Террор на пороге - Татьяна Алексина

— Ты предал меня.

— Я знаю. Тем, что…

— Нет, не этим, — перебила она.

— А чем же?

— Тем, что ты меня спас.

Быть может, впервые она решилась на печальный упрек.

От автора. Сюжет этот почти документален… Его много лет назад поведал в кругу писателей врач-психиатр, не назвав, естественно, подлинных имен и фамилий. Может, кто-то об этом уже написал… А я на расстоянии десятилетий заново расслышал психиатра и постарался воссоздать ту историю по-своему.

Январь 2004 года

Татьяна Алексина

СТРОКИ ПРОЩАНИЙ… СЕМЬИ И СУДЬБЫ

Воспоминания

Времена не выбирают —В них живут и умирают…

Александр Кушнер

Уходит из жизни мое поколение, родившееся в конце двадцатых или начале тридцатых годов — уже! — прошлого века. А вместе с нами уходит порою и память о дорогих людях, об их неповторимых судьбах и семейных преданиях.

Все мы, «унесенные ветром» из страны, где родились, где остались могилы близких, с горечью осознаем: дети наши, утверждаясь на новых землях (что, естественно, им не в упрек!), иногда сами отторгают себя от российской культуры, перестают читать книги на русском языке (нужно скорее познать новый), а уж внукам вовсе не хочется хоть в чем-то быть непохожими на окружающую молодость. Порой вообще не возникает интереса к стране исхода, ее истории, не говоря уж о таких «подробностях», как пути-дороги их предков…

Вот я, абсолютно не лретендуя на художественность, и решила записать самое сокровенное из того, что давно, постепенно, годами зрело в моей душе, теребило совесть, побуждало память «заговорить», многое вспомнить, чтобы когда-нибудь мои дети и внуки, почувствовав все же зов предков, смогли опереться на мои скудные, но до боли в сердце не потускневшие «картинки с выставки» исчезнувших жизней.

А еще подумала, что, может, рассказ о страданиях, бедах, но и счастливых мгновениях близких мне людей, и тех, кого знала, и тех, о ком мне поведали, — это в какой-то, пусть малой, степени история страны, на земле которой они рождались, жили и погибали… А вдруг эти воспоминания будут интересны не только нашей семье в разных ее поколениях?

Кому-то покажется, что все это лишь перечень фактов. Но в данном случае факты не только, как говорится, «вещь упрямая», но к тому же и страшная, а стало быть, вдвойне заслуживающая воссоздания.

Мои детство и юность совпали с трагическим периодом российской действительности — страной правил Сталин. Мама и бабушка, боясь навредить «комсомольской судьбе» дочери и внучки, многого о себе не рассказывали. Но, повзрослев окончательно — не столько в возрастном смысле, сколько в нравственном, — я принялась настойчиво собирать по крохам то, что сохранилось в памяти друзей нашего дома, еще не покинувших сей суетный и такой сложный мир, в уцелевших неведомо как письмах, горестных документах тех времен… Да и моя собственная память воспроизвела важные вехи историй двух петербургских семей, продолжением которых я стала на этом свете.

«Все счастливые семьи похожи одна на другую, каждая несчастливая семья несчастлив по-своему…» Цитирую толстовские строки, а сама думаю, что счастливыми эти две семьи были недолго, и, да простит меня классик, счастье их было друг на друга совсем непохожим. Несчастны же они были, действительно, «по-своему». Хоть причины трагических бедствий, а то и гибели многих из них, оказались одними и теми же: предреволюционные смуты и бедствия России, военная катастрофа, революция и, наконец, созданный ею диктаторский, беспощадный строй. Однако, как ни странно, в горе своем эти, столь разные, семьи, в конце концов, соединились. Жизнь, случается, соединяет и несоединимое…

Конец девятнадцатого века — начало двадцатого… В Санкт-Петербурге живет семья еврейского раввина Самуила Фейнберга, перебравшаяся из Литвы: его сын (мой будущий дедушка) Борис с красавицей женой Дорой Соломоновной (в девичестве Левиной) — моей будущей бабушкой — и их восемь детей: четыре сына и четыре дочери. Работал глава семьи в Русско-французском банке. Отец мой — Евсей Борисович Фейнберг — был седьмым ребенком (родился 28 февраля 1905 года) у совсем еще молодой матери, расставшейся с земным существованием в страшных мучениях, которые обычно приносят онкологические заболевания. Еще не пожилым человеком ушел из жизни и мой дед. На могильном камне на еврейском кладбище написано: «Незабвенному мужу и отцу, Борису Семеновичу Фейнбергу, 51 году от роду. 13 марта 1910 года». Напротив могила его жены с немногословной надписью: «Дора Соломоновна Фейнберг, урожденная Левин». Совсем недавно узнала, что она умерла в 1920 году. Но об этом несколько позднее.

