Дочь пекаря - Сара Маккой

В кухонном ящике, куда Реба редко заглядывала, Диди нашла фотографию Рики и Ребы в ущелье Мунди в горах Франклина.

– С кем это ты? – спросила Диди.

Реба не стала отпираться:

– Рики Чавес. Из погранслужбы.

Диди кивнула, положила фото обратно и продолжила поиски кофейных фильтров, но Реба занервничала. Она не готова говорить о Рики. Сестра ее пришибет, узнав, что Реба скрыла помолвку, хоть помолвка и отменилась. Как сказал Рики, у них перерыв, они размышляют. Реба по-прежнему носила кольцо. Все очень непросто, а значит, нечего зря мусолить. При одной мысли об этом у нее трещала голова.

Когда Диди принялась искать в ванных туалетную бумагу, Реба поняла, что этого ей не вынести. Вдруг Рики что-нибудь там забыл? Заблудшее лезвие, мужской дезодорант, завалившийся в угол презерватив.

– Пойдем обедать? – позвала Реба сверху самым что ни на есть натуральным тоном. – Тут немецкая пекарня. Моих друзей. У них лучший хлеб для сэндвичей во всем городе.

Диди завтракала засохшими кукурузными колечками, так что предложение пришлось кстати. Колечки – единственное, что обнаружилось в шкафу и не требовало консервного ножа. Перед приездом сестры Реба выкинула все просроченные полуфабрикаты, но не удосужилась набить шкаф новыми. В довершение всего Диди пришлось хрустеть сухим завтраком без молока – Реба допила его накануне.

– Это кто? – спросила Диди, кивая на кассу.

– Это Джейн. Ее мама Элси – хозяйка. Бодрая как огурчик. Семьдесят девять, а работает каждый день.

Диди расширила глаза и покачала головой:

– Да, это круто.

Они сели и выложили на стол бумажные пакеты с нарезанной индейкой из кулинарии и швейцарским сыром.

– Когда мне будет семьдесят девять, – сказала Диди, – я буду спать до полудня, ходить в шелковой пижаме и питаться пончиками. И плевать на моду и фигуру. Буду сумасшедшей бабкой и радоваться жизни.

Реба засмеялась. Несмотря ни на что, она обожала сестру. Умеет Диди заглянуть в счастливое будущее.

– Весь хлеб пекли утром, – сказала Реба. – А еще у них очень вкусные сласти. Попросим Джейн, пусть посоветует нам десерт.

– Она же занята.

– Сейчас народу поубавится. – Реба взглянула на наручные часы: – Эта толпа пришла обедать.

– Часто здесь бываешь?

Реба пожала плечами:

– Пару раз в неделю. Джейн и Элси для меня – почти семья.

– Правда? – Диди воздела бровь. – Я про них от тебя не слышала, но ты ведь не звонишь, не пишешь, так что неудивительно. Я знаю, что ты большая девочка, но мама беспокоится.

– Я была дико занята. Работа, работа, работа, – Реба махнула рукой. – Да и о чем тут беспокоиться: тусуюсь в пекарне с женщинами вдвое и втрое старше меня. Ладно тебе. – И она слишком громко засмеялась.

Диди с сомнением усмехнулась и повернулась к корзинам с хлебом:

– А ржаной они пекут? Я уже много лет не ела вкусного ржаного. Магазинный на вкус как картон. Реба глубоко вздохнула. Слава богу.

Они сошлись на буханочке ржаного хлеба, подождали, пока народ схлынет, и подошли к кассе.

– Привет, дамы! – сказала Джейн. – Простите, ни минутки не было. А вы, значит, мисс Диди?

Диди улыбнулась:

– Я и есть.

Джейн с энтузиазмом пожала ей руку:

– Приятно познакомиться. Реба про вас талдычит уже две недели. Мне всегда интересно, откуда вышли мои друзья. Какая у человека семья – это о многом говорит. – Она ткнула в сторону кухни: – Уж не знаю, о чем говорит моя семья… – Она рассмеялась, и помпон на шапке запрыгал. – Так чем вас порадовать?

– Мы принесли мясо и сыр, хотим сделать бутерброды. Возьмем, пожалуй, ржаного.

Джейн достала с полки толстый черный каравай.

– Всегда правильный выбор. Этот мама испекла сегодня. Подождите, я нарежу покрасивее.

Она ушла. Заиграла «В зимней стране чудес»[57].

– Твоя любимая, – сказала Диди, толкнула Ребу локтем и промурлыкала: – «Он спросит: ты замужем? – хмм-хмм, ни за кем…»

Песня была действительно любимая, но Реба только скривилась. Вот они, экстрасенсорные способности семейки Адамс.

Джейн вернулась с нарезанным хлебом.

– Так вы тоже из Вирджинии?

– Оттуда. У нас почти все там живут. Реба вот только уехала. – Диди склонилась к Ребе. – Мы по ней скучаем.

– Могу себе представить. – Джейн протянула Ребе хлеб. – Мама оставила семью в Германии. Бабушка и дед умерли, когда я была еще в пеленках, но, наверное, у меня там остались какие-то кузины. Я понимаю, почему мама переехала в Штаты, но иногда жаль, что я не знаю свою родню. Они точно по ней скучали.

– Наплачь мне озеро, – сказала Элси с порога кухни и хлопнула руками, подняв мучное облако.

