Овертайм - Вячеслав Фетисов

В июле 1991 года во время второго отпуска родилась Настя, и мы поехали в Москву. Отцу как раз летом 60 лет исполнялось — 19 августа. Хотели и Настю показать, и отметить юбилей отца. Теща за время нашего отсутствия разменяла все наши квартиры: мою однокомнатную, Ладину однокомнатную, свою трехкомнатную — на одну огромную на Тверском бульваре, даже успела сделать в ней ремонт. Солидная пятикомнатная квартира, такую я бы не получил, играя еще 20 лет в ЦСКА и сборной. С нами приехала американская девушка Ира — дочка Цитовичей, тех людей, которые в Нью-Джерси стали Ладиными крестными родителями.

Мы прилетели в начале августа, я начал потихоньку тренироваться, а Лада была очень занята, с подругами встречалась, Ирину возила по Москве. 16 августа я поехал в ресторан «Узбекистан» заказать зал для юбилея.

«Советский спорт» все два года, что я играл в НХЛ, меня полоскал как мог; будто я украл у государства огромные деньги. Но когда в газете узнали, что я приехал, то позвонил главный редактор Владимир Кудрявцев и пригласил в редакцию. Я ответил, что ничего не хочу слышать об этой газете: «Вы за два года меня ни разу не спросили, что происходит, а теперь вдруг просите, чтобы я дал интервью!» Кудрявцев ответил, что тех журналистов, которые меня поливали, он уже выгнал, они его якобы обманывали. Стал обещать, что напишет все, как я скажу, слово в слово, и без моей подписи интервью не будет напечатано. Я отказался, но он позвонил еще, и я, желая, чтобы люди узнали мою точку зрения, на этот раз согласился. Кудрявцев приехал ко мне домой, я ответил на его вопросы, и мы договорились, что утром 19-го я подъеду, прочитаю гранки, а что не понравится — исправим.

18 августа я отправился на рынок, купил для банкета фрукты, завез их вечером в «Узбекистан» и подтвердил, что к шести мы ждем гостей. Жизнь в Москве замечательная, весело, полный дом народу, как раньше это было у нас с Ладой. Легли спать за полночь, а утром, часов в шесть, — звонок, Ладина подружка звонит и говорит: «Вы что, не слышали? Вы что, спите? Собирайтесь, мотайте в аэропорт и быстро сваливайте отсюда!» Спросонья не могу понять, что происходит. Она: «Да вы что? Танки в городе, переворот, коммунисты берут власть!»

Глава 5

Корни

Мой отец родился в Рязанской области, в деревне Мама — в Смоленской области, тоже в деревне. Маленьким я по разу был и на родине отца, и на родине мамы. В Москву перебрались еще мои рязанские и смоленские дедушки и бабушки. Родители познакомились уже в столице. Жить они стали в Бескудниково. Там я и родился 20 апреля 1958 года. Сейчас на том месте, где мы жили, стоят большие дома, а раньше был огромный охраняемый сад и бараки стояли. В одном из бараков наша семья и разместилась.

Мама пошла работать в типографию после моего рождения, сразу как прошел послеродовой отпуск, а до этого она работала в бухгалтерии в поселке. Отец работал на закрытом заводе, а потом ушел в строительную организацию и в ней же трудился до пенсии. А мама так и работала долгое время на комбинате «Правда». Жили мы вместе с мамиными родителями — с бабушкой Настей и дедом Николаем — в одной комнате, которая была перегорожена одеялами. Потом, так как наша комната в бараке была последней в ряду, отец с дедом сделали пристройку. В этой пристройке и прошло мое детство. Помню, что в ней вода зимой замерзала в ведре, потому что печка не протапливала всю «квартиру». На нашей улице чуть на пригорке стояла водоразборная колонка, и, когда из нее набирали воду, она, естественно, проливалась и почти вся улица оказывалась покрытой льдом. По нему я и начинал кататься, когда был еще совсем маленький. Небольшая горка, в ней вырубали ступеньки, чтобы до колонки добраться, и за зиму так нарастало, что лед долго весной держался, такой получался толстый.

