Прочь из моей головы - Софья Валерьевна Ролдугина

своё тело. Более того, что он сделал это уже давно. Выходит, что фронт борьбы против самого страшного и ужасного чародея всех времён и народов не такой уж монолитный, каким был полвека назад?

Слишком хорошо, чтоб быть правдой.

– Да, я тоже заметил, – Хорхе задумчиво постучал пальцем по столу. – До меня доходили слухи, что не все садовники в восторге от методов, которые используют Датура, но чтобы всё зашло настолько далеко… Значит, раскол действительно глубже, чем мне казалось. Тогда время играет против нас: когда каждый следит за каждым, невозможно долго скрывать информацию, и скоро обязательно всплывут и слухи о необычном лантерне, и визит самой Николетт из клана Датура в мою скромную обитель. Нужно действовать сейчас.

Первым моим порывом было спрятаться под стол и не вылезать оттуда примерно до лета – и в то же время понимала, что это совершенно бесполезно. Если раньше, до откровенной беседы с Хорхе, ещё оставалась иллюзия, что можно где-нибудь залечь на дно и переждать опасность, то теперь становилось понятно, что рано или поздно за мной придут. Точнее, за нами; ещё точнее, за Йеном внутри моей головы.

Чудо, что никто не наткнулся на нас раньше.

Кстати, об этом типе в оранжевой куртке…. Как там его, Эло Крокосмия?

– Насчёт пропавшего тела, – произнесла я неуверенно, сглотнув. – Не думайте, что мне нравится играть в детектива или там в экстрасенса, но если Йена в очередной раз украли и перепрятали пару месяцев назад, а душу его вообще полвека как потеряли, то зачем какому-то садовнику преследовать лантернов? Нет, ещё вчера мне казалось это логичным: этот Крокосмия наткнулся на меня в «Норе», потом увидел прямую трансляцию с Йеном, сопоставил одно с другим – и вот уже город стоит на ушах. Но теперь мне кажется, что логичнее было истолковать обращение с экрана, как это сделали Датура, и связать с исчезновением тела ранее: вроде как он вернулся и готов мстить, о чём и заявляет на весь мир.

Хорхе опустил взгляд.

– И тем не менее, Эло Крокосмия искал вас вплоть до вчерашнего вечера. Именно вас, медиума, потенциальный приют для потерянной души. Значит…

– Значит, он точно знает, что тело Йен не вернул.

Повисло тягостное молчание.

«О, Великий Хранитель… Вы же не хотите сказать, что моё тело сейчас в распоряжении маньяка, помешанного на мести? Меня сейчас стошнит».

– Тебя не может стошнить, – возразила я хрипло. – Ты вообще бесплотный… А вот меня может.

Это была наполовину шутка, однако уже через секунду передо мной оказался бокал, от которого пахло свежей мятой и лимонными корками. Хорхе передал напиток, но садиться на своё место не стал – растерянно прислонился к столешнице и замер; находиться рядом с ним было отчего-то холодно и откровенно неуютно.

– Мне приходило в голову нечто подобное, – произнёс он наконец. – Когда Крокосмия только стал садовником, он предлагал забрать тело у Датура и поместить в безопасное место. Но, разумеется, никто его не слушал. Во-первых, за полвека ни один чародей и на шаг не приблизился к разгадке бессмертия, и интерес к тайнам Йена утих. Во-вторых, все знали, что Крокосмия одержим своей вендеттой. Однако нельзя говорить с уверенностью, что он действительно заполучил тело. Это могли быть и Розы, и Лесное Братство, и Сад Камней – есть много могущественных фракций, и часть из них предпочитает держаться в тени, даже если не сбрасывать со счетов садовников, каждый из которых – грозная сила сам по себе…

Хорхе говорил сбивчиво, почти речитативом, словно убеждал сам себя; вряд ли он услышал реплику Йена, но, похоже, успел подумать о чём-то похожем, и ему стало дурно, даже хуже, пожалуй, чем мне.

«Есть ещё кое-что, о чём я умолчал, солнце. Дело в том, что два месяца назад я ощутил боль».

То есть как? Не мою, что ли?

«Нет. На короткое время я почувствовал боль так, словно находился в собственном теле…»

– Чего? – вслух ответила я по инерции. – И что это значит вообще?

Йен не ответил, а Хорхе одарил меня таким взглядом, что мятно-лимонная бурда в бокале едва не смёрзлась куском льда.

– Урсула, давайте договоримся: или вы озвучиваете реплики моего ученика целиком, или мне придётся снова вкусить вашей крови, чтобы слышать мысленный диалог и, да простит меня Великий Хранитель, не чувствовать себя таким идиотом.

Прокус на губе почти зажил, осталась только солоноватая корочка, но сейчас он горячо запульсировал, точно откликаясь на слова. Нет, вряд ли, конечно, вампиризм передавался через царапины, как бешенство, но, во-первых, мне совершенно не хотелось устраивать в своей и без того переполненной голове рабочую конференцию, а во-вторых, было подозрение, что едва ощутимым укусом Хорхе на сей раз не ограничится.

В воспитательных целях.

Новость о фантомной боли он, впрочем, воспринял спокойно.

– Прямо сейчас у меня есть не меньше трёх десятков объяснений – значит, не верно ни одно, скорее всего. А вы что скажете, Урсула? – неожиданно спросил Хорхе.

Я честно задумалась.

– Ну, в чарах я не разбираюсь, как вы понимаете… Во-первых, что бы похитители ни сделали с телом Йена тогда – это была случайность, которую они не смогли повторить. Или они вообще не поняли, что сделали, или у них ресурсов потом не хватило на другую попытку, – уточнила я. – Во-вторых, мне кажется, что они подключили медиума.

– Что?

– Ну, там может быть замешан лантерн или даже, скорее, маяк, – пояснила я, немного смутившись от пристального внимания. Когда на меня смотрели вот так, не отрываясь, всегда казалось, что я несу чушь. – Йен ведь говорил, что чародеи не очень хорошо умеют контролировать потерянные души…

«Совсем не умеют, за редчайшим исключением», – занудно поправил он.

– Вернее сказать, не умеют вовсе, а исключения можно пересчитать по пальцам одной руки, – в унисон с ним произнёс Хорхе, только вслух. – Да, в таком ключе логично подумать о вмешательстве медиума. Но вот столкнуться с лантерном или маяком, достаточно овладевшим своими талантами и притом не выжившим из ума – невероятная удача… Простите, Урсула, – смутился он искренне.

От этого стало неловко втройне, и я замотала головой:

– Ничего-ничего, мне вообще не обидно, в конце концов я сама полжизни считала себя чокнутой. И до сих