Нашествие с севера - Сергей Юрьев

Собиратели Пены расселись за четыре стола и начали колотить ладонями по столешницам до тех пор, пока еда и выпивка не были перед ними расставлены. Разносчики старались принести сразу всего и побольше, чтобы потом как можно реже попадаться на глаза опасным гостям, которые, впрочем, были пока вполне добродушны. Капитан Симба первым налил грог в свою кружку, и за ним последовали остальные.

– Понеслась! – рявкнул капитан, и в ответ ему раздался общий вопль: У-у-у! Э-гей!

Никто даже и не заметил, как кувшины обнажили дно, и кабатчик уже сам бегал между столами с бадейкой в руках, подливая пойло в опустевшую тару. Вскоре на всю округу из распахнутых окон таверны разносился крутой сивушный запах, и гремела любимая песня Собирателей Пены:

Синий парус ловит ветер,Что досталось – то берем,Кто попался в наши сети,Не уйдет от нас добром.

Мы крадемся, словно тени,Нас не выследить врагу,Если в море мало пены,Соберем на берегу.

Пеной морские разбойники именовали всё, что плавает по морю. Лодьи с товарами в последние годы стали редкостью, и они не брезговали нападать на рыбацкие селища прибрежных Холмов, но это и раньше было небезопасно, а теперь стало совсем страшно. Ночные оборотни, которых полно развелось в Холмах, почему-то считали морских разбойников особенно лакомой добычей и как будто чуяли их приближение. Чтобы не обеднеть, приходилось плавать всё дальше и дальше. У многих искателей легкой добычи волосы во время плавания отрастали до плеч, потому что срезать волосы в море считалось дурной приметой. Но оказалось, что, кроме давно известных земель, есть множество других, доселе неведомых, но тоже достойных внимания. Далеко на юге обнаружились богатые города, торгующие друг с другом винами, сладостями, золотом, железом, рабами и многими другими вещами, назначения которых разбойники часто вообще не могли понять. Их не интересовало, как называются эти города, что за народы их населяют, но кто возвращался оттуда целым, обычно подолгу не вылезал из кабаков.

«Беглой Росомахе» на этот раз вообще сказочно повезло: даже плыть далеко не пришлось. Лишь неполную неделю она утюжила воду, как на горизонте показался приметный белый парус. Тот, кто ходил под белыми, издалека заметными парусами, либо был уверен в своих силах, либо ничего не знал ни о крепости Корс, ни о морских разбойниках. Но капитан Симба решил рискнуть и пошел на сближение с неизвестной добычей. Когда с большущего, в сотню с лишним локтей, корабля заметили окрашенную под цвет моря лодью Собирателей Пены, удирать было уже поздно. «Росомаха» уверенно догоняла корабль, на котором не только не оказалось ни одной швырялки, но ни одного сколько-нибудь прилично вооруженного человека не оказалось тоже. Темнолицые бородачи пытались отбиваться короткими кривыми ножами, но против абордажных палашей, откованных в кузнях Корса рабами-мастеровыми, их оружие было совершенно бессильно. Они лишь раззадорили нападающих – после боя они даже тех, кто сдался на их несуществующую милость, выбросили за борт. Туда же полетели и несколько женщин, которыми Собиратели Пены даже не успели толком попользоваться – капитан был слишком суеверен и счел, что странному судну потому так не повезло, что на борту были бабы в таких неприличных количествах. Своих в бою погибло только трое, да и то по собственной глупости. Двое затеяли обрывать золотые побрякушки с трупов, но не все трупы оказались вполне мертвы, а третьего зарезала какая-то баба в трюме. Еще двое потом умерли, потому что не сумели как следует перевязать свои царапины. Обидно было лишь то, что весь груз корабля-добычи не поместился в трюмах «Росомахи», даже серебро большей частью пришлось оставить – не на буксире же было тянуть эту громадину…

После восьмой кружки воспоминание о добыче, оставленной на съедение рыбам, особенно огорчило Крета, он грохнул об пол опустевшим кувшином и начал шарить затуманенным взглядом, на ком бы выместить нахлынувшую на него ярость, но кругом были все свои, и это разъярило его еще больше. Но в этот момент он обнаружил трех забулдыг в черных кожаных плащах, которые продолжали так же незаметно сидеть за своим столом и, казалось, даже не шевелились. Крет вытянул из ножен тесак. Братки, сидевшие рядом с ним, отшатнулись, заподозрив, что он намерен затеять поножовщину среди своих, и тоже схватились за тесаки, но, заметив, что их приятель, выставив вперед клинок, направляется к каким-то чужакам, успокоились и приняли еще по одной.

