Пьесы - Николай Гуриевич Кулиш

говорил, умиляюсь, мол, и виденья божественные вижу, как услышу этот напев…

7

С т а р ш а я (в дверях). Папенька! Папенька идут!

Поднялась суматоха. Все засуетились:

— Далеко?

— К воротам подходят.

— Кум! Как же теперь?

— Можно начинать? (Б а с.)

— Да — соль-ми-до! (Т е н о р.)

Все обернулись к куму. А он рукой, как булавою:

— Спокойно! Я тогда знак дам… Курицу-то убейте! Кадильницу вынесите!

8

Вошел  М а л а х и й. Остановился на пороге. Тишина. Только шелест глаз.

К у м. Что же ты, кум, на пороге остановился? Не узнал, что ли? Ведь это друзья твои собрались, прослышав, что ты сегодня бежишь.

М а л а х и й (глаза затуманены мечтой, сошел с порога). Не бегу, а иду.

К у м. Это все равно — бежишь.

М а л а х и й. Ох, как мы до сих пор не понимаем, как еще не видим даже, какие права, какие права дала революция человеку! Воистину нужны обновленные глаза, чтобы видеть их.

— Это ты, кум, к чему же, хоть и знаю я?

— Хотел запретить мне идти в дорогу… А еще начраймил. Он, как и ты, кум, не понимает, что право на великое странствие дала мне революция…

— Так ты, значится, идешь?

— Иду, кум! Иду, друзья мои!

— Куда?

— Куда?.. В голубую даль.

С о с е д и (как камыш от ветра — ш-ш-ш). Куда, он сказал?

— Куда?

— Как?

К у м (ударил Малахия взглядом). Не шутя скажи, куда?

Т а р а с о в н а. Люди же пришли на проводы, хоть им скажи — куда?

М а л а х и й (в глазах разлив мечтаний). Ах, кум, и вы, друзья! Если бы вы знали, я будто музыку слышу и будто на самом деле вижу голубую даль. Какой восторг! Иду! — Между прочим, погасите лампадку!

К у м. Неужели лампадка мешает тебе бежать?

М а л а х и й. Не мне, а вам мешает она убежать из религиозного плена. Погасите!.. Скоро даже луна станет ненужной — электричество же! А вы с лампадкою…

К у м. Вопрос!

М а л а х и й. И ладаном пахнет… Как смели кадить! Откройте окно!

Пошевельнулась было Тарасовна, да кум ее взглядом остановил. Заметив это, Малахий сам открыл окно, загасил лампадку.

К у м. Спокойно! Имею вопрос…

М а л а х и й. Пожалуйста.

— Только спокойно! Ты, кум, за социализм?

— Да.

— И даже за кооперацию?

— А ты за лампадку?

— Спокойно! Раз я спрашиваю, прошу отвечать.

— Пожалуйста, спрашивай!

— Как ты можешь быть за социализм и тем паче за кооперацию, коли вся она до последней пуговицы фальшивая?

— То есть?

— Спокойно! Почему я набрал в ЕПО советской материи и месяца не поносил, как она полиняла, разлезлась, и это факт, как дважды два?

С о с е д и. И правда! Голубого наберешь на косынку ли, на флаг ли, глядь — а оно уже полиняло, даже белым стало.

М а л а х и й (усмехнулся). Дальше!

К у м. Почему жена купила советский гребень нарочно лучшего сорта и хоть бы сама чесалася, а то ведь (повернулся ко всем, как к свидетелям.) Ниночка, дитя невинное, с волосиками, как лен…

Все закивали головами — знаем, мол.

Так почему же, спрашиваю я, из гребня сразу целых три зуба выпало, и это тоже факт?

— Три зуба. Дальше!

— Почему нитки гнилые, а чулки на третий день рвутся, почему в бане не так чисто, как бывало раньше? И доктора не докличешься, хоть трижды помирай?

— Чулки и баня. Дальше!

К у м (голосом звучным, как трибун). И почему уже третий год весны не бывает, а все какое-то недоразумение в природе: холодно, снег даже и вдруг — трах-бах, как в бане на верхней полке. …Скажешь, и это, может, не факт?

