Беззаветные охотники - Greko

повозки с шампанским и портером.

— Ерунда! — отмахнулся Граббе. — Выступаем немедля. Передайте войскам: теперь Шамиль, главный возмутитель горцев, ожидает от нас урока. Который не замедлится!

Граббе не знал Кавказской войны, не видел то, что видел Пулло. Шамиль — это не прежние горские вожди, которых хватало лишь на сбор разномастных толп для нападения на крепости. Шамиль — стратег. Он готовился к кампании 39-го года с непривычным для старых «кавказцев» размахом. Укреплял свои аулы, создавая с помощью беглых поляков целую систему обороны, перестраивал Ахульго, запасал порох и продовольствие, разрушал дороги. И маневрировал, рассчитывая задерживать русских на каждом шагу. Чтобы исключить нападение из Темир-Хан-Шуры, он пришел в Салатавию, словно позвал к себе Граббе: вот он я — приходи и сразимся. И если генерал заглотит крючок, у него в будущем не останется иного выхода, кроме похода через горы. Иначе не успеет за лето добраться до конечной цели похода — до Ахульго.

Пулло не знал, что замысел Шамиля был еще масштабнее. Он действительно заманивал русских к вершине Суук-Булак. Если их не удастся остановить на Хубарских высотах и они спустятся в Гумбет, в их тылу восстанут чеченцы и чиркеевцы. Перережут снабжение, и русские сдохнут от голода. И тогда все горы до кумыкской равнины достанутся имаму.

Его план частично разрушил Граббе своим походом в Чечню. Ташев-ходжи со своими уцелевшими людьми добрался до лагеря имама. Ругался, что ему не пришли на помощь.

— На войне так бывает, — объяснил ему Шамиль. — Это как в шахматах. Ты делаешь ход, противник отвечает. И, увы, не так, как ты рассчитываешь. Борьба только началась. Теперь ход за нами.

Имам и Ташев-ходжи встретились в селении Бурунтай. За ним лежал не слишком сложный, открытый всем ветрам подъем к Суук-Булаку, отделенный от аула глубоким ущельем Теренгул. Горцы считали свою позицию неприступной. И рассчитывали сковать Чеченский отряд угрозой флангового удара.

Русские выступили из Внезапной двумя колоннами. Обоз, состоявший большей частью из арб с провиантом и боеприпасами, отправили кружным путем через Миатлы к аулу Инчхе. Основные силы пошли туда же уже известной куринцам и кабардинцам по прошлогоднему походу дорогой через лесистый хребет. В Инчхе соединились с обозом и подошедшими туда же из Темир-Хан-Шуры апшеронцами. Теперь в отряде было почти восемь тысяч в строю[1].

23-го мая в шесть часов утра Чеченский отряд выступил по круто взбиравшейся вверх дороге к селению Хубары. Прошли шесть верст. Лагерь устроили при ауле, выставив часовых на плоских крышах. Оркестр Апшеронского полка услаждал слух офицеров на привале.

Утром двинулись дальше через густой туман. Казачьи передовые разъезды завязали перестрелку со скрытым непроницаемой пеленой неприятелем. Заняли высоты. Туман отступил. Всем открылась дивная и грозная картина.

С Хубарской возвышенности, ограниченной с двух сторон глубокими ущельями, легко можно было рассмотреть красоты Кавказа — его сверкающие вершины, мрачные голые скалы, ярко-зеленые непроходимые леса и ленты стремительных рек. Справа, за «Терингульским оврагом», толпы пеших и конных горцев с многочисленными белыми значками строились на возвышенности перед аулом Бурунтай числом не менее четырех тысяч человек. Немало их скрывалось и в «овраге», откуда раздавались частые выстрелы. Все войско распевало священные стихи из Корана и, казалось, было полно решимости не пустить русских на правую сторону ущелья.

