Кража в особо крупных чувствах (СИ) - Волкова Дарья

– Все в порядке, – осторожно отозвалась Эля. У нее не было ни малейших предположений о том, что может быть причиной звонка тетки Петра.

– Это хорошо. А то мы ведь с тобой так толком и не поговорили на выставке.

– Да. Простите, мне тогда пришлось срочно уйти, – пробормотала Эля.

– Понимаю, – так же безмятежно отозвалась София Аристарховна. – Элечка, не посчитай меня бестактной или навязчивой, но… В общем, я тут недалеко от Валиного… то есть, твоего дома. И если ты дома, располагаешь временем и угостишь меня чаем – я буду очень рада поболтать с тобой.

Эля неосознанно вдруг встала.

– Да, конечно, я дома. Приходите. Я буду очень рада вас снова увидеть, София Аристарховна. Адрес квартиры помните?

– Скинь мне в телефон на всякий случай. Пирожных к чаю купить?

И тут Эля почему-то улыбнулась.

– Буду признательна. Я люблю пирожное-картошку.

– Я помню. Валя говорил.

***

Так странно. Если бы… если бы не то страшное событие, то первым, с кем бы Эля разделила свою радость от победы в конкурсе, стал бы Валентин Самуилович. А сейчас она отпразднует свой триумф со старинным другом Валентина Самуиловича – Софией Аристарховной Воробьевой. И по совместительству – тетей Петра.

А Петр – с ним бы хотела Эля поделиться своей радостью?

Она снова опустилась в кресло.

Элина не знала ответа на этот вопрос. После сегодняшней ночи – не знала.

Можно было бы, конечно, убедить себя, что он просто не слышал ее слов, ее признания ночью, после близости. Но он слышал. Его руки прижали ее сильнее. И дыхание его сбилось от ее слов. Но он ничего не сказал. Только крепче обнял, вздохнул. А потом заснул.

Когда на твои слова о любви тебе молчат в ответ, а потом и вовсе засыпают – это… это что? Это как? Обидно? Унизительно?

Как странно. Она почему-то никак не могла чувствовать обиду на Петра – ни теперь, ни тогда, когда он орал на нее после их первого раза. Эля отчетливо чувствовала, что Петр делает это не для того, чтобы обидеть ее, унизить, сделать больно. Это его реакция, его эмоции. Честные. Прямые. Такие, какие есть.

А она… а она должна сама нести ответственность за свои иллюзии. Правда, любовь – не иллюзия. Но ответственность за нее нести надо.

Впрочем, возможно, что для Петра любовь – как раз иллюзия. Что-то не слишком важное. Не такое важное, например, как то, что надо поймать преступника. Вот ради этого он готов сорваться с места на ночь глядя.

Он все же человек простых жизненных принципов, несмотря на отца – крупного бизнесмена и «Ролекс». В них входит удовлетворение базовых инстинктов и работа. А любовь – это химера. Как говорится, порядочный химик в двадцать раз полезнее всякого поэта.

Это Элю угораздило влюбиться в Базарова двадцать первого века. Впрочем, Базаров плохо кончил. А с Петром все будет в порядке. Обязательно будет. Только без Эли. И с этим надо смириться. Когда он закончит дело и перестанет воспринимать Элю, как элемент служебного расследования, за безопасность которого Петр отвечает – все закончится. Потому что он прочно стоит на земле. А Эля – Эля любительница жить иллюзиями.

Она прижала пальцы к внутренним уголкам глаз. Так. Элина ждет гостью. И все сопли по поводу хмурого и не склонного к чувствам следователя можно – надо! – оставить на потом. И Элина пошла на кухню – выбирать чай, который она заварит для дорогой гостьи.

***

София Аристарховна сняла пальто и обувь.

– Тапочки? – зачем-то предложила Эля.

– А давай, – как-то весело согласилась София Аристарховна.

А потом она вдруг взяла Элю за плечи. Элина замерла.

– Дай, я хоть рассмотрю тебя толком. А то там, на выставке, все бегом-бегом, – София Аристарховна и в самом деле внимательно смотрела на нее. И под ее взглядом Эля не могла – и не хотела – шевелиться. Только дышать стала от чего-то чаще. – Как же ты… повзрослела.