Б а с  и  т е н о р. Факт!

— Факт!

С о с е д и. А, факт!

— Конечно, факт!

М а л а х и й. Все?

К у м. Пусть будет все, хоть у меня миллион таких вопросов.

М а л а х и й (разлив в глазах). Скажите мне, почему я, ты, кум, все мы до революции думать боялись, а теперь я думаю обо всем, обо всем?

К у м (отошел к канарейке). Дальше!

М а л а х и й. Скажи, почему я мечтать боялся, хоть и манило взять котомку, палку и пойти, пойти вдаль. Я отгонял эти мечты, а теперь… свободно беру посох в руки, сухари в котомку и иду…

К у м (язвительно). Бежишь. Дальше!

М а л а х и й. Скажи, почему я трепетал перед начальством на службе, дома на цыпочках ходил? (Заходил на цыпочках.) Вот так, вот так… Мухам дорогу давал, а теперь (странно как-то взглянув на всех) пишу письма Совнаркомам Украины и получаю ответ. (Вынул письмо, торжественно повысил голос.) Прошу встать. (Читает.) «УССР, Управление Совета Народных Комиссаров, Харьков…» число, номер. «На ваш запрос канцелярия СНК сообщает, что ваши проекты и письма получены и переданы в Наркомпрос и Наркомздрав». — Какой восторг! Совнарком Украины, Олимп пролетарской мудрости и силы, извещает меня, бывшего почтальона, что мои проекты получены… (Величаво.) Мои проекты! Вот куда я иду. А на все твои вопросы, кум, есть ответ в моих проектах. Как только их рассмотрят и одобрят, тогда ты, кум, и все вы, все получите любой ответ немедленно. Немедленно, говорю я и сейчас же отправляюсь. Любуня! Дай мне в дорогу рубашку и подштанники!

К у м. Кум! Не ходи!

М а л а х и й. Неужели же ты не понял? Проекты переданы на предварительное рассмотрение. Неукоснительно нужно спешить, так как боюсь, что кое-что в проектах наркомы не поймут и потребуются пояснения… Рубашку и подштанники! (Да и ушел в другую комнату.)

Т а р а с о в н а (обмякла вся, зашептала помертвелыми губами). Матерь божия! Кум! Соседушки! Спасите!.. Прошу вас — спасите!.. Не пускайте, умоляю!..

К у м. Спокойно!.. Открылся… Так вот оно что! То-то он целешенький год что-то писал по ночам и на марки у меня занимал…

Л ю б у н я (спрятавшись за мать). Ой, маменька и крестный! Страшно! Сегодня в церкви молившись, почуяла — точно духом холодным на меня пахнуло… Глянула — в божьих очах печаль и тень неминуемого… Тень неминуемого.

Т а р а с о в н а. Кровью сердце облилось! Чую и я, что на смертный путь идет он…

К у м. Спокойно! К ВУЦИКУ, к Совнаркому возносится: уже гордость в голову ударила, уже мы рабы и чуть ли не дураки… И это наш кум! Нет! Не пущу! Не я буду, богом клянусь, коли не верну его назад. С дороги верну. Сам во ВУЦИК обращусь!.. Вот что: сейчас, как войдет, я речь скажу, а вы, Мокий Яковлевич, начинайте «Милость мира»…

Т е н о р (так и бросился). До-до, соль, ми, до-до. Любовь Малахиевна! Над-дю-дю-ня! Сту-пайте к фисгармонии.

К у м (рукой снова, как булавою). Спокойно! Говорю — не сразу! Порядок даю: первое — я речь скажу, потом канарейка, «Милость мира», слезы и курица. Смотрите только, не сбейтесь! Я знак подам.

Каждый шепотком, про себя повторил:

— Речь, канарейка, «Милость мира», слезы и курица.

9

Вошел М а л а х и й, готовый в путь. Кум загородил ему дорогу:

— Ты-таки идешь, кум?

— Иду, кум.

К у м (взглянув на всех,