Обнимашки с мурозданием. Теплые сказки о счастье, душевном уюте и звездах, которые дарят надежду - Зоя Владимировна Арефьева

ее собственной крошечной Вселенной такой порядок, что даже лучи солнца лежат в порядке убывания.

А еще однажды бабуля перебила двум драконам хребты, потому что они по дурости решили устроить драку на полянке у входа в бабулин домик. Ух и полетела же драконья чешуя во все стороны, когда старушка увидела незваных гостей! Добрая женщина все могла простить и стерпеть, но не когда ходят по ее тщательно подстриженному газону. И не когда ходят по ковру, и не когда трогают скатерть, и не когда касаются немытыми руками дверных ручек, и не когда… короче, ее бесило буквально все. Поэтому внуки в детстве мало ходили к ней в гости, а если ходили, то сидели неподвижно, сложив руки на коленках.

И сейчас эта женщина бродит где-то по столовке в халате уборщицы. Планета Земля даже не понимает, какая опасность ей грозит.

Что вы сидите глазами хлопаете?! Бегите скорее стучите в дверь туалета, орите, чтоб Повелитель бежал нас всех спасать! Это он во всем виноват, за ним все в наш мир и полезли.

А я чай пить пошла. Я же Сказочница, что я могу сделать еще.

Пока-пока. Целую.

Ори как птеродактиль

У Ольги Аркадьевны было одиннадцать детей самого невыносимого школьного возраста. По одному в каждом классе, от первого до последнего. Поэтому у Аркадьевны немного дергался глаз и пальцы на левой руке иногда сами собой скрючивались в куриную лапку.

Но вообще она была неплохой женщиной, временами даже хорошей. Иногда ставила цветочные горшки в подъезд, а когда их крали, вешала плакат: «Если не вернешь цветок, то засохнет твой стрючок!»

Она никогда не вызывала полицию, когда кто-то из соседей громко страдал в караоке в три часа ночи. Она приходила сама и в замочную скважину кричала, куда она сейчас засунет микрофон вместе с ланфрен ланфра ла та ти та.

Но когда она увидела объявление: «В изобретательскую лабораторию требуется уборщица», в голове у Ольги Аркадьевны что-то тонко-тонко динькнуло, будто порвалась струна, и перед глазами пробежали крупные титры: «Это шанс!»

На собеседовании она больше задавала вопросы, чем отвечала:

– А вы правда изобретатели? А чо вы тут делаете? А есть у вас, например, машина времени, или это все враки?

Изобретатели так восхитились, что хоть кто-то заинтересовался их работами, что не только рассказали про машину времени, но и тут же поволокли Аркадьевну ее позырить. И даже уговаривали сфотаться на фоне агрегата. И тыкнуть в огромную красную кнопку.

– Тыкните, тыкните, не бойтесь!

– Я, между прочим, в одиннадцати родительских чатиках состою, я ничего в этой жизни давно не боюсь. А что будет хоть, если я тыкну?

– А вы тыкните и узнаете.

– Фиг с вами. – Аркадьевна решительно тыкнула в красную кнопищу. Из машины времени со скрипом высунулась механическая рука и протянула женщине сосательную конфетку.

– Правда, здорово? – запрыгали от восторга изобретатели.

– Не дай бог, чтоб мои дети в изобретатели пошли. Ноги оторву, – подумала Аркадьевна, но вежливо кивнула.

– Только вы ее мокрой тряпкой не протирайте, ладно? А то она током бьется.

– За кого вы меня принимаете! – возмутилась Аркадьевна, потому что не собиралась протирать машину времени ни мокрой тряпкой, ни сухой. У нее вообще были другие планы.

Может, даже смыться в мини-отпуск от всей семьи, куда-нибудь к динозаврам. Но сначала…

Был прекрасный осенний день. Пушкин скрипел пером по бумаге и бормотал под нос:

– Октябрь уж наступил – уж роща отряхает

Последние листы с нагих своих ветве…

В этот момент сзади раздался шепот:

– Вот ты где, паразит!

В следующую секунду на голову поэта стремительно опустился тяжелый тупой предмет. Уже лишаясь сознания, Александр успел обернуться и кое-как разглядеть в радужных всполохах женский силуэт. Это было так незабываемо, что Пушкин пробормотал: «Я помню чудное мгновенье, передо мной явилась ты!»

Тут его долбанули контрольный второй раз, и все померкло.

В это время какая-то неопознанная женщина с учебником по литературе хаотично появлялась в разных веках и отвешивала пинки и подзатыльники всем писателям и поэтам, до которых могла дотянуться. Особенно досталось бедолаге Льву Толстому, женщина дергала его за бороду и спрашивала:

– Будешь еще про собачек утопленных писать? Будешь?!

– Да не я это. Это Тургенев, Тургенев все!

Тут Льву Толстому повезло, и изобретатели отловили женщину огромным матричным сачком и, как сома, вытянули в наше время.

Аркадьевна сидела в сачке устало и даже горделиво. По лицу было видно, что она ни в чем не раскаивается.

– Ольга, как вы могли! – возмущенно сказали изобретатели. – Он же старенький дедушка совсем!

– Ага, как толстенные книги на двух языках шпарить, так не старенький. А мне потом домашку по лит-ре помогай делать. А у меня ОДИННАДЦАТЬ детей. А я жить хочу, понимаете? А не «И живет до сих пор Герасим бобылем в своей одинокой избе»!

Изобретатели хотели сделать ей выговор и уволить, но не стали. Среди них тоже были родители, которым вечером предстояло помогать делать домашку. Жалели изобретатели только об одном, что сами до такого не додумались.

Так и осталась Аркадьевна при лаборатории. Тем более вместо зарплаты она попросила просто иногда посидеть одной где-нибудь в каменном веке. Вскоре птеродактили научились кричать слово: «Мать, мать, мать». И «ланфрен ланфра ла та ти та».

Антонида и чудище

Оно было с ног до головы покрыто густой, слегка светящейся шерстью. Стояло и тихонько грызло угол дома. Во-первых, рос новый клык и чесалась вся челюсть, во-вторых, это вкусно. Не пробовали, так и не говорите!

Особенно вкусно получается, если провести языком между кирпичей, а потом сразу по пыльному карнизу, а если еще и нечаянно спящего голубя ноздрей втянуть… непередаваемые вкусовые ощущения. Башка ночного чудища доходила до третьего этажа. Это потому, что оно сутулилось. Если б выпрямилось, так и до четвертого дотянулось. Но выпрямляться чудище не любило. Самое интересное всегда происходило внизу.

Вот и в этот раз. Дверь балкона на третьем этаже со скрипом распахнулась, вышла девочка в ночной рубашке с машинками. В одной руке у девочки был совочек, в другой пятилитровая банка.

Девочка стала делать загребающие движения совочком в воздухе и складывать что-то в банку. Потом подняла банку на уровень глаз, потрясла, сказала шепотом:

– Да что ж такое!

И снова загребла. И снова посмотрела в банку.

Чудовище проглотило кусочек кирпича и придвинулось чуть поближе. Оно было любопытное.

– Что гребешь? – тихонько спросило ночное чудище.

– Да вот хочу кусочек ночи законсервировать, – не оглядываясь, с готовностью откликнулась