Обманутое счастье (СИ) - Литовская Даша

– Но… Такие радикальные решения, – он наконец оторвал взгляд от окна и посмотрел на меня. Впервые за утро.

– Я хорошо все обдумал.

Отец еще раз прошелся взглядом по официальной бумаге, лежащей сейчас перед ним. На бумаге черным по белому значилось мое неоспоримое желание прекратить любую деятельность в Голдман.

Можно счесть решение опрометчивым. Я понимаю.

В реальности же все совсем по-другому.

Впервые за долгие годы я чувствую себя по-настоящему счастливым, возвращаясь домой. И впервые я действительно хочу туда возвращаться.

Слышать, как Варя топает маленькими ножками, спускаясь со второго этажа и несясь мне навстречу. Кстати, для таких маленьких ног, звук получается слишком громким. Примерно, как у слоненка. Всегда удивлялся, как у нее это выходит.

А потом краем глаза заметить, как следом спускается Лиза. Она любит стоять, обняв себя, и с улыбкой наблюдать, как мы с Варей здороваемся, нежничая слегка.

Потом, конечно, я и ее обнимаю. Варя все время морщится, и говорит, что никогда не будет мальчиков целовать. Естественно, я этому рад. Смутные сомнения терзают, что со временем дочь свои приоритеты изменит. Но я эти сомнения пока отгоняю.

За неделю, с тех пор, как Варю выписали из больницы, я так привык видеть дома моих девочек, что кажется, будто так было всю жизнь.

– Я думал, что готовлю преемника, – отец вырывает меня из сентиментальных мыслей. – А что оказалось?

– А оказалось, что твой сын в конечном итоге сделал правильный выбор. И решил пойти своей дорогой. Пап.

Я видел как в нем борются два мнения. Как гениальный бизнесмен, он искал способы надавить, оставить в компании устоявшегося уже человека, на котором были завязаны многие из процессов.

Понимаю. И я бы так сделал на его месте.

Но, сегодня я пришел к нему, как к отцу. А не как к гениальному бизнесмену.

И как отец он меня должен понять.

Папа вздохнул. Отодвинул от себя заявление.

– Чем заняться планируешь?

– Своей семьей, – не отводя взгляд, четко ответил. Да, звучит, должно быть, не слишком амбициозно. Но сейчас для меня это самое главное.

Отец же вздернул бровь, давая понять, с каким скепсисом он все это слушает.

– Я понимаю, – сцепляет руки в замок перед собой, – Понимаю, сын. Ты влюбился. Эмоции. Чувства. Да. Я действительно понимаю. Но ведь эта девушка в любой момент может бросить тебя. Она ведь однажды уже так поступила? И что тогда? Снова останешься с разбитым сердцем? А ведь я помню тебя четыре года назад. Помню в каком состоянии ты приходил на работу. Помню, как больно было смотреть, как мой сын собирает себя по кускам. Может быть, ты забыл?

– Все было не так, пап, – отзываюсь спокойно, но на душе плещется штормовое предупреждение. Отец четко знает куда надавить. И видит слабости за версту. Он знает, как тот период был тяжел для меня. Как ударил по чувству собственного достоинства и самооценке в дальнейшем.

И, хоть сейчас все прояснилось. Но пережитые эмоции просто так из памяти не стереть.

– Неужели ты думаешь, что у твоей матери настолько развит дар убеждения? – хмыкает отец иронично. – Поверь, если женщина любит мужчину, никто на свете не способен заставить ее с ним расстаться.

Я отрицательно покачал головой. Шторм внутри разрастался.

– Ты просто не знаешь ее. Она думала, что так для меня будет лучше.

– Ну просто ангел воплоти, – язвит отец.

Мы молчим еще некоторое время, просто глядя друг другу в глаза.

А затем отцовская часть в этом мужчине перевешивает ту, где обитает гениальный бизнесмен.

Папа ставит на заявлении размашистый росчерк. Еще раз окидывает листок строим взглядом. Убирает его в ящик стола, и поднимается на ноги.

Я тоже встаю, совершенно неожиданно получая от папы порцию сентиментальных объятий.

На миг вхожу в ступор.

