Люди и учреждения Петровской эпохи. Сборник статей, приуроченный к 350-летнему юбилею со дня рождения Петра I - Дмитрий Олегович Серов

числа «природных русских»[370].

Спустя шесть лет путь П. В. Посникова повторил сын посольского дьяка И. М. Волкова Григорий Волков. В ответ на обращение Волкова-старшего он по распоряжению Посольского приказа от 1 октября 1698 г. был послан для того же «дохтурского учения» в тот же Падуанский университет[371].

Старшие Посников и Волков были ветеранами приказной службы (они начинали подьячими в конце 1650‐х — начале 1660‐х гг.)[372], то есть людьми, сформировавшимися в допетровскую эпоху, и то, что даже они понимали всю важность заграничного образования, многое говорит о духе времени.

За сыновей просили не только могущественные дьяки. В 1698 г., когда Петр вместе с Великим посольством находился в Европе, к нему обратился подьячий М. Р. Ларионов[373] с просьбой оставить за границей для изучения языков сына Петра (тот в составе Великого посольства находился при отце). Высочайшее соизволение было получено. Пробыв некоторое время в Амстердаме, Петр Ларионов обосновался в Берлине, где занялся изучением немецкого и латинского языков. Вернулся в Россию он в 1702 г. Через год Петр Михайлович пожелал повторно выехать за рубеж для углубления познаний в немецком и латинском языках и для овладения французским — соответствующее распоряжение Посольского приказа было выпущено 31 января 1703 г.[374]

Потомственный приказной (вероятнее всего, сын подьячего Суздальской приказной избы В. Б. Курбатова), Петр Курбатов[375] в период службы в посольстве в Голландии помимо исполнения штатных канцелярских обязанностей взялся по собственной воле осваивать немецкий язык. В 1704 г. 31-летний подьячий был определен состоять при Александре и Иване Головкиных, сыновьях будущего канцлера Г. И. Головкина, направленных за рубеж «для свободных наук». Не желая ограничиваться ролью сопровождающего, П. В. Курбатов попросил дать ему возможность углубить знания немецкого[376]. Просьба рассматривалась лично царем, который распорядился выдать подьячему на проезд, проживание и на первый год обучения 200 золотых[377].

В период нахождения в посольстве не ограничивался выполнением одних служебных обязанностей и подьячий М. П. Аврамов. Сын священника, начавший службу в Посольском приказе в 1691 г., он трудился в посольстве в Голландии с мая 1699 по июнь 1702 г.[378], одновременно с Курбатовым. Только в отличие от последнего Михаил Петрович осваивал за границей не иностранные языки, а «живописную академическую науку»[379]. В июне 1706 г. он подал челобитную с просьбой «ради дополнения той науки» повторно направить его в Голландию и получил по распоряжению Петра I на проезд, обучение и первый год проживания 250 рублей[380].

Следует отметить, что щедрость царя в случаях Курбатова и Аврамова скорее исключение, чем правило. Высоко ценивший образование и благосклонно относившийся к поездкам за рубеж российских «студентов», Петр I, однако, предпочитал минимизировать расходы казны на эти цели, тем более что учеба за границей в те времена была куда более финансово затратным предприятием, нежели сейчас. Так что «студенты», и те, что отправлялись за рубеж по собственной инициативе, и те, кого посылало правительство, проживали на чужбине преимущественно за собственный счет либо за счет состоятельных родственников.

Весьма скудное содержание получали в начале XVIII в. и штатные сотрудники дипломатических представительств. Те же Курбатов с Аврамовым в совместной челобитной от октября 1701 г. с полным основанием сетовали на то, что в Голландии «твоим великого государя жалованьем питались с великою нуждою, займуя денги из болшого росту. А женишка [жены] наши помирают на Москве голодом…»[381].

Судьбы выходцев из посольской среды, обучавшихся за рубежом в 1690–1700‐х гг., сложились по-разному. Вовсе невостребованными в качестве медиков оказались Посников и Волков, они до конца жизни трудились на дипломатическом поприще. Проучившийся в Европе почти 10 лет Ларионов никак не продвинулся по служебной лестнице, так и оставшись ординарным переводчиком.

А вот Курбатову с Аврамовым полученное за границей образование, видимо, помогло в карьерном росте. Произведенный в 1708 г. в дьяки Михаил Аврамов служил в Оружейной палате, затем стал первым директором им же основанной Санкт-Петербургской типографии, шесть лет возглавлял Оружейную канцелярию, в 1726 г. получил чин бригадира. Произведенный в 1708 г. — вторым в истории отечественной бюрократии — в чин секретаря, соответствовавший старому чину дьяка, Петр Курбатов занимал в дальнейшем высокие должности в дипломатическом ведомстве, дослужился до статского советника.

Достойным преемником Петра Курбатова оказался его единственный сын, тоже Петр. Начавший службу в качестве коллежского студента при российском посольстве в Берлине, Петр Петрович был в 1739 г. произведен в секретари Секретной экспедиции коллегии, а в декабре 1748 г. стал надворным советником[382]. В екатерининские времена младший Курбатов дослужился до действительного статского советника и получил известность как литературный переводчик, составив, в частности, пользовавшуюся большой популярностью компиляцию «Нрав кардинала Ришелье».

А вот правнук П. В. Курбатова Петр Александрович избрал иной вариант карьеры. Начав в марте 1798 г. службу сообразно семейной традиции в Коллегии иностранных дел, он не пошел по дипломатической линии, а определился в Московский архив ведомства. Прослужив там почти десятилетие (с трехгодичным перерывом на службу в посольстве в Баварии), Курбатов-правнук связал свою судьбу с Императорским Московским университетом. В 1814 г. он был избран его почетным членом и затем 10 лет руководил университетской типографией, а с сентября 1826 г. по ноябрь 1830‐го являлся директором состоявшего при университете Благородного пансиона[383].

В заключение отметим, что никто из выучившихся в конце XVII — начале XVIII в. за границей российских подданных, принадлежавших к среде посольских приказных, не обратился впоследствии ни к ученым, ни к литературным занятиям. Никто из них также не оставил после себя учеников. Однако совершенно очевидно, что эти люди внесли весомый вклад в формирование в России интеллектуальной среды европейского типа. Среды, без которой не могла бы сформироваться та русская культура, в пространстве которой мы находимся и поныне. Кто знает, достигла бы она тех высот, если бы давным-давно в далекой Гааге в свободное от дипломатических трудов время не корпел над немецкой грамматикой подьячий Петр Курбатов…

«ВЕЧЕРОМ ИЗ РУССКОГО ЛАГЕРЯ ПРИБЫЛ… МАЙОР»

Первые 34 года жизни Вилима Геннина[384]

1710 г. сентября в десятый день в городе Санкт-Петербурге царь и великий князь Петр Алексеевич, отвлекшись от иных дел, взялся диктовать послание светлейшему князю А. Д. Меншикову. Первыми строками в послании запечатлелись воодушевленные государевы слова: «Сего момента получили мы ведомость чрез маеора Генинга,