Война нервов - Михаил Нестеров

– Правда? Почему?

– Потому что он родом из Сомали, и его реакция на победы экстремистов неоднозначна. Может быть, он надеется на то, что экстремистам удастся покончить с анархией и установить законность в стране. А его заместитель, к примеру, опасается законов шариата и установления исламского государства по образцу правления талибов в Афганистане.

– К черту Афган. Надоел. О нас поговорим. Значит, мы будем действовать совместно с сомалийскими кланами?

– Возможно, и с подразделениями эфиопской армии. Недавно около трехсот человек пересекли границу Сомали в юго-западной части, завязали бой с экстремистами Ахмеда. Нас, американцев, снова обвинили в поддержке интервенции, оказании помощи Эфиопии в захвате регионов. Так что, не исключаю, вас перебросят в приграничные города.

– Все это интересно. – Кок придал лицу глубокомысленное выражение. – Когда здесь не воюют, чем занимаются?

– В Сомали есть все: бананы, сахар, ладан.

– Ладан?

– Ага.

– В смысле бен Ладен? Вот это заманчиво.

– Ну что, будем оформляться? – спросил Хадсон устало.

– Да, время – деньги.

– Боевой опыт есть?

– Шесть спецопераций в Колумбии, Таиланде, Египте, Кувейте. Причем одним составом. Троих парней потеряли, пополнились одним. Не скажу, что сильно поиздержались, просто, как говорят у нас, «привыкли руки к топорам». И еще, Бо, – Николай, понизив голос, приступил к домашней заготовке, – ты можешь облегчить жизнь себе и нам. Мы не хотим, чтобы наши имена фигурировали даже в твоей конторе. Например, в Таиланде я работал под именем Оля-Коля, а моим напарником был таец-трансвестит по кличке Бой.

На взгляд Хадсона, этот парень чуть-чуть не дотягивал до идиота, а сам Хадсон чуть не доносил палец до виска, чтобы покрутить им. Все шесть спецопераций отпечатались на лице клиента. Конечно, Хадсон видел и не таких, и ему было все равно, как быстро сгинет этот спец в унитазе африканской истории. Впрочем, он собирался сегодня же выяснить подлинные имена наемников, обратившись лично к директору столичного аэропорта.

– Конечно, – сказал он, – ты можешь назвать любое имя.

С этого момента Кок вникал в каждое слово, в каждый жест Бо Хадсона. Он сопоставлял данные, полученные Школьником из штаб-квартиры ГРУ, с наглядным материалом. Пока эти две величины, взятые им для сравнения, ни в чем не разнились.

Он на себе испытывал заключительную фазу вербовки наемников в конторе «Бо Хадсон». Он слушал ее владельца, но кивал в ответ агенту ЦРУ.

– Вас перебросят самолетом в Кисмайо.

«За последние полтора месяца наблюдений порядок переброски легионеров из Кении в Сомали не изменился. Самолет частной авиакомпании „Банил Сан“ вылетает с военного аэродрома и садится на аэродроме в сомалийском Кисмайо, что в четырехстах километрах от Найроби».

– В Кисмайо вы пройдете своеобразный карантин. Вас поместят в медицинский бокс…

«При аэродроме функционирует медицинский центр со стационаром на десять коек. Вновь прибывшие легионеры проходят медобследование, сдают анализы, делают профилактические и лечебные прививки против малярии, аллергических реакций, укусов насекомых. Наблюдаются легионеры у медиков в течение трех дней».

– Через три, максимум четыре дня за вами прилетит на вертолете группа сопровождения…

«Группа сопровождения прибывает на базу на американском вертолете UH-1E „Ирокез“. Принимает на борт группу легионеров (не больше пяти человек) и берет курс на одну из баз, имеющих оперативное подчинение ЦРУ. „Ирокез“ оснащен двумя пулеметами „М60“ и подвесками с двумя пакетами неуправляемых ракет. Снаряжение сопровождающих – полная боевая выкладка, на случай экстренной высадки при повреждении вертолета: технические поломки, обстрел и так далее».

Для Кока эти подробные выкладки военной разведки сжались до одной фразы: «Военные в Сомали без оружия не ходят даже в туалет».

О количестве сопровождающих Хадсон ничего не сказал. Впрочем, в этом нужды не было. Кок хорошо знал эту модификацию «Ирокеза», разработанного по заказу командования Корпуса морской пехоты. Он вмещал до десяти (обычно восемь) солдат или трое носилок, двух сидячих раненых и одного сопровождающего. Значит, максимальное количество сопровождающих – пять. Что подтверждалось ссылкой на максимальное число перебрасываемых на базы легионеров: тоже пять.

3Сомали

Петр Юсупов вскочил на кровати. Его мелко трясло, и он долго не мог прийти в себя…

Ему снова приснился заброшенный дом на окраине Барселоны. Он добирается до него на такси, щедро расплачивается с водителем. Долго стоит перед дорожным знаком, обозначающим населенный пункт: МОНИСТРАЛЬ. Ему кажется, он приезжает сюда не в первый раз. Чтобы проверить себя и снова окунуться в зябкие воды дежавю, он мысленно рисует дом во всех подробностях, а когда спускается к нему с холма, вздрагивает и бессильно закрывает глаза: так и есть…

Однако он не останавливается на достигнутом. Он видит запертую комнату: одинокая кровать, заколоченные окна, грязный пол. Еще не разглядев человеческого тела на кровати, он, приобретая возможность вселяться в чужой разум и душу, проникает в лежащего человека.

