Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Элси отпраздновала свой семнадцатый день рождения полночным пикником на полу спальни. Тобиас насыпал в ржаное тесто анисовых семян и слепил корону. Из печи она вышла темной и ароматной, как лакричная конфета. В центр они поставили свечку. Праздник получился маленький, ни пира, ни родных, как в предыдущие дни рождения, но Элси многого ждала от своего восемнадцатого года, и ей было хорошо с Тобиасом. Едва прокуковало полночь, Элси задула свечу и комната погрузилась во тьму.
Три дня спустя папа, мама и Йозеф вернулись с мальчиком, которого Элси в жизни бы не узнала, не войди он в пекарню со словами:
– Я Юлиус. Мне тут не место.
Он так не походил на своих родителей ни внешностью, ни характером, что Элси готова была с ним согласиться. Впрочем, вслух она ответила:
– Очень приятно. Хотела бы познакомиться получше. Я твоя тетя.
– Да знаю я, – сказал он и задвигал носом, как поросенок. – А чем это воняет?
Она только что разделалась с партией луковых хлебцев и не стала обращать внимания на его грубость.
– Где Гейзель? – спросила она.
Папа протянул маме свой чемодан:
– Отнеси наверх, Луана. – И повернулся к Йозефу: – Спасибо еще раз за все, что ты сделал для нас.
Мужчины обменялись тяжелыми, многозначительными кивками.
– Что? – спросила Элси одного, потом другого. – Что?
Папа властно поднял руку:
– Позже. День был тяжелый, Элси. – Он мягко тронул Юлиуса за плечо: – Пойдем. Поешь чего-нибудь перед сном.
Йозеф остался с ней наедине.
– Выкладывай, – потребовала она.
Он поглубже натянул фуражку.
– Гейзель ушла из Программы.
– Ушла? И куда поехала? Она приедет сюда? – Лучше пусть тебе все объяснят родители, чем я.
Она поняла, что спрашивать больше не надо. Неделю назад гестапо расстреляло садовода Ахима Тальберга. Его преступление состояло в том, что он сообщил в пивной новость об отступлении немецкой армии в Словении. За соседним столиком сидели гестаповцы. Обменявшись парой слов, они вытащили пистолеты, и через полминуты бедняга Ахим уже лежал мертвый, а холодная пивная пена растекалась по столу.
Фрау Раттельмюллер продолжала покупать булочки по утрам и делиться новостями. Элси еще не вполне доверяла фрау, но выслушивала ее как преданный союзник. Пока родителей не было, Элси снабжала фрау дополнительными булочками и сдобой. Конечно, так, чтобы папа не заметил, когда приедет. Тобиас был тощий, но, видимо, настало время всем худеть. На ней самой висели платья. На черном рынке и то не было мяса, даже костлявого кролика не найти. Леса опустели, зверье подъели начисто. Элси спрятала немного картошки за поленницей в кухне и молилась о ранней весне. Если весна запоздает, они тут в скелеты превратятся.
Элси потеребила обшлаг. Йозеф взял ее за руку, пальцем погладил кольцо. Элси носила его как талисман. Что-то надвигалось. Уже который день зловещей бурей накатывал страх.
– Прости, я не могу остаться, – сказал Йозеф. – Меня срочно вызвали в Дахау.
– Ты уезжаешь? Надолго?
– Пока наши войска не оттеснят союзников.
Волна тошноты захлестнула ее. Кто теперь их защитит? По слухам, Красная армия оказалась сильнее, чем все полагали, и скоро войдет в Берлин. Элси очень боялась врага, но при мысли о том, что могут сделать с ней сограждане, поднималась жгучая паника. Семья Грюнов исчезла ночью, но, как доказал случай с Ахимом Тальбергом, солдаты становились все бесстыднее и немедля разделывались с каждым, кто откроет рот. Йозеф ее союзник, однако он уезжает, Гейзель исчезла, у них на руках остался Юлиус, в спальне прячется Тобиас, а Германия проигрывает войну. Все это разом накатило на нее, и руки стали липкими, а на лбу выступила испарина.
Йозеф решил, что она беспокоится за него.
– Со мной все будет в порядке, – заверил он. – Вот увидишь. Все будет хорошо.
Он нагнулся поцеловать ее. Элси инстинктивно уклонилась и увидела боль и досаду в его глазах. Добрый Йозеф хотел лишь одного – уберечь ее и защитить, и все-таки она его не любила.
Он кашлянул.
– Я буду тебе писать.
Она кивнула и даже не обернулась, когда он ушел. Теперь они могли надеяться только на себя.
Элси поднялась в мамину спальню и постучалась:
– Мам?
– Да, милая, входи.
Мама распаковывала чемоданы и убирала вещи в шкаф. Лицо застывшее, под глазами чернеют тени.