Эля так и не смогла понять, как так потом оказалось, что София Аристарховна обнимает ее, а Эля шмыгает носом, позволяя гладить себя по голове. Они так простояли какое-то время, а потом Эля резко отстранилась.

– А пойдемте чай пить.

– А пойдем. Куда я пирожные сунула, а?

– Вот они, на полочке.

***

Прекрасное вышло чаепитие. Пирожные оказались вкусные, а София Аристарховна развлекала Элину рассказами о разнообразных событиях из ее и Валентина Самуиловича творческой молодости, а так же про их преподавательскую работу. Рассказчиком София Аристарховна была превосходным, поэтому Эля оказалась не готова к внезапному вопросу. Так и замерла с чайником в руках.

– Сильно поссорились?

Эля аккуратно поставила чайник на стол, медленно опустилась на стул. Почувствовала, что почему-то отчаянно, как девочка, краснеет, под внимательным взглядом серо-голубых глаз. У Петра глаза теткины.

Вздохнула.

– Я… я не знаю… Мы очень разные. Кажется.

– Конечно, разные. Он – мужчина, ты – женщина. На этой разности потенциалов весь мир крутится.

Эля хихикнула. Какая неожиданная фраза. А потом снова вздохнула.

– Просто мы… мы разного хотим… То есть, – Эля совсем отчаянно покраснела, ей подумалось, что София Аристарховна может неправильно истолковать слово «хотим». – Я имела в виду, что он… и я… нам нужно разное. Вот.

София Аристарховна помешала чай в кружке.

– Старая, как мир, история. Девочка влюбилась, мальчик тормозит, – Эля от неловкости и вовсе спрятала лицо в ладонях. А София Аристарховна продолжила: – Вот, говорят, что путь к сердцу мужчины лежит через желудок. А мне иной раз кажется, что через Северный полюс он лежит.

Элина все же рассмеялась. Неловкость стала потихоньку отступать, и руки от лица она отняла.

– А я же, знаете… – она выдохнула, решаясь. И все же необходимо сменить эту тему. Эля пока не готова обсуждать Петра с кем-либо. Даже с его тетей. – Я же тут конкурс выиграла.

– И ты молчишь?! Какой конкурс? Ну-ка, давай, рассказывай мне все подробности! – тут же заторопила ее София Аристарховна.

Эля рассказала. Начала все же неловко, сбиваясь, а потом вывалила на Софию Аристарховну все новости, со всеми подробностями, затем принесла эскизы, потом показала в телефоне фото макета.

– Таки Валя был прав – ты поцелованная богом девочка, – София Аристарховна неожиданно крепко притянула Элю к себе за шею и поцеловала в макушку. – Вот и умница. Езжай. Вези макет. Подписывай договор, утрясай детали. Это же просто прекрасный шанс, Элечка.

Эля чувствовала, как у нее все еще горят щеки – но теперь не от смущения, а от похвалы. От того, что кто-то тебя так хорошо понимает.

– Давай, девочка, дерзай. Лети, твори, – София Аристарховна встала и сама нажала на копку чайника.

– А как же… как же Петр? – вдруг неожиданно для самой себя спросила Элина.

– А что Петр? – пожала плечами София Аристарховна, возвращаясь на свое место. – Не маленький мальчик, без тебя не пропадет.

– Да, но… – Элина от такого ответа растерялась. Может быть, София Аристарховна против того, чтобы Эля и Петр…

– Эля, – София Аристарховна сжала ее руку. – Возможность реализовать такой проект нельзя упускать. Большой талант должен обязательно себя проявлять. А мужчин в нашей семье я знаю. Петру нужно время и место для маневра. Вот ты уедешь – и пусть себе маневрирует в свободном пространстве сколько угодно, тепловоз маневренный!

И тут Элина все-таки рассмеялась. У Петра очень своеобразная тетушка. Но какая замечательная! И после третьей чашки чая Эля решилась спросить Софию Аристарховну еще кое о чем.

– София Аристарховна, я хотела вас попросить…

– Так-так… – подбодрила ее София Аристарховна.

– После Валентина Самуиловича остались иконы. Очень ценные и очень старинные. Валентин Самуилович хотел передать их в музей, и, может быть, вы…

– Иконы? У Вали? Старинные и ценные? – София Аристарховна покачала головой. В ее голосе явственно слышалось удивление. – Странно. Валя мне ни разу, ни словом не обмолвился о том, что у него есть иконы. Очень странно.