Пустой гроб - Пьер Сувестр

Вдобавок Жюв питал к хирургу глубокую признательность, ведь он с таким знанием дела взялся лечить Элен: в лечебницу ее доставили почти безнадежной, а теперь, если верить словам доктора, опасность ей не грозила.

— Чем же я могу быть вам полезен? — поинтересовался Жюв; в его устах эти слова отнюдь не были предложением из вежливости, банальной любезностью, он действительно всей душой рад был бы, будь то в его силах, услужить профессору.

Поль Дро собрался с духом и продолжил.

— Как я уже сказал, сударь, женитьба началась для меня с огромного унижения… А именно: до знакомства со мной у моей жены — моей будущей жены — был любовник, от которого она забеременела. Меня согласились взять в супруги при условии, что я взвалю на себя и отцовство, а положение мое было таково, что я не мог отказаться… Справедливости ради надобно признать, что раздумывал я недолго, да к тому же влюбился без памяти. Впрочем, чувство мое скоро прошло… Амели родила ребенка — мальчика — и назвала его Юбером. В наш маленький мирок вторгся третий, и этот третий напоминал о непоправимой ошибке прошлого, этот третий не давал мне забыть о трусливом моем поведении, коего я стыдился. Однако никакой враждебности к безвинному ребенку я не испытывал; он подрастал, и я проникся к нему искренним чувством, глубокой привязанностью. Вы, конечно, слышали о постигшем нас горе. Восемнадцать месяцев назад я попал в железнодорожную катастрофу, ребенок был со мной; меня выбросило на рельсы, часа два я провалялся без сознания, а когда пришел в себя, первая мысль моя была о Юбере. Малыш исчез. Он погиб, сударь, он был среди безымянных трупов, извлеченных из-под обломков поезда. Вообразите, как мне было больно, как я страдал, в каком я был отчаянии!..

А теперь вообразите, господин Жюв, во что превратилась после этого моя семейная жизнь… Я ожидал вспышки гнева, но ее не последовало. Поначалу жена впала в прострацию, она была глубоко подавлена, ее терзала боль, я понимал и щадил ее… Потом вдруг она стала проявлять ко мне неожиданную симпатию, что было для меня мучительно, почему — объясню позднее… А потом я стал замечать, что Амели ревнует меня, и вместе с тем видел, как в душе ее рождается необоримая ненависть к тому, кого она избрала в супруги.

Не раз осыпала она меня угрозами, делала странные, непонятные мне намеки, а однажды не выдержала и обвинила меня в исчезновении ее ребенка.

Она не называла меня убийцей, но это подразумевалось, а я не мог ни заставить ее четко сформулировать свои обвинения, ни сказать ей, что она не смеет считать меня виновным. Так продолжалось какое-то время, а потом, с неделю назад, она ни с того ни с сего заявила мне, что хочет развестись… Последовало бурное объяснение с глазу на глаз, она сказала, будто у меня есть любовница — сущий вздор! Тогда она недвусмысленно обвинила меня в тягчайшем из всех возможных преступлений… «Это вы, — крикнула она, — вы убили моего сына…»

Полагаю, господин Жюв, нет смысла объяснять вам, сколь мало трогает меня ее обвинение. И все же я вынужден с ним считаться, ибо, вновь перебрав в памяти обстоятельства исчезновения бедняжки Юбера, я пришел к выводу, что предположение, выдвинутое женой на следующий день после катастрофы, в чем-то не совсем безосновательно. В общем-то, Юбер действительно исчез при довольно загадочных обстоятельствах. Среди трупов мальчика не было, не было ничего, что помогло бы опознать его. Теперь мне и самому не ясно, действительно ли ребенок умер или, может, исчез и до сих пор жив и здоров…

Если первое предположение верно, тогда, гос Жюв, мне нечего сказать, ничего тут не поделаешь, но если ребенок жив, о! Тогда надо сделать все возможное и найти, отыскать его, вернуть матери. Господин Жюв, все это я поведал вам в надежде, что вы соблаговолите взять на себя сию деликатную миссию. Я дам вам приметы исчезнувшего ребенка, я приложу максимум усилий, чтобы навести на верный след самых пронырливых ваших ищеек. Все, что угодно, только не неизвестность; господин Жюв, могу ли я на вас рассчитывать?

— Вы можете на меня рассчитывать, — скромно ответил Жюв.

Странную историю, рассказанную профессором Дро, полицейский выслушал с неослабевающим вниманием.

— Если появится такая возможность, — спросил он, — будете ли вы расположены возобновить совместную жизнь с вашей супругой, требующей развода?