Странно, но он пытается представить то же самое, только в обратном порядке: запертую комнату, заколоченные окна, улицу. Где он, в другом городе или рядом с Барселоной? А может, в другой стране?

Он пытается принять боль Дианы и, корчась вместо нее на кровати, каждую минуту ждет человека, который снова сделает укол, и он головой вперед упадет в бред своих видений. Увидит самого дьявола и его помощников. Увидит полчища мух, содрогнется от зловония. Увидит себя с разбитыми ногами в каком-то сером здании, освещенном потрескивающими факелами, одетым в рубище. Перед ним метнутся тени. Он выстрелит в них, и они развеются черными перьями. Хлопнут двери, и он, не в силах сопротивляться, жалко скуля, побредет к погребальной нише. Займет в ней место и сложит на груди руки. Пора умирать. Со словами: «Я есть, что я есть».

Пора.

Кто-то берет его руку, перетягивает жгутом, колет иглой, впрыскивает яд. Он открывает глаза и видит слепого епископа со шприцем в одной руке и раскаленным тавром в другой. Использованный шприц летит в сторону, оружие для выжигания клейма приближается к его телу, прожигает его, оставляя страшный неизгладимый след: «НЕВЕРНЫЙ ХРАНИТЕЛЬ». Епископ удаляется… И вот тут сон плавно и незаметно перетекает в реальность…

Неверный хранитель тайны. С престола на Юсупова шипят голоса, орден прикипает к груди и жжет плоть.

Порочный круг. Один человек сумел связать в неразрывный круг разных, но в одном – одинаковых людей.

Петр встает с кровати, берет со стола сигарету, прикуривает и глубоко затягивается. Выпускает дым, стоя у окна. Его встречает рассвет, солнце, рассыпавшее по песку золотые лучи…

Реальность воплощается в единичный предмет и становится до черствости сухой.

Открыть тайну золотых слитков – означало лишиться их. Ведь претенденты на золото, конфискованное нацистами у евреев и переправленное из Швейцарии в посольство Германии в Мадриде, будут исчисляться десятками… Слепой епископ был привязан к своему сокровищу и точно знал, на что обрекает своего воинствующего духовника, его близких, верхушку ордена… Ему не хватило мгновений, чтобы умереть с улыбкой…

Он, самый почитаемый священник после основателя «Опус Деи», опорочил орден и тем самым породил еще одну тайну. Чтобы скрыть ее, персональная прелатура Ватикана, переспавшая со своим епископом, будет охотиться за носителями тайны, пока не уничтожит всех.

Ловушка. Петру Юсупову уготовили ловушку. Он был бы счастлив попасть в нее, но не мог.

Полковник опустился на жесткую койку. Бросил окурок под ноги.

За неполные три года, что он провел в этой африканской тюрьме, он оброс. Огромная борода, огромные глаза под черными бровями, тело чуть прикрывают жалкие лохмотья. Но он также имел много привилегий: часовая прогулка и три сигареты в день.

4Найроби

Вечером в дешевой гостинице парни накрыли стол: коньяк, фрукты, жареная индейка. В этой стране, доходы которой от иностранного туризма вплотную подобрались к половине миллиарда, они в полувоенной форме виделись именно туристами. Казалось, на улице их поджидает джип, а впереди – незабываемое сафари.

– Чувствовал себя не в своей тарелке, – делился Николай впечатлениями о Бо Хадсоне. – Не пришлось пудрить клиенту мозги. Говорил правду, что мне несвойственно.

Кок чаще всего обращался к новому члену группы, которого три месяца назад принял в штыки. Его кандидатуру рекомендовал адмирал Школьник: «Такой человек, как Костя Романов, вам необходим. Я вижу его необходимость со стороны, тогда как вы не можете разглядеть это изнутри своей команды». На что оскорбленный в своих чувствах Николай ответил обоим: «Да мне наплевать, Романов он или Чемоданов! На его заслуги, если таковые есть. Мы – не регулярная армия. Нефига ляпать указы об увольнении и призыве. Никто к нам по щучьему велению не приходил. Даже Саня Абрамов, который к нам шкурный интерес имел, ко двору пришелся. Не подталкивайте меня к крайностям. Я не хочу, чтобы мои товарищи видели, как Николай Петрович Кокарев посылает Виктора Николаевича Школьника на хрен!» С Костей он пообщался в том же духе: «Змеей хотел пролезть в нашу команду?.. Мы не лучше и не хуже остальных. Мы такие, какие есть. У нас свой мир. С остальным миром мы просто соседствуем. Даю тебе двадцать четыре минуты, брат. Не съедешь из моего отеля, тебя отсюда увезут вперед ногами». Оказалось, заслуги у Кости были сродни прежней деятельности членов агентурной группы Джеба: Романов по кличке Румын находился в розыске за убийство четырех человек. Школьник ответил потом на вопрос Кока («Кого он замочил?»): «Изуверов. И если бы я, контр-адмирал, начальник разведуправления флота, человек, воспитавший и выдавший замуж дочь, оказался на его месте, то, ей-богу, поступил бы, как он».