Ванька-ротный - Александр Шумилин

— Что это? — подумал я. Артиллерист хочет отсюда корректировать огонь полковой артиллерии? Тут, кроме куска проселочной дороги ничего не видно. Все они здесь в щели стоят на виду друг у друга. Потом ведь скажут прохвосты, что были в самых передовых цепях.

— Ты чем-то недоволен? — спросил меня командир полка.

Я повернул голову, но не успел ему ответить. Десятка два снарядов взревели и вскинулись вблизи. Всех, кто был в окопе, оглушило ударами и засыпало землей. Не то, чтобы совсем по шею зарыло, но по голове и спине шарахнуло крепко. Головы и спины, у стоящих в щели, к дну окопа пригнулись. За первым залпом последовал второй и третий. Земля стала кидаться в разные стороны. Внизу, вдоль берега реки била тяжелая немецкая артиллерия. Там находились две наши роты. Туда в первую роту у брода предстояло мне сейчас пойти.

Но вот взрывы стихли, мы стряхнули с себя землю. Я посмотрел на майора и сказал, глядя ему в упор.

— Я могу сказать, чем я собственно не доволен.

— Давай говори!

— По приказу штаба армии разведчики не обязаны ходить с пехотой в атаку. У нас есть свои, так сказать, задачи и дела. И почему я должен идти на смерть вместо комбата?

— В бою нет времени заниматься выяснением должностных обязанностей!

— Обстановка требует! Надо в роту идти!

Я оглянулся назад, давая ему понять, что тут кроме меня с десяток бездельников.

— Хорошо! — сказал я.

— В роту я схожу! Ваш приказ командиру роты передам! Но собирать солдат и погонять их на ту сторону не буду. Это дело комбата!

Я еще раз посмотрел на свиту стоящую в щели, отвернулся и ничего не сказал.

Командир полка что-то хотел мне добавить. Он набрал воздух, открыл рот, но в это время воздух задрожал от воя снарядов. Вой снарядов на какой-то миг утих и вокруг траншеи загремели взрывы. Грохот и рев, летящая земля закрыли всё кругом. Залпы следовали один за другим. Телефонная связь с дивизией оборвалась. Телефонист приподнялся, протянул руку вдоль провода над окопом, потянул за провод и в этот момент одним из разрывов, ему оторвало кисть руки. Двое других, приподнялись, оттащили его от края окопа и стали делать ему перевязку. Вот человек, подумал я, не воевал, сидел всё время в тылу, а остался без руки.

Несколько минут передышки — снова страшный вой, грохот и разрывы. Каждый раз по самому краю щели — несколько хлестких ударов и разрывов.

Связи с передними ротами и батальоном не было. Нужно было идти. Пошли посыльного солдата в роту под такой обстрел, командир роты голову не поднимет. Тут нужен личный представитель командира полка или он сам впереди, который мог заставить командира роты и комбата поднять в атаку солдат.

Я стоял, привалившись к переднему брустверу щели и иногда даже, выглядывал за него на поверхность земли. Я следил, где и как падают снаряды и по каким участкам немец бьет из артиллерии. Все остальные, согнувшись пополам, дрыгались где-то на дне. Стоя в окопе, поглядывая и прислушиваясь к разрывам, я рассчитал, что за короткую паузу в обстреле я сумею проскочить быстро вниз по дороге.

Немцы вели сосредоточенный огонь по отдельным участкам, перенося огонь то туда, то сюда. У них не хватало артиллерии накрыть огнем большие площади сразу. Как только наступит короткая пауза, я должен броситься по дороге вниз. За несколько секунд, я сумею преодолеть крутой скат и оторваться от границы зоны обстрела. А там внизу, я спокойно доберусь до первой стрелковой роты. Я предполагал, что у немцев не хватит орудий, чтобы там и тут рыть снарядами землю.

Я наклоняюсь над майором и кричу ему:

— Я пошел в первую роту!

Майор кивает мне головой и снова пригибается. Я стою, смотрю, слушаю и жду. Вокруг щели по-прежнему рвутся снаряды. Те, что рвутся сзади, перелетев на пару метров меня, мне не страшны. Осколки от снарядов уйдут назад дальше. Для меня опасен не долетевший снаряд. Я весь напрягся, сжался, приготовился к прыжку. Я жду момент, когда разрывы снарядов вдруг оборвутся. Мне что-то говорит, сидящий сзади на корточках, майор. Но у меня все внимание вперед, я его не слышу.

Мне показалось, что в гуле снарядов проклюнулся пробел. Поднявшись рывком на руках, я прыжком выскочил из окопа, вскочил на ноги и рванулся вперед. Я не побежал, а полетел вниз по склону. Не успел я сделать и десятка шагов, как неистовый шквал налетевших снарядов перекрыл всю дорогу взрывами. Я не мог остановиться и броситься на землю. Набрав скорость, я по инерции бежал под уклон. Мимо мелькали кусты и всплески снарядных взрывов. Я успевал только делать зигзаги.

Передо мной вдруг вставал огненный сноп разрыва. Я бросался в сторону, меня обдавало огнем, дымом и землей. Я бежал от одного огненного всполоха и нарывался на другой. Визга осколков за ревом и грохотом я не слышал. Видел, как передо мной кусками взлетала земля, как шлепками падали камни и ворохи дерна, обрывки кустов и потоки земли, летящей вверх и вниз. Дорога мелькала у меня под ногами. Удары, удары и ещё удары, всё стремительней подгоняли меня под уклон. Я летел как одержимый в самую пасть свой собственной смерти. Взрывы следовали впереди, сбоку и сзади.

Чем всё быстрее и быстрее я стремился сбежать со склона вниз, где я думал обстрела вовсе не будет, тем казалось мне, что взрывы становились всё глуше и во много раз сильней. Земля под ногами металась, уходила в стороны и прыгала и билась. Она то опускалась куда-то вниз, то резко вскидывалась и рывком поднималась вверх под ногами. Я себя чувствовал, как бегущий по волнам.

Когда я выскочил из окопа, меня заволокло огнем и дымом взрывов. Командир полка выглянул из окопа и посмотрел в ту сторону, куда я побежал.

— Всё! Убило капитана! — воскликнул он. Другие тоже приподнялись и посмотрели в ту сторону на дорогу.

— Зря разведчика погубили! — приседая, сказал он вслух.

Эти слова передал мне потом его замполит, вручая орден Красной Звезды, как награду.

Я продолжал бежать по дороге, приближаясь к бровке кустов. Здесь внизу по моим расчетам на берегу Царевича у брода должна была окопаться первая стрелковая рота.

Я уже был метрах в пяти от кустов, и в этот момент меня обдало и лизнуло в лицо пламенем взрыва. Звука разрыва и удара я не почувствовал и не слышал. Ударная волна подхватила меня, приподняла, пронесла над землей и бросила грудью на что-то мягкое, вроде бруствера свежего солдатского окопа. Перед моими глазами заколебался небольшой солдатский окоп. В нем торчала спина и железная зеленая каска.

— Подвинься! — успел крикнуть я и потерял сознание.

Сколько времени я пролежал на рыхлом бруствере солдатского окопа, я не знаю. Солдат решил, что меня убило. Он отполз от меня, от мертвого, в другой угол окопа. Видно боялся покойников и мертвых.