– Юлиус поужинал? Мы купили ветчину, но ему не понравилось. Подтухла, наверное, но что поделаешь? Папу я заставила поесть. Пускай протухшая, а все ветчина. Иначе откуда силы-то появятся? Он уже не молод. – Мама говорила и говорила, снова и снова расправляя складки на папином свитере. – Мы уехали в такой спешке. Но папа не зря мне твердит, что вы, девочки, выросли, можете сами о себе позаботиться. Я уже раз десять вам показывала, как делать гуляш. Вы уже большие, я не могу вас непрерывно кормить, одевать и следить, куда вы ходите. – Она перевела дыхание. – Вы уже не дети, а у меня нет времени с этой пекарней и покупателями и с этим домом, где всюду сквозняки, а теперь еще и за Юлиусом присматривать. Он, конечно, не младенец, как двойняшки… – Она зачем-то подняла толстый вязаный свитер и встряхнула. – Но ему нужна мать. Тебе придется больше помогать отцу. Я не смогу все время торчать на кухне, потому что здесь теперь Юлиус, и…
– Мама, пожалуйста… Где Гейзель?
Мама уронила руки.
– Гейзель? – Она сморгнула. – Мы не знаем.
Нам только сказали, что она ушла.
– Кто сказал?
– Нам так сказали в Программе. Ее соседки. Сказали, что она ушла на рынок и не вернулась. Просто ушла.
Сбитая с толку, напуганная мама прикусила верхнюю губу. Она и сама в это не верила.
Нет, сбежать – это непохоже на Гейзель, она, по крайней мере, написала бы им. Первым делом написала бы ей, Элси. Хоть почтмейстер Хофленер и уверял, что почта ходит как всегда, письма из-за пределов Гармиш-Партенкирхен не приходили неделями. Последним доставили письмо папе от 4 января. А если она писала, но письма перехвачены? Если она прячется, как Тобиас, и не может с ними связаться? Но тогда она взяла бы с собой Юлиуса. Гейзель не оставила бы детей просто так – только не будь другого выбора. Кожа на голове у Элси горела, будто она слишком туго заплела косы.
– А где двойняшки?
У мамы на переносице появилась морщина.
– Они принадлежат Родине.
– Юлиус тоже, но ведь его вам отдали.
– Юлиус – сын Гейзель и Петера.
– А остальные дети – они разве не кровь твоей дочери? Это что, не считается? – Элси повысила голос.
– Тише, – зашипела мама.
Ее тон оледенил Элси до костей. Она никогда не слышала, чтобы мама так разговаривала.
– Всегда помни свое место. Мы женщины. Надо говорить и поступать мудро. Ты понимаешь? – Она посмотрела дочери в глаза, потом вытащила из чемодана мятую блузу, разгладила на кровати. – Йозеф помог нам вызволить Юлиуса, очень помог. Мы уж думали, придется его оставить. Йозеф знает женщину в партийном архиве. Она дает ему информацию. Мы найдем Гейзель. Мы найдем моих внуков. – Она кивнула на открытый чемодан: – Положи, пожалуйста, мою расческу и шпильки на место.
Элси положила тоненькие шпильки и щетку для волос на туалетный столик.
– Плоть от плоти. Кровь от крови, – прошептала мама.
– В каком смысле? – спросила Элси.
– Фюрер так сказал в Нюрнберге – это из Библии. То, что нельзя забывать. Германия прежде нас, Германия в нас, Германия после нас. – Она расправила прозрачную блузу.
Элси посмотрела, как в зеркале затрепетало кружево возле выреза.
– Германия изменилась, – прошептала она.
Мама вздохнула; по щеке скатилась слезинка, и мама смахнула ее пальцем.
– Иди помоги папе закрыть пекарню на ночь, – сказала она и повесила блузу на плечики. В тени шкафа Элси не разглядела ее лица.
Двадцать шесть
«Немецкая пекарня Элси»
Эль-Пасо, Техас
Трейвуд-драйв, 2032
27 декабря 2007 года
Пекарню украсили от пола до потолка: синтетические гирлянды, серебристая мишура, разноцветные рождественские картинки, искусственный пенный снег в витринах.
– Веселого Рождества! – крикнула Джейн, к которой стояла длинная очередь покупателей. Хотя праздник уже прошел, торговала она в колпаке Санты с белым помпоном. С каждым заказом помпон подпрыгивал.
– Веселого Рождества, – ответила Реба.
В пекарне не протолкнуться. В школах каникулы, и румяные детишки выстроились в очередь, болтая и тыкая пальцами в витрину со сластями в шоколадной и сахарной глазури. Звенели рождественские песни, покупатели рассеянно им подпевали, и в целом получалось волшебно. Даже колокольчик над дверями звенел веселее обычного.
Ребе нравилась эта шумиха и неразбериха. Накануне приехала Диди, они провели сутки в маленькой квартире, и теперь Реба жаждала развеяться. Уклониться, не дать сестре начать расспросы. А то утром уже началось.
- #моя [не]идеальная жизнь - Софи Кинселла - Зарубежная современная проза
- Девушка с глазами цвета неба - Элис Петерсон - Зарубежная современная проза
- Три Рождества, которые мы провели вдали от дома - Руби Джексон - Зарубежная современная проза
- Исав насытившийся. Записки циничного гурмана - Курт Брахарц - Зарубежная современная проза
- Верность - Рейнбоу Рауэлл - Зарубежная современная проза
- Снег - Орхан Памук - Зарубежная современная проза
- Дом обезьян - Сара Груэн - Зарубежная современная проза
- Змей в Эссексе - Сара Перри - Зарубежная современная проза
- Анна, Ханна и Юханна - Мариан Фредрикссон - Зарубежная современная проза
- На солнце и в тени - Марк Хелприн - Зарубежная современная проза