Продолжающиеся в России с начала XX века жестокие еврейские погромы, разбушевавшаяся стихия революции семнадцатого года заставили осиротевшую, но по-прежнему богатую семью Фейнбергов покинуть Петроград: сыновья Бориса и Доры переехали в Германию и поселились в Берлине, а дочери — кто-то в буржуазную Литву, в Каунас, а кто-то в Польшу. Всматриваясь в фотографии, которые, к счастью и удивлению, у меня сохранились, понимаю: то были красивые, незаурядные личности. Из разных источников узнала имена и, увы, очень немногое об их дальнейших судьбах. Забегая вперед, скажу: десятилетиями мучилась я мыслью: не настигла ли их там, в Германии, жуткая судьба европейского еврейства? Но, слава Господу, они, мои дяди, догадались покинуть Берлин в 1926 году, иммигрировав на этот раз во Францию. И пережили, уж неведомо как, немецкую оккупацию. Как сложилась судьба моих тетей — я так до сих пор и не знаю! Благодаря Интернету (более чем через полвека!) я разыскала свою двоюродную внучку Анну, которая не намного старше моей родной внучки Анисии-Ани. Совпали все имена наших родственников: моего дедушки — Борис, бабушки — Дора, папиных братьев — Александр, Семен и Григорий, сестер — Раиса, Ревекка, Фанни и Вера. А имена внучек странным образом оказались Аннами! Жива еще и моя кузина, названная в честь бабушки — Дорой.

Но вернусь к своему папе — Евсею. Судя по тому, что он за свою короткую, тридцатитрехлетнюю, жизнь успел свершить, да и по рассказам мамы, друзей, Евсей Фейнберг был необычайно способным, умным, деятельным, обаятельным человеком. К тому же идеалистом, романтиком, коими оказались в те годы многие молодые люди, увлеченные мнимо высокими идеалами всемирной революции. Уже в двадцать лет Евсей окончил политехнический институт по специальности инженера-строителя железнодорожных мостов во Фридберге (Германия). До войны, я помню, у мамы хранилась его дипломная работа, напечатанная, естественно, на немецком языке. А в конце стояла рукописная оценка: «зер гуд». В студенческие годы, находясь под романтическим влиянием революции в России, он вступил в 1924 году (13 сентября) в коммунистическую партию Германии. Богатая, глубоко религиозная еврейская семья наотрез отказалась от молодого парня, лишив его всякой материальной поддержки. Он бедствовал, почти голодал, зарабатывая гроши на подсобных и случайных работах. (Но ему же было всего 16 лет, когда он поступил в институт, переехал в другой город чужой страны!) И естественным решением для Евсея стало возвращение в «новую Россию» с целью помочь своими знаниями и талантом строительству социализма в первой на планете пролетарской стране. Видимо, он добрался туда морским путем в 1926 году, так как вскоре начал работать в Мурманске. А 7 июля 1927 года стал членом ВКП(б), оставаясь при этом до 16 сентября 1926 года в компартии Германии… Эти даты дали мне возможность судить о точном времени его переезда в СССР.

Теперь самое время рассказать о другой семье, жившей в то же время, что и семья Фейнбергов, в Петербурге, в трехэтажном особняке под номером 55 на Екатерингофском проспекте (впоследствии его переименовали в проспект Римского-Корсакова), — о семье моего прадеда Георгия Ивановича Елчанинова, потомственного дворянина, предки которого пришли из Польши служить великому князю Московскому Василию Темному (1415–1462).

В знаменитой многотомной Энциклопедии Брокгауза и Эфрона написано: «Елчаниновы — русский дворянский род», а затем перечисляются известные в свое время имена генералов, полковников, полковых воевод, писателей, иконописца и даже киевского губернатора Якова Васильевича Елчанинова (1780). Дворянство было служивое. Георгий Иванович Елчанинов был одно время инспектором юнкерских училищ Симбирской губернии. Пост инспектора гражданских училищ в те же годы и там же занимал Илья Николаевич Ульянов — отец Владимира Ленина. Не исключаю, что они были знакомы семьями…

Дед мой по маминой линии — Георгий Георгиевич Елчанинов — полковник артиллерии, кавалер Георгиевских крестов всех степеней, прошедший русско-японскую, русско-корейскую, Первую мировую войны, был, как написано в Военной энциклопедии, также и военным писателем-беллетристом (псевдоним: Егор Егоров). «Особую популярность в нашей армии Е. Егорову доставили два сборника его рассказов: «Военные рассказы» (СПб, 1910) и «Очерки военной жизни» (СПб, 1912)… Книги Е. Егорова, проникнутые «смехом сквозь слезы», вызвали одобрительные отзывы в общественной и военной прессе». К сожалению, опять забегая вперед, скажу, что ни этих, ни других книг своего деда, ни писем к нему А. П. Чехова, М. Горького и других почитаемых мастеров слова мне не довелось увидеть и прочитать, так как при его аресте в 1931 году все было отобрано и конфисковано. Но до этого страшного времени им прожита была довольно длинная, отданная верному служению стране и своей семье жизнь.