Война нервов - Михаил Нестеров

Потайной отсек был узким. По ширине паспорта. Единственной вещи, хранившейся в ящичке.

Это был дипломатический паспорт. На имя…

Габриель бережно открыл документ. Он смотрел на имя, выведенное в паспорте каллиграфическим почерком, но видел вязь на булавке и запонках: КфФ.

Паспорт был выдан в 1940 году Карлу фон Фрикке.

А вот и его фото. Со снимка на Габриеля смотрел молодой человек с правильными чертами. И каждая черта говорила о его благородном происхождении. Ариец – в терминологии расизма – есть представитель «высшего расового типа» белых людей. Иные термины, если бы и пришли в голову Габриеля, разбились бы о лицо этого человека.

Кто он? Почему Рейтер сохранил этот документ? Хранил как память?

У Габриеля мурашки по спине побежали, когда он вспомнил свои выкладки:

«У Рейтера осталась память, и она рождала отчетливые представления о свете».

Паспорт. Как память.

Рейтеру было восемьдесят пять. И если бы его лицо не было обезображено страшными ожогами, то как установить черты сходства или различия? Порой всего десяток лет искажают человека до неузнаваемости. Лишние полста килограммов веса, и ты совсем другой человек.

Габриель не знал настоящего облика епископа, но твердо верил: он узнает его, едва взглянет на фото. По сути, искал в комнате слепого (для которого все черно) кошку. Нашел ли он ее?

Снова пристальный взгляд на фото Карла фон Фрикке.

Он?

Уничтожил свои снимки, чтобы его не опознали?

Если нет, то кто этот человек? Был ли он человеком с двойным дном?..

Как он мог водить за нос посольство Германии?

Впрочем, война была уже проиграна, в посольствах царила анархия, дипломаты ожидали повальных арестов. Один из них получил сильные ожоги, а для других – натурально обуглился. Его судьба уже никого не интересовала.

Габриель, занятый своими мыслями, убирал со стола, ставил на место ящики. С собой он забрал паспорт и фанерку, под которой шестьдесят лет хранилась чужая тайна.

Епископ Рейтер был похоронен в катакомбах мадридского монастыря. Отверстие гробницы заделали плитами, щели заполнили цементом. Согласно старому обычаю и завещанию Рейтера, его эпитафия была скромной: «Прозванному Всадником и положенному с миром. Жил восемьдесят пять лет».

Далее следовали четыре символа первых христиан: монограмма Христа, пальмовая ветвь, голубь с оливковой ветвью и якорь.

Габриель не мог дать ответа на вопрос, зачем он пришел к месту захоронения епископа. Ему казалось, в этом подземелье, наполненном телами усопших, должны пробуждаться тяжелые ощущения. Однако его душу охватило чувство покоя. Он не собирался скоро умирать, тем не менее надежда воскреснуть напомнила ему: смерть – это проходящий сон.

Он поклонился праху епископа и тихо прошептал слова благодарности.

И снова не смог бы ответить, за что говорит спасибо. Может быть, за то, что епископ круто развернул его жизнь, дал иную надежду: на воскресение в этой жизни. Изменить все, даже внешность, и есть воскресение.

Странно, думал он, епископа давно нет, а он будто водит его по улицам Мадрида, набережной Кадиса, задворкам Сантьяго… Знакомит его с людьми, от которых он еще несколько дней назад отмахнулся бы, как от дохлых тараканов. Показывает ему уютный дом в незнакомой стране. Дом стоит на утесе, укрыт среди прохладного леса. О скалистые берега бьются громадные волны. Вид из него добавляет вдохновения.

Рейтер выбирает Габриеля своим учеником, и ему уже никогда не свернуть с этого пути. Его наставник глух и слеп, но он говорит устами самого Габриеля:

«Помни: выбирая этот путь, ты должен получить одобрение своего наставника. Я твой наставник и обязан предупредить тебя, что великое покаяние идет рука об руку с грандиозными духовными крушениями, причина которых – ТЩЕСЛАВИЕ. Для того чтобы бороться с тщеславием, нужно лишь оставить его без пищи. И тогда тебе не придется в смешной наивности считать себя великим героем».

Габриелю нравится ритмика, мелодика этих слов, принадлежащих основателю ордена. И смысл прячется за этими построениями. Он мысленно просит Рейтера объяснить это проще. И получает ответ:

«Перед Богом ловчить бессмысленно».

– Magister dixit, – дважды повторил Габриель на латыни.