Милое непринужденное веселье осталось за спиной, Крет нетвердой походкой приближался к виновникам всех его несчастий, и чтобы предсказать их будущее, не требовалось гадалки. Три пары осоловевших глаз уставились на него нехорошим блеском, и он рубанул тесаком по чьей-то скрюченной руке, безвольно лежащей на столе. Крет не заметил, как рука ушла из-под удара, а тесак, воткнувшись в дубовую столешницу, застрял там так прочно, что и по трезвянке нужно было бы дергать его обеими руками. Но вторая рука была занята недопитой кружкой, и он на некоторое время задумался, куда бы ее, кружку, пристроить.

– А ты лихой парень! – сказал добродушно один из черных плащей, и заслуженная похвала несколько смягчила его гнев.

– Хлебни-ка нашего бальзамчику, – предложил второй забулдыга, изображая улыбку. – А то этот поганец, – кивнул он в сторону кабатчика, – заливает вам такую дрянь, что и лошадям пить зазорно…

У Крета мелькнула мысль, что его братву обозвали лошадями, но бульканье наливаемой жидкости отвлекло его от нового повода для драки. Не успел он еще чего-нибудь подумать, как в его руке, только что сжимавшей рукоять тесака, оказался высокий стеклянный стакан, которого вроде и на столе-то не стояло. Но раз емкость в руке, надо пить… Сначала он не почувствовал ни вкуса, ни запаха, ничего… И вдруг в его желудке расцвел цветок наслаждения, какого ему еще никогда не приходилось испытывать. Приятное тепло расползлось по всему телу, а хмель не то чтобы улетучился, а стал совершенно иным… То, что он чувствовал мгновение назад, было подобно ползанью по дну омута, а сейчас он чуть ли не был готов взлететь, а те, кого он только что хотел изрубить на куски, вдруг оказались милыми людьми, роднее и ближе которых не было в целом свете.

– Сядь с нами да расскажи о своих подвигах, герой! – предложил Крету третий собутыльник, подавая ему ловко выдернутый из стола тесак. Это тоже было приятно… Среди своих каждый старался переорать другого, рассказывая о свежих впечатлениях после какой-нибудь драки или пьянки, а здесь он, казалось, нашел благодарных слушателей. Он был даже слегка смущен, но, видимо, хозяева стола поняли паузу по-своему, и стакан снова наполнился несравненной жидкостью.

– Да мы вот только-только с дела вернулись… – начал Крет, причмокивая. На этот раз он решил пить мелкими глоточками, и с каждым из них жизнь казалась ему всё прекраснее, – Заморскую посудину потискали, смуглорожих дюжин пять за борт побросали… Драться ни фига не могут, а туда же… Вот теперь на дне верещат, булькают, рыбкам обед. Люблю рыбок… Ха-ха! – Он постепенно разошелся, и рассказ начал обрастать превеселыми подробностями, о которых он и сам только что не подозревал. Крет, оказывается, лично изрубил на куски половину команды плавучей сокровищницы, а всем девкам, которые ему достались, он вспарывал животы, но они были в таком экстазе, что даже не чуяли боли, а золото в мешки они грузили лопатами, но так до дна трюма и не докопались…

Когда у Крета устал язык, оказалось, что команда «Росомахи» уже расползлась из таверны, кто по домам, кто по борделям, которых в Корсе было не меньше десятка. Он наладился было последовать за ними, но его новые собутыльники в три глотки закричали, что самое время слегка догнаться, но не пить же ту кислятину, которой здесь потчуют.

– А я знаю, где этот прощелыга прячет напитки получше, – сказал один из них сиплым шепотом. – А ну-ка, раздолбаи, отодвинем стол от стенки.

Крет оглянулся, нет ли поблизости кабатчика, который мог бы устроить скандал и позвать городскую стражу. По неписаным законам, притеснять содержателей подобных заведений считалось непростительным преступлением, и даже капитан Симба не стал бы его выручать, влипни он в такое дело. Но кабатчик странным образом куда-то исчез, а Крет, как ему казалось, совершенно протрезвевший, испытывал такой душевный покой, что всё ему было нипочем. Стол отодвинули, и за ним обнаружилась странная железная дверца с изображением четверозубой рогатины, вроде той, которую держит морская дева Хлоя, та, что возвышается на берегу при входе в бухту Корса. Уходя на дело, Собиратели Пены падали перед ней на колени и просили об удаче, а возвращаясь, выбрасывали в море у нее на виду долю добычи, которая ей причиталась. Он вдруг вспомнил, что на этот раз они почему-то забыли поделиться с идолом, и это когда-нибудь может выйти им боком…