Повесть о заколдованных шакалах. Древние тамильские легенды. - Автор Неизвестен

есть собачье мясо. Но прежде решили принести несколько кусков собачины в жертву богам. Узнал о такой жертве бог Индра и сразу же повелел дождям пролиться. Земля принесла хороший урожай, освободились люди от голода. Великая это дхарма — избавить людей от голода! И вот теперь чудесная возможность спасать голодных людей — в руках Манимехалей.

— Когда я в прошлом своем рожденье, — сказала девушка, — бросилась в огонь, чтобы умереть вместе с мужем моим, то последней мыслью моей была мысль о Мудреце Садхучакре, голод которого я утолила. Наверно, по этой причине в нынешнем рожденье и оказался в руках моих этот неиссякаемый сосуд. Ведь только увижу я голодного, будь то малый ребенок или дряхлый старик, просящий подаяния, тотчас сердце мое преисполняется жалости и сострадания. Как хочется мне поскорее накормить всех голодных из этой чудной чаши!

Девушка простилась с Двипатилакой, еще раз поклонилась святыне, обошла вокруг нее и быстро произнесла мантру полета. Вмиг унеслась она ввысь и помчалась в Индию — скорее, скорее, — чтобы узнать от мудреца Араванана историю сосуда, а также чтобы повидать мать свою и подругу Судамати.

Только опустилась она на землю, как оказалась перед Аравананом. Троекратно поклонившись седовласому, она подробно рассказала ему обо всем, что с ней случилось. Обрадовался отшельник, услышав чудесный ее рассказ, и молвил:

— В далекие прежние годы, когда я как-то раз возвращался с горы Падапангаджа, встретился мне царь Дурджая. «О царь, — сказал я ему. — Как поживаешь ты? В благополучии ли супруга твоя?» На это он ответил, что одна жена его по имени Вирей, выпив в избытке хмельного напитка, пришла в исступление, бросилась под ноги бешеному слону и была раздавлена им. А ее сестра, другая жена его, звавшаяся Тарей, узнав об этом, в отчаянии выбросилась из окна царского дворца. И вот теперь сам он не знает, куда деть себя от тоски и торя. «Да разве ты не видишь, царь, — сказал я тогда ему, — что все это плод прежних деяний. Не печалься! Ведь однажды и в месте одном умерев, все вы вновь в другом месте рождаетесь, меняя образ, подобно лицедею, что одежды меняет».

А потом отшельник оказал девушке вот что:

— Уменьшается дхарма[241] в этом мире, a грехи, напротив, возрастают. Однако, думаю я, постепенно, мало-помалу дхарма возобладает. Потому-то я неустанно проповедую дхарму. Но люди не хотят знать ее. Но настанет, настанет время, и родится в этом мире бог[242], что прежде в мире магараджиков[243] обитал; и будет он буддой[244], и всех людей к дхарме обратит. Должно это случиться на исходе тысяча сто шестнадцатого года[245]. Тебе же, Манимехалей, следует знать, что по твоей вине невероятные вещи произойдут в этом городе. И пока не произойдут они, нельзя возвестить тебе слова дхармы. Тарой и Вирей в этом рожденье уже сподобились вместе с тобою увидеть стопу Будды; вскоре и нирвану обретут они. И свершится это в воздаянье за то, что в прошлом рожденье совершили они многотрудное паломничество к горе Падапангадже. А тебе, девушка, дано ныне обладать чудесным сосудом, в котором не иссякает пища. Скорей же накорми голодных!

— Я пойду в город немедля, — сказала девушка, но прежде расскажи мне историю волшебного сосуда.

Вот что рассказал ей отшельник.

8. Рассказ о чаше Амудасурабхи и о мудреце Апуттиране

В стародавние времена в великом городе Бенаресе жил брахман Апаньджика, весьма сведущий в священных книгах. Однажды жена его по имени Чали нарушила обет супружеской верности. Страшась возмездия, стремясь искупить тяжкий грех свой, она, будучи беременной, отправилась в дальний путь к мысу Коморин, дабы совершить там омовение нечистого своего тела[246]. В пути у нее начались родовые схватки; темной ночью в придорожной роще родила грешница мальчика и, безжалостно бросив его, продолжала свой путь. Мучимый голодом, младенец стал громко кричать. Услышала плач его одна недавно отелившаяся корова, подошла к мальчику, облизала его теплым языком и накормила молоком из своего вымени. Семь дней сосал он ее молоко, а на восьмой день его увидели проходившие мимо брахман Пуди и его жена, что жили неподалеку в городе Ваянанго́ду[247]. С изумленьем и жалостью смотрели они на брошенного мальчика, и вдруг счастливая мысль озарила их обоих сразу.

— Это не сын коровы! — воскликнули они радостно. — Это наш сын, вот и все!

Схватив ребенка, они поспешили к себе домой и нарекли его именем Апуттиран, что значит «сын коровы». Заботясь о нем, как о родном сыне, они взрастили его и воспитали в соответствии с обычаями своей высокой касты и сделали мальчика отменным знатоком вед и веданг.

И вот однажды случилось Апуттирану зайти к одному брахману, жившему в том же городе. Вдруг услыхал он жалобное мычание, доносившееся из помещенья для жертвоприношений. Вбежав туда, увидел он корову, глаза которой были полны тоски и горя. Затрепетал от ужаса мальчик, заплакал, но тут же принял решенье: корову освободить! Той же ночью потихоньку прокрался мальчик в дом нечестивого брахмана, вывел корову и направился с ней в рощу. Ho брахман утром обнаружил, что корова исчезла, и вместе с соседями бросился на поиски. Очень скоро настигли брахманы робких беглецов.

— Вор! — закричали они. — Подлая тварь! Как посмел ты украсть корову? Мяса захотел поесть, нечестивец!

И принялись бить палками юного Апуттирана. Но корова, рассвирепев, бросилась на того низкого брахмана и рогами вспорола ему живот, так что кишки его полезли наружу. Затем, не дав им всем опомниться, исчезла в лесу. Обратившись к испуганным соседям, мальчик сказал:

— Не впадайте в уныние, скажите лучше: что сделала вам эта корова? За что вы схватили ее и привели в дом этого несчастного брахмана? Всю жизнь свою она мирно паслась на пастбище, которое царь специально выделил для этих священных существ. Сладким молоком сосцов своих питала она людей — не за это ль вы на нее злобитесь?

Но соседи-брахманы ответили ему с гневом:

— Ты, презренный, священных вед не знающий, осквернивший место для жертвоприношений! Воистину пристало тебе носить имя коровьего отпрыска!

Но мальчик на это спокойно возразил им:

— Разве неведомо вам, что и великий муни Ачала был сыном коровы, что сыном лани был Ширунги-мудрец, что Вринчи-наставник был порожденьем тигрицы? Да что говорить! Сам великий буддийский аскет Аджита Кешакамбалин был шакальим отпрыском!

Только произнес он эти слова, как один из брахманов, пристально поглядев на него, сказал:

— Кажется мне, что это и есть тот мальчик,