Хирург, не задумываясь, ответил:

— Весьма охотно, сударь. Правда, о чувствах, составляющих прелесть супружеских отношений, между мной и Амели не может быть и речи… Я не могу любить Амели; сердце, разум, все мои мысли — не с ней, господин Жюв, я целиком, на всю жизнь и до самой смерти, принадлежу кому-то другому, кто…

Поль Дро резко остановился — Жюв смотрел на него с нескрываемым удивлением.

Прежде спокойное лицо хирурга стало багровым, глаза заблестели, он дрожал от волнения.

Жюву не стоило большого труда догадаться, что лишь одно в целом мире тревожило и занимало хирурга — то была странная его любовь, неведомая страсть, которую он чуть было не выдал, но внезапно передумал и решил не посвящать в свои чувства даже Жюва.

Лицо хирурга вновь стало непроницаемым, заговорил он как обычно:

— Я рассчитываю на вас, господин Жюв… Ради всего святого, дознайтесь, жив ли ребенок моей жены, и если это так, верните нам его.

* * *

На следующий день, в такой же примерно час, Жюв неторопливо шагал по запруженным улицам; через четверть часа он был у моста Сен-Мишель; пройдя по нему легкой, неспешной походкой, он очутился на острове Сите и вскоре уже входил во Дворец правосудия.

В этом здании Жюв знал все ходы и выходы.

Пройдя узкими коридорами, которые он в шутку окрестил судебными кулисами, Жюв кратчайшим путем вышел к кабинету председателя четвертой палаты.

У кабинета он встретил Доминика, перебиравшего связки папок. Жюв вручил ему свою визитную карточку.

— Передайте господину председателю Перрону, что я к его услугам.

Взяв карточку Жюва, судебный исполнитель удалился. Жюв с улыбкой посмотрел ему вслед. «Что ни говори, — подумал он, — а существует все-таки бог сыщиков, и этот бог — случай. Мне как раз непременно надо было повидать судью, и я ломал голову, как к нему подступиться, чтобы не показаться нескромным — и вдруг он сам меня вызывает».

Накануне, вернувшись домой из лечебницы, Жюв обнаружил письмо, в котором председатель Себастьян Перрон приглашал его срочно зайти к нему по крайне важному делу.

Жюву и самому не терпелось повидать судью, который, как было ему известно, проводил примирение супругов Дро и не сумел убедить их отказаться от развода.

С той минуты, как Жюв по просьбе Поля Дро возложил на себя миссию весьма деликатного свойства, он жаждал разузнать побольше подробностей о личной жизни хирурга и его жены.

Он задумал получить доступ к папке с бракоразводными документами супругов Дро, в которой рассчитывал найти нужные ему сведения; в настоящий момент эта папка была у председателя четвертой палаты.

Правда, Жюв никак не мог изобрести какой-нибудь предлог, дабы заполучить злополучную папку.

Дело в том, что розыск ребенка Поля Дро он собирался вести не как инспектор сыскной полиции, а как частное лицо, почти по-дружески. Вот почему он так обрадовался, получив от судьи повестку, и поспешил к нему на прием.

Как только Жюв и судья остались наедине, Себастьян Перрон немедленно перешел к делу.

— Следуя правилам приличия, господин Жюв, — сказал он, — мне следовало бы пригласить вас не сюда, а к себе домой… Я ведь хочу поговорить с вами не как судья, а как лицо частное; то, что вы услышите, я попрошу вас держать в секрете.

Жюв молча поклонился и приготовился слушать Себастьяна Перрона, прикрывшись той же невозмутимой миной, которая так пригодилась ему накануне в разговоре с профессором.

— Я в полном вашем распоряжении, господин председатель, — заверил он.

Несколько минут Себастьян Перрон ходил взад-вперед по кабинету, затем, как вкопанный, остановился подле Жюва и, глядя ему в глаза, заявил следующее:

— Слушайте меня внимательно, сударь, я расскажу вам одну историю, которую по теперешним временам вы, быть может, сочтете романтичной, но поверьте: каждое слово в ней — сущая правда… Жил-был судья, он познакомился с юной провинциалкой и сделался ее любовником. Обстоятельства разлучили их на несколько недель, а когда они снова встретились, девушка, ждавшая от судьи ребенка, собиралась замуж за другого. Еще через несколько недель любовница судьи стала женой никому не известного тогда доктора, который вскоре станет знаменитым хирургом. В назначенный срок родился ребенок — сын; сударь; все считали его законным плодом супружеской любви. Судья молча страдал и изыскивал способы потихоньку наблюдать, как подрастает его сын, воспитываемый недостойной матерью и отцом, который, как полагал судья, ни о чем не догадывался.