕНИТЬСЯ — ДАЖЕ ПОЛЬСКАЯ И В ПОЛЬШЕ.

ПРИНИМАЙ МУСКОЛОДЕКС И ХОДИ В ТРЕНИРОВОЧНЫЙ ЗАЛ ДЛЯ РАЗВИТИЯ МЫШЦ МАСКУЛ-МУСКУЛ. ПО КРАЙНЕЙ МЕРЕ, ТЫ САМ БУДЬ СИЛЬНЫМ И КРЕПКИМ, РАЗ ТВОЯ СТРАНА ТАКОЙ БЫТЬ НЕ МОЖЕТ. ПО КРАЙНЕЙ МЕРЕ, ТЫ САМ СМОЖЕШЬ ЗАЩИТИТЬ СЕБЯ, РАЗ ТВОЯ СТРАНА ТАКОЙ СЛАБЫЙ ЗАЩИТНИК.

ПРИНИМАЙ ЛУЗОДОНТ! РАССЛАБЛЯЙСЯ, ДАЖЕ ЕСЛИ ВСЕ ВОКРУГ НАПРЯЖЕНЫ!

СЕЛФАЩУРЕКС — НАТИРАЙСЯ УТРОМ, ДНЕМ И НОЧЬЮ. МАЗЬ СЕЛФАЩУРЕКС ПРИНЕСЕТ ТЕБЕ ПОИСТИНЕ АМЕРИКАНСКУЮ АССЕРТИВНОСТЬ И УВЕРЕННОСТЬ В СЕБЕ! НЕ БУДЬ УЖЕ НИКОГДА БЕДНЫМ ЯНЕКОМ, ЧТО МНЕТ ШАПКУ В ПАЛЬЦАХ И ПЕРЕСТУПАЕТ С НОГИ НА НОГУ!

СИТИ ЮНИВЕРСИТЕКС ОФ ЕНДЖЕЮВ: ПОЛУЧИ СТЕПЕНИ ЭМ-БЭ-А[213]И МАГИСТРА В СФЕРЕ УПРАВЛЕНИЯ И МАРКЕТИНГА, СДЕЛАЙ ТАК, ЧТОБЫ ВЕСЬ МИР СТАЛ ТЕБЯ УВАЖАТЬ И ТОБОЙ ВОСХИЩАТЬСЯ, ЕСЛИ, КУРВА, ОН НЕ УВАЖАЕТ И НЕ ВОСХИЩАЕТСЯ ТВОЕЙ СТРАНОЙ!!! ПОЛУЧИ НОВЫЕ КОМПЕТЕНЦИИ[214]И РАДИ СОБСТВЕННОГО УДОВЛЕТВОРЕНИЯ ПОПОЛНИ СПИСОК ПОЛЬСКИХ НОБЕЛЕВСКИХ ЛАУРЕАТОВ!

КУПИ ЖИЛИЩЕ В ОГОРОЖЕННОМ МИКРОРАЙОНЕ POLONOVA И ЖИВИ В ИНОЙ, ЛУЧШЕЙ ПОЛЬШЕ! ГДЕ ДОРОГИ РОВНЕНЬКИЕ, СОСЕДИ МИЛЕНЬКИЕ И ГОВОРЯТ ТЕБЕ «ДЕНЬ ДОБРЫЙ» КАЖДЫЙ ДЕНЬ, И ГДЕ ТЕБЕ ПРИНОСЯТ ПИРОГИ, ГДЕ ИМЕЕТСЯ, КУРВА, МА-АЛЕНЬКОЕ ТАКОЕ КАФЕ НА УГЛУ И ПЕКАРЬ, У КОТОРОГО ПАХНЕТ ХЛЕБОМ, И С КОТОРЫМ МОЖНО ОБМЕНЯТЬСЯ ПАРОЧКОЙ СЛОВ, А НЕ БУРЧАТЬ НА ВСЕ И ВСЯ. ЖИВИ В ГОРОДЕ, ЗА КОТОРЫЙ ТЕБЕ НЕ НУЖНО БУДЕТ СТЫДИТЬСЯ!

Ты дошел до автовокзала, тротуарные плитки сырели, трава намокала, какая-то жестянка жестянила, какой-то бетон бетонил, какая-то кичеватая штукатурка кичеватела, балконы — совсем забалконились, забитые старыми комодами и зелеными цветочными ящиками. На черной кляксе асфальта стоял беленький бусик[215] с заламинированной и вставленной за лобовое стекло надписью КЕЛЬЦЕ. Ты вошел, заплатил за билет и уселся на последнем свободном месте — сразу же за водителем.

6. Левиафан

Водила бусика, как и все остальные водилы бусиков, был молодым, с легонькой, тоненькой бородкой, в обтягивающем свитерке, в черных спортивных ботинках, притворяющихся элегантными, и вообще был «тип-топ». Вообще-то говоря, выглядел он, как и все остальные водители бусиков от Армении до Мурманска и от Владивостока до Албании. На спинку кресла он повесил кожаную куртку, запускал какие-то танцы-шманцы, под которые раскачивался, а с зеркальца заднего вида у него свисала запаховая висюлька в виде голой бабы. Из Енджеюва он выкатил так, что люди на сиденьях с подстилкой в какие-то сине-желто-голубые полосы, какие-то мужики в темных куртках и таких же темных шапках, какие-то тетки в темно-розовых пальтишках, какие-то девицы с эмпэтройками в ушах, пацанчики в куцых курточках едва-едва удерживали вертикальное положение.