Такие проявления чувств в нашей семье просто не приняты. Для матери объятия скорее светская обязанность, чем истинное желание. А отец вообще всегда сдержан, строг и критичен.

Но сегодня, сейчас…

Отпускаю все мысли и тоже обнимаю его. Крепко. Показывая, как многое для меня его жест означает.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Папа по-дружески хлопает меня по спине, от чего я себя ощущаю юным мальчишкой. Сжимает предплечья. Заглядывает в глаза.

– Ты все понимаешь, – говорит, впервые за долгое время улыбаясь искренне и добродушно. – Я бы многое отдал, чтобы тебя переубедить. Но ты уже вырос. Своя голова на плечах.

Лишь сухо киваю, потому что момент становится совсем уж чувствительным. Того и гляди влагу в глазах придется промакивать.

– И еще, – добавил он через паузу. – Знаешь, я даже рад.

Я уставился на него в немом исступлении.

– Рад, потому что когда-то и передо мной этот выбор стоял. – Он обвел рукой кабинет. – Как видишь, я его сделал в пользу компании. Нет. Не жалею. Просто иногда… Иногда мысли в голове возникают… – он никак не мог слов подобрать.

Поэтому я просто кивнул, давая понять, что и без слов понимаю.

Отец нашел свое призвание. Без фирмы он был бы несчастен больше, чем без семьи.

Но я - не отец.

И мой путь далек от того, что был выбран когда-то родителями.

Тепло попрощавшись с ним, я сел за руль и отправился в лабораторию.

Еще час назад девушка - администратор сообщила мне, что результаты готовы.

Не сложно, наверное, догадаться что именно за результаты меня ожидают в самой дорогой лаборатории города, куда я обратился на днях.

Тест проводился полностью анонимно, без каких-либо данных, чтобы исключить любую ошибку.

И любой человеческий фактор.

~Глава 46~

Яр.

– Как тогда вы это объясните?! – я швырнул на стол женщине результаты ДНК теста.

Тридцать минут назад я собственными глазами увидел совпадение в 99.9%

А сейчас я уже сижу в кабинете глав врача больницы, где Лиза рожала.

И я точно знаю, что моя информация в корне отличается от той, что записана в ее личной карте.

Лиза мать Вари.

А я ее отец.

И в этом не осталось сомнений.

Та малышка, которая якобы умерла после родов, и есть наша Варя.

Варя, которую отдали в детдом. Которую лишили любви и заботы родителей. У которой украли два года жизни.

И за это кто-то поплатится.

Женщина берет в дрожащие руки листок. Поправляет очки. Затем одергивает ворот халата. А я в это время думаю, что такие «врачи» вообще к людям права подходить не имеют.

– Ярослав Львович… – лепечет она, – я ведь вам уже объяснила. Этого просто быть не может. Я сама принимала роды тогда… И эта девочка… Я уверена…

Я обхожу длинный узкий стол в ее кабинете. Останавливаюсь в метре от женщины.

Упираю руки в столешницу и нагибаюсь. Прищурившись, сверлю грозным взглядом.

– Татьяна Георгиевна, – она вжимает голову в плечи. – Если девочка умерла, то как она попала в приют спустя всего три дня после рождения? Каким чудным образом информация о родителях была полностью убрана из ее медицинской карты? И как же так получается, что эта «мертвая» девочка ждет сейчас меня дома? Живая и абсолютно здоровая?

Доктор явно впала в смятение из-за моей осведомленности.

А ведь я сейчас сообщил ей лишь крупицу из всего, что мне на самом деле известно.

– Я-я… Я н-незнаю… – захрипела она, снова и снова вчитываясь в результаты ДНК теста, будто тот волшебным образом на ее глазах сейчас поменяется.

С грохотом выдвинул стул, и уселся. Перекинул одну ногу на другую. Совершенно спокойно посмотрел на нее.

Уверен, Татьяна Георгиевна сейчас молится всем богам, чтобы я поскорее ушел.

Но ее боги ей уже не помогут.

– Вы ведь хорошо знали ее мать, да? – я прищурился, а лицо женщины по цвету стало напоминать меловое полотно. – Мать Лизы. Вы были ее близкой подругой. Я ничего не путаю?

Заерзала на стуле, нервно втягивая кислород раздувшимися ноздрями.