2Найроби, Кения

Офис конторы «Бо Хадсон» находился в пяти минутах пути от президентского дворца, похожего на помещичью усадьбу. Николай Кокарев, оглядев кабинет хозяина фирмы, отметил: он соответствовал зарубежному стандарту американской конторы в африканской стране. Теснота, вентилятор, заваленный бумагами стол, ноги на нем, громадная, с ночную вазу, кофейная чашка.

Бо Хадсона ни один вопрос не застал врасплох, он не знал выражений типа «не знаю», жестов вроде пожимания плечами. Он на правах гостеприимного, однако утомленного жарой и рутиной хозяина сказал несколько вступительных слов о стране, где жизнь и работа были неотделимы, что походило на существование.

Николай сидел напротив Хадсона. Представившись старшим в группе, он и вел переговоры. Он же от своего имени обменялся с Хадсоном факсами: россияне ознакомились с предложениями фирмы «Бо Хадсон», имеющей свою страничку в Интернете, и готовы вылететь в Найроби; фирма готова принять клиентов, покрыв расходы на перелет в столицу Кении по заключении контрактов.

– Здесь разговаривают на английском и суахили, – говорил вербовщик. – В Кении одна половина верующих – христиане, другая – колдуны. Исповедуют анимизм, поклоняются фетишам.

– Это понятно, – перебил Кок. – Здесь мы надолго не задержимся. Про Сомали расскажи. Там на чем говорят?

– На сомали, – усмехнулся Бо. – И арабском. Ситуация там следующая. В начале июня лидер «Союза исламских судов» Шариф Ахмед объявил о захвате столицы страны. Могу процитировать его: «Мы выиграли битву против врагов ислама. Могадишо перешел под контроль народа». Дальше сторонники Ахмеда овладели еще несколькими важными городами Африканского Рога.

Николай также мог процитировать адмирала Школьника, предоставившего на Бо Хадсона небольшое досье. Хадсон входил в резидентуру ЦРУ в столице Кении и работал под крышей «Альянса за восстановление мира и противодействия терроризму». Именно отсюда, из Найроби, американская разведка проявляла очень большую активность в Сомали.

– Заработки там приличные? – спросил Кок.

– От пяти тысяч долларов.

– На кого мы будем пахать?

– На себя. – Хадсон убрал ноги со стола и предложил клиенту выпить. Кок отказался, сославшись на жару. – В основном легионеры действуют совместно с сомалийскими кланами, – продолжал он, глотнув виски. – Легионеров мы называем мальчиками, сомалийцев – девочками. В Сомали девочек используют для борьбы с радикальными исламистами. Не всегда операции проходят гладко. На этой почве противники антитеррористической политики не перестают кричать о том, что борьба с терроризмом в Африке провалена. – Хадсон указал рукой на окно. – Моя фирма связана с американским посольством в Найроби. Там подобные операции вызывают рвоту. На меня не раз жаловались в госдепартамент, обвиняя в связях с ЦРУ, а ЦРУ – в грязных приемах.

– Нам все равно, откуда ты. – Николай демонстративно почесал под мышкой. – Есть ли у тебя стратегические виды на Сомали, а если есть, то не видно ли в них отрицательных последствий?

Хадсон хмыкнул. Он видел в этом двадцатипятилетнем парне, возраст которого читался на его лице, старателя. Он не был туп, как не был политически подкован, обходился вершками и в этом плане мог говорить часами и не испортить впечатления о себе. Остальные легионеры на Хадсона никакого впечатления не произвели. Они остались в коридоре, заняв мягкие офисные стулья. Хадсон вывел простую формулу: их поведение, настрой, даже умственные способности находятся в полной зависимости от их командира. Он даже не мог представить, что в эвакуационной операции русских диверсантов является ключевой фигурой.

Что касается Кока, то он впервые выступал в столь серьезной роли, где играл сам себя.

– Могу ответить на твой вопрос, – покивал Хадсон. – На втором этаже этого здания находится отделение аналитического центра «Ньюс Репорт». Его сотрудники занимаются изучением международных конфликтов и выполняют заказы различных организаций, включая Пентагон. Так вот, шеф кенийского отдела недавно сказал мне: «Я не думаю, чтобы в этом мире было еще возможно добиться своего просто путем денежных выплат и поставок оружия».

– К чему он это сказал? – проявил любознательность Кок.

– К тому, что для США невыгодно становиться на чью-либо сторону в районе Африканского Рога. Там очень сложная, как нигде в мире, ситуация и вмешательство слишком непредсказуемо. Я его понимаю.

– Правда? Почему?

– Потому что он родом из Сомали, и его реакция на победы экстремистов неоднозначна. Может быть, он надеется на то, что экстремистам удастся покончить с анархией и установить законность в стране. А его заместитель, к примеру, опасается законов шариата и установления исламского государства по образцу правления талибов в Афганистане.