Королевская канарейка (СИ) - Анна Кокарева

со свитой следует ужинать. Как раз, небось, на сегодня переговоры закончились. Мы не виделись с завтрака: я после него немного почахла в библиотеке, обучаясь квенья, потом позировала, потом мы с араненом на солнце смотрели… вспоминала, как что-то далёкое, страшное дерево Глоренлина и разговор с Лисефиэлем — всё смыли те два часа под дубом.

Мы, хоть и поднимались снизу, из темноты, были замечены, и, к моему смущению, вся толпа остановилась и подождала на пересечении переходов.

Постаралась не бегать глазами и достойно встретить пронизывающий взгляд короля. Говорил он, впрочем, весело:

— Блодьювидд, отрадно знать, что уж трапезу ты никогда не пропускаешь и озаряешь нас своим сиянием хотя бы ради моей скромной кухни! — глаза его смеялись.

Насторожилась, исподозревавшись. Ведь наверняка уже в голове покопался и всё понял, а вида не показывает.

Владыка лениво протянул:

— Понял, понял, — и, обращаясь уже к сыну: — Но каков наглец!

Леголас с сухостью согласился:

— Удивительный.

Я надеялась, что он меня как-то поддержит и скосилась, вспоминая, как он сам в незабываемый день Бельтайна проявил себя не только наглецом, но и непочтительным сыном, а тут поддакивает. В ужасе от того, что Трандуил эти мысли читает так, как будто я вслух говорю, перевела взгляд — глаза у него были синие, весёлые и злые.

Поняв, что говорить придётся здесь, тоже сухо сказала:

— Мне была подарена жизнь эру Лисефиэля. Он консорт, я хочу его навестить.

В ответ раздалось почти змеиное шипение:

— Про здоровье его и его лошади расспросить, да?

Удивившись — владыка, конечно, не стеснялся обычно в выражении чувств, но чтоб так мелочно… ну пять же тысяч лет, ну как? Кажется, дела были плохи, но и отступать было некуда. Стараясь, чтобы это не звучало вызовом, сказала:

— Он хорошо на моё здоровье действует. Вы и сами, владыка, радовались, что сохранили его на случай, если я приболею или заскучаю.

— Ты здорова и благополучно не вспоминала про него, пока он сам не высунулся, как червяк после дождя! — владыка, похоже, расходился, и мне стало страшно.

Потому, что я была не готова снова отстоять жизнь рыжика тем же способом. Не могла искренне угрожать самоубийством. Тогда — смогла. Вокруг были пропасти, я была полужива и не чаяла прожить долго. А сейчас нет. Такая эскапада казалась ужасно глупой. Даже если король убьёт рыжика, я не только не стану умирать, но и вусмерть с Трандуилом поссориться не смогу. То есть, никаких серьёзных аргументов у меня за душой нет, и всё пропало.

Сникла. Сил не было смотреть на все эти лица. Ещё и при свидетелях позорище… Но это ещё ничего, завтра, скорее всего, я и голову рыжика отдельно от тела увижу. Трандуил, может, и не вызовет, если тот притухнет, но я прекрасно понимала, пообщавшись с Лисефиэлем, что тот не притухнет.

Почему-то глупым позёрством казалось уйти в свою комнату, хотя больше всего хотелось именно этого. Может быть, напиться. Вино, залей моё горе… Но я не виновата, что так получилось, король сам мне рыжика подсунул, а теперь он есть! Скоро, наверное, не будет… И тут весь ужас кончился. Король прервал молчание и сказал вполне спокойно:

— Что ж, это и хорошо. Этому я рад.

И, ещё помолчав:

— Думаю, я не стану его убивать, ставя в один ряд с Ирдалирионом, который всё время болит в тебе и помнится, как никто.

Шагнул, обнял:

— Всё, всё… верни мне свою радость и счастье, я не какое-то исчадие тьмы. Если ты хочешь навестить своего консорта, я не стану препятствовать. Действительно, я сам инициировал вашу связь, сам подарил тебе его жизнь… в тот раз. Но надеялся на его разум, а не стоило бы… в случае с тобой. Надеюсь, он и правда хорош для твоего здоровья…

Последние слова были странно раздумчивы, но меня попустило, хотя руки и ноги тряслись.

Думала, что кое-как отсижу ужин и очень мечтала о кровати, свернуться под одеялом и забыться.

Но, увидев Глоренлина напротив, вспомнила про адский его домишко. И про то, что Леголас спрашивать не советовал, тоже вспомнила. Притихла, но мысли-то он читал. И было видно, что всё понял. Но не сказал про это ровно ничего, только перстнями звякнул да ликом окаменел. Так и промолчал весь ужин. Сегодня шаман не был таким дерзким и злым, каким я привыкла его видеть, и в целом всё больше становился похож на обычного эльфа, как будто внутреннее пламя его угасало. Осознала, что далёк он стал от того ослепительного отморозка, с которым я познакомилась когда-то. Призадумалась.

* * *

Через три дня во время завтрака вспомнила, что сегодня вроде как договаривалась о встрече. Судорожно посчитала дни — да, вроде сегодня. Осенило, что не знаю, где живёт Лисефиэль и где он меня ждать будет, и лучше идти или ехать. Кисло размышляла, что наверняка придётся Пеллериен попросить проводить.

И тут над столом запорхал розовый лепесток, хаотично так. Скользнула по нему взглядом, но пренебрегла: с роз, обвивающих колонны и капители, вечно сыпались лепестки, но магия их от стола относила.

Но этот был какой-то магоустойчивый: полетав туда-сюда, приземлился как раз в мой кубок с питьём. Пока я думала о разном, королевская рука уже вытащила мокрый лепесток (перед этим притопив) и шлёпнула передо мной:

— Тебе послание, valie.

Не очень довольная неловкостью, смотрела на мокрющее послание и думала, что ж было не прислать его раньше или позже.

— А чтобы я увидел.

— Зачем? — мне было неловко.

— Думает, ты пообещала и забыла. А раз ты не помнишь, так и я мог не узнать. А тут с гарантией — и ты вспомнишь, и я увижу.

Поёжилась, думая, что, похоже, меня числят слабоумной.

— Нет, но ты живое пламя, которое может сегодня рисковать собой ради случайного простого эльфа, через год спросить о здоровье его лошади прежде, чем поинтересоваться моим, а потом благополучно не вспоминать вовсе. Эру Лисефиэль много общался с человеческими женщинами… и мужчинами, — в голосе владыки проскользнула гаденькая интонация, — он как никто понимает, что память человеческая коротка.

— Но это было три дня назад!

Красивая рука в узорном рукаве снисходительно взмахнула:

— Три дня, год — это всё очень короткие отрезки времени.

Ну конечно. Для вас, для высокородных…

Уже решительнее взяла мокрый лепесток, отряхнула немножко. Близоруко уставилась, и на плоти цветка вспыхнула староэльфийская вязь: «Моя светлая королева, моя невеста, я буду ждать тебя у Громового вяза в час заката». Вроде всё поняла и вздохнула от