– Нет, мама, реку[58], – поправила Джейн. Элси и бровью не повела.

– Моя жизнь – это вам не сентиментальный сериал. Знаете, как на этом дурацком канале «Лайфтайм»[59]. Не смотрите? Рыдающие, умирающие и беременные пятнадцатилетние девочки. – Она взмахнула рукой. – И это называется развлечением! (Диди кашлянула, чтоб не рассмеяться.) В наше время были Богарт, и Хейуорт, и фильмы поинтереснее, чем сопливый платочек. А вы, должно быть, сестра Ребы Диди.

– А вы, должно быть, подруга Ребы Элси.

– Старая подруга. – Элси указала на хлеб: – Папин рецепт. В войну он часто его пек. Рожь было легче достать, чем пшеничную муку. Вы знаете, что такое pumpernickel? Ржаной хлеб, а еще?

– Мама, – начала Джейн.

– Пуканье дьявола, – сказала Элси.

Диди засмеялась. Она хихикала все громче и громче. Ребе тоже стало смешно.

Джейн закатила глаза:

– Простите, мама иногда такое ляпнет…

– Не надо за меня извиняться, – сказала Элси. – Вряд ли родственников Ребы легко шокировать.

– Я совершенно не шокирована! – заверила Диди. – И я понимаю, почему Реба часто к вам ходит.

– Верно. Дело не в выпечке. Ей нравится мое вульгарное общество. – Элси подмигнула Ребе.

– Точно. Вы меня раскусили, – сказала Реба. – Вы уже обедали? У нас с собой много чего есть.

– Спасибо, я перекусила, – сказала Джейн. В пекарню вошел покупатель. – Чем вас угостить?

Элси пристроилась между Диди и Ребой и взяла их под руки.

– Булочки пекутся двадцать минут. А сыр какой? – Швейцарский.

– Аck, ja! – сказала Элси. – У меня есть очень хорошие друзья в Швейцарии. Очень хорошие.

Втроем они сделали бутерброды. Реба раскладывала хлеб, Диди – индейку, а Элси – сыр.

– Ой, – сказала Диди, глядя на три бутерброда, – Ребе сыр не класть.

Элси отмахнулась:

– Глупости! Девочка наконец-то пришла в чувство. А кроме того, к ржаному хлебу полагается сыр. Подслащивает горький кусок.

Диди воззрилась на Ребу. Та быстро-быстро покивала, положила сыр обратно и раздала бутерброды:

– Готово!

– Реба теперь – как это называется? – млечная ди-ва. – Элси сплющила свой сэндвич – мясо и сыр слиплись.

Диди скрестила руки на груди:

– Правда?

– Я умираю от голода! – Реба затолкала сэндвич в рот.

Элси кивнула:

– Молочные продукты – это сила. Говорят, они меняют гормональный фон. Я видела по телевизору. – Она откусила кусок и продолжала: – Медицинское исследование доказало, что если женщины с предменструальным синдромом едят молочное, то у них меньше истерик, депрессий, перепадов настроения и вообще они спокойней. Это врачи говорят, они все исследовали. – Она проглотила. – А я верю в науку. Реба – типичный случай. Начала есть молочное – в голове просветлело, и с женихом все стало ясно.

Реба зажмурилась.

– Um Gottes willen![60] И самое время. – Элси вгрызлась в ржаную корку.

– Невероятно! Я слышу о помолвке младшей сестренки от семидесятидевятилетней немецкой дамы, с которой знакома десять минут! – Диди мерила шагами кухню Ребы.

Реба сидела на столе, смотрела, как луна вылезает из-за горных вершин, и горячо желала оказаться на ней.

– Это он, так? – Диди указала на ящик, где нашла фотографию. – Почему ты не сказала, что он твой жених?

– Бывший, – уточнила Реба.

– Хоть бы и бывший. Ты согласилась выйти замуж – и даже не потрудилась сообщить семье! Мне! – Она драматически ткнула себя в грудь. – Родной сестре!

Реба выковыривала из-под ногтя темную ржаную крошку.

Диди вздохнула:

– Ты беременна?

Реба вскинула голову:

– Господи, нет. Диди, это не «Джерри Спрингер»[61].

– Я пытаюсь понять, почему ты так поступила. – Диди потерла виски и сузила глаза.

– Знала, что ты не поймешь, – проворчала Реба. – Поэтому ничего и не рассказываю.

Диди села рядом, кулаком подперла щеку.

– А что тут понимать? Сказала бы просто: я влюбилась! Уж я бы как-нибудь сообразила. Но ты же не сказала ни слова! – Она с надеждой посмотрела на Ребу: – Ты любишь его?

Реба уткнула нос в ладони. Ладони пахли швейцарским сыром. Она не знала, что ответить. Все сложно. Она любила Рики, но, может, недостаточно. Это как чизкейк. Она думала, что любит чизкейк, но, возможно, только потому, что ела его втайне. Теперь можно не прятаться, но ведь хочется попробовать все остальное: рулеты с чеддером, пирожные с кремом, гамбургеры и говяжий сатэй, масляные блины с рубленой телятиной, и все это со взбитыми сливками. Весь мир на вкусовых сосочках. Неужели снова чизкейк, пусть она когда-то жаждала его, пусть даже он был самым любимым ее лакомством? И как объяснить это Диди?