Поручик Милютин, нахлестывая коня, помчался к Граббе доложить о неприятеле. Молодой офицер получил в Чечне пулю в руку, рана заживала паршиво, но он добился разрешения сопровождать отряд и далее.

Граббе долго не раздумывал.

— Разворачивайте отряд в боевой порядок. Мы немедленно атакуем!

Два батальона остались прикрывать вагенбург[2]. Остальные разделились на три колонны. По центру двигались кабардинцы Лабынцова. По бокам куринцы. Слева — отряд генерала Галафеева, справа — полковника Пулло.

Решительность натиска русских обескуражила горцев, засевших в балке. Они поспешно отступили. Следом за ними устремились егеря. Спуск и подъем по крутым, заросшим лесом склонам занял час. Лишь две тропинки петляли между деревьев и камней.

Чтобы прикрыть атакующие войска, вдоль обрыва в ущелье развернули единороги, засыпавшие горцев картечью, и стрелковую цепь, от которой было мало толку. Расстояние до противоположного края было слишком велико для солдатских ружей. Зато Васин штуцер пригодился. Он выцеливал прыгавших у самого гребня горцев и спокойно их отстреливал по одному.

Вскоре рядом с ним собралась группа «фазанов». Принялись наперебой подсказывать ему цели. Спорили на деньги, попадет Вася или нет. Восхищались удачным выстрелом.

— Откуда столь занимательное ружье? — осведомился поручик Хрущев из конно-гренадерского полка.

— Сие есть штуцер, мон шер ами! — снисходительно пояснил поручик Муратов из лейб-гренадеров.

Семеновец подпоручик Рылеев подтвердил.

— Не мешайте делать ставки, господа! — сердито прервал их штаб-ротмистр Евреинов лейб-гвардии Наследника Цесаревича гусарского полка.

Кабардинцы под барабанный бой и дружный крик «ура!» уже карабкались вверх, не обращая внимания на встречный огонь. Их прикрывали деревья. Они тащили на руках два горных орудия. Растерявшиеся горцы, не веря своим глазам, прекратили стрельбу. Им казалось, что происходит невозможное. Настолько крепка была их вера в неприступность позиции, что, когда она разрушилась, они позорно бежали к аулу, оставляя трупы павших. Наибы и мюриды Шамиля не смогли их остановить.

Под прикрытием орудий перебравшиеся через ущелье колонны двинулись на аул. Большое селение, почти городок на возвышенности, который не подготовили к обороне. Горцы пытались закрепиться в каменных саклях, но, испугавшись окружения, продолжали бежать. Штурм с налета вышел как по учебнику. Ворвались в селение на плечах отступающего противника и обнаружили, что атаковать некого.

После четырехчасового боя, включая время на форсирование «оврага», Бурунтай был взят. Неприятель рассеялся по ближайшим балкам. Шамиль исчез в неизвестном направлении. Войска собрались у аула, чтобы под полившим дождем устроить ночную стоянку. Вскоре к ним присоединился Граббе, выбравший для себя пустую каменную саклю.

— Неприятель дурно стрелял сегодня. Сгубила их вера в собственную неприступность. Какие потери, Александр Павлович?

— Пятеро убитых, сорок раненых, двое пропали без вести.

— Недурно! Передайте кабардинцам и куринцам, что я ими доволен! Пусть выделят от батальонов отличившихся в мой караул!

— Как поступим с аулом?

— Предать солдатам и огню! — Граббе посмаковал выскочившую фразу. — Да-да, «предать солдатам и огню» — так и запишу в своем дневнике.

«Фазаны», оставшиеся на противоположном «берегу» ущелья, потянулись к вагенбургу. Зрелище закончилось, можно отпраздновать победу и ни в чем себя не ограничивать: начальство отсутствовало. Вскоре запылали жаркие огни под котлами с пловом. Кахетинское и шампанское полились рекой. Кабардинские князья соревновались, кто лучше угостит гостей.