Дед с бабушкой работали вместе на заводе. В день зарплаты они брали меня с собой на работу, и пару раз мы возвращались на такси от Савеловского вокзала к себе в поселок, что, несомненно, было своеобразным шиком. Еще у нас около барака был высажен небольшой садик, где дед держал пару кроликов. Вот и все хозяйство. Какие-то воспоминания черно-белые. Удобств, естественно, никаких, туалет на улице. И много-много семей в этом бараке.

Когда мне исполнилось шесть лет, дед с бабушкой получили от завода квартиру на Коровинском шоссе в «хрущевке». Туда мы все вместе и переехали в 1964 году, в трехкомнатную квартиру: отец, мама, бабушка, дед и я, впятером. Через три года родился Толик, нас стало уже шестеро. Квартира была метров сорок, обычный панельный дом начала шестидесятых. Но в те годы наш переезд можно было приравнять к нынешнему переходу из городской квартиры во дворец.

Микрорайон, где мы поселились, был новый. Среди его жителей оказались энтузиасты хоккея, которые построили во дворе хоккейную коробку с освещением. В ней и началась моя хоккейная судьба. В теплом подвальчике дворовый комитет выделил нам место, где можно было погреться и надеть коньки. А коробка оказалась нестандартных размеров, меньше обычной примерно на треть, но зато в ней зимой всегда был залит лед, и я пропадал там с утра до вечера.

Еще в Бескудникове, когда мы жили в бараке, отец водил меня на пруды, когда они замерзали, и я там катался. Сначала на двухполозных коньках, которые к валенкам привязывались веревкой, потом, когда подрос, мне купили коньки «гаги».

В то время не каждая семья могла купить коньки. А у меня был еще и велосипед, ведь в семье все работали, на меня денег хватало. Была и лошадка с педальным приводом, чуть ли не единственная в поселке. Но с детства я любил играть в мяч. Всю жизнь у меня была любовь к футболу и хоккею. Я уже играл в хоккей с юношами в ЦСКА, но одновременно ходил в спортивный клуб «Молния», неподалеку от дома, и в их футбольной команде становился на место центрального нападающего. В хоккее я играл с самого начала в защите, и футбол успокаивал мои амбиции, каждому пацану хочется играть в нападении.

Но вначале я не выделял ни хоккей, ни футбол. Зимой занимался одним, а летом — другим. Напряженно складывались дела в межсезонье, когда тренировки хоккея и футбола иногда совпадали и приходилось делать выбор — куда идти? И в один прекрасный день я решил, что остаюсь в хоккее. Не знаю, как ко мне это пришло, но я себе сказал: это моя игра, я буду хоккеистом, и хорошим хоккеистом.

В детский сад я никогда не ходил. Бабушка вышла на пенсию, и я оставался с ней. Но сначала, когда бабушка еще работала, мама ходила во вторую смену, а бабушка — в первую. Бабушка бежала с работы домой, и они меня передавали друг другу. Так до школы они меня и растили в две смены.

Другая моя бабушка, мама отца, умерла рано. Без матери остались трое сыновей и дочь. Братья были старше отца, они так и жили в деревне под Рязанью, а отец — самый маленький — вместе с сестрой Анной и своим отцом, моим дедом, приехали в Москву. Дед Максим по тем временам был очень высокого роста. Я его отлично помню, он жил с моей теткой неподалеку от нас, рядом со станцией Бескудниково, в двухэтажном кирпичном доме. Дед Максим был печником. Я его запомнил уже стареньким, он болел. Наверное, я пошел в него, потому что ни папа ни мама у меня ростом не вышли. Часто я ходил с родителями от наших бараков до дома деда Максима и тети Ани.