Поворотный день - Владимир Богомолов

Фельдфебель стянул папаху, перекрестился.

— Стало быть, я теперь.

— Тогда вертайся к пушкам, — не давал ему опомниться Дундич. — Как можешь быстро-быстро.

— Дозволь дух перевести, — осмелел батареец, видя, что красные не собираются их расстреливать.

По-человечески Дундичу было жалко этих загнанных до пота, до одышки людей. И в другое время он разрешил бы им даже присесть, прилечь. Но не теперь. Тут каждая минута могла стоить жизни. И еще — ведь Буденный очень надеялся, что Дундич захватит батарею. Развернет ее против белых.

— Нет, дядя, — решительно воспротивился этой просьбе Дундич. — Отдохнешь потом. А сейчас — давай к пушкам.

Поняли белые, чего от них добиваются, переглянулись. Тут палка о двух концах: не подчинишься — уложат на месте, цацкаться не станут, исполнишь приказ, вернется генерал — трибунал обеспечен. Тут есть над чем голову поломать.

Тяжело дыша, побрели солдаты обратно. Ноги их еле поднимались от земли. Пройдут немного и снова переглядываются: не очень ли торопимся? Кажется, раскусил их уловку Дундич, сказал:

— Стойте.

Остановились.

— В шеренгу по два становись! — скомандовал Дундич. — У кого есть фабрика или завод — два шага вперед! Нет таких? У кого конные заводы, два шага вперед. И таких нет? У кого свои хутора и поместья…

Говорил Дундич, шагая вдоль строя и внимательно вглядываясь в изумленные лица артиллеристов. Те понуро смотрели на краскома: издевается, должно быть. Нашел богатеев.

— Значит, нет среди вас эксплуататоров? — угрожающе прозвенел сердитый голос Ивана Антоновича. — Какого же черта вы так усердно служите буржуям и генералам? Я могу очень просто обойтись без вас (тут он явно схитрил: из его отряда никто не мог обращаться с пушками). Поставлю своих орлов, а вас в расход. Но если вы не добровольцы…

— Нет! Не добровольцы, — дружно загудели пленные. — Мы мобилизованные. С нас подписку взяли.

— Какую подписку?

— Если мы того, значица, — начал объяснять за всех бородач, — то наши семьи того.

Дундич понял: эта остановка может легко превратиться в бесконечный митинг, но и гнать батарейцев под дулом карабина ему не хотелось по той простой причине, что подневольный воин уже не воин. А эти черти тем более могут провести буденовцев — будут лупить в белый свет как в копеечку. К одному орудию может встать сам Дундич. Он кое-что соображает в этих панорамах и буссолях, не забыл в артиллерийских мастерских. А к другим кого поставить? Эх, знать бы, давно обучил бы ремеслу наводчика троих-пятерых. А теперь вот возись со всякой контрой.

— Вы понимаете, — укоризненно глянул на артиллеристов Дундич. — Советская власть отдает вам все. Все, что есть на земле. А вы против этой власти.

— Мы б за нее горой, да только где она, мил человек? — выдвинулся вперед бородатый. — Вы нонче — тут, завтра — там, а нам куда податься? Была у нас в хуторе Советская власть. И что же она дала мне, к примеру? Да ничего, а господин Деникин обещает в случае победы и землицы прирезать, и коровенку лишнюю дать, и от продразверстки ослобонить…

«Да, — огорченно подумал Иван Антонович, слушая откровенно казака. — Этак он не то что не перейдет на нашу сторону, еще кого из наших к себе перетянет. Ишь, корову ему пообещали…»

— А где Деникин корову для тебя возьмет? — вдруг оживился Дундич. — Может, у князя или графа какого отнимет?

Артиллерист виновато-хмуро ухмыльнулся: знает, этого не произойдет ни при какой погоде. Понял его ухмылку и Дундич.

— То-то. Борода большая, а ума мало. У твоего же брата бедняка заберет. Тебе радость будет?

Насупились батарейцы. Горько им слушать такой упрек. Что они, разбойники какие, чтоб своих односельчан грабить? А с другой стороны, куда ни кинь — везде клин. Где действительно генералы наберут столько скота, что обещают своему воинству? Тут есть над чем покумекать. Допустим, уговорил их этот добрый и неглупый горец, и они согласились встать к орудиям. Так ведь наступает не Красная Армия, а — белая. Весь донской округ в их руках, вся Кубань, к Салу идут, там до Царицына рукой подать. Бог даст, к осени и в белокаменную вступят. Нет, тут с кондачка не решишь.

— Ну, так пойдете? — еще раз спросил Дундич. — Ты что молчишь? — спросил он фельдфебеля, заметив, что все пленные косятся на него.

— Я как все, — развел руки старый служака.

— Ты не хитри, Ерофей, — сказал в сердцах стоящий за ним артиллерист. — Ты теперь наш командир. Как скажешь…

— Вот это другой разговор! — обрадовался Иван Антонович, решивший в случае чего не церемониться с фельдфебелем.

Тот, очевидно, почуял настроение красного командира, поежился и, набычась, выдавил, точно горло сжала удавка:

— Я что ж, я понимаю…

— Идешь или нет? — подкинул и поймал наган Дундич.

— Иду… — не сказал, а выдохнул младший чин, но тут же словно опомнился и попросил: — Но в случае чего вы нас не покидайте, с собой забирайте. Так я гутарю, станишники?

— Верно! Так! А как иначе, — дружно загомонил строй.

— Давай в станицу! — приказал Дундич ординарцу. — Пусть Буденный быстрее отрывается и отходит к речке.

Казаков, забравшийся на колокольню, видел, что павловцы, спешившись в полверсте, стали подходить к буденовцам скрытно. И и это время из-за реки ударила батарея. Но только по позициям спешенного белого дивизиона.

Николаю было отлично видно, как первые же снаряды огненно-дымовой завесой отгородили белых от красных. Он тут же дал новые координаты. Второй залп пришелся в основном на коней и коноводов, притаившихся в балке. Казаки бросились к лощине, ловя мечущихся коней.

Теперь буденовцы, кажется, поняли, что батарея бьет не по ним. Но, вскочив в седла, они все-таки не бросились вдогонку. Очевидно, думали: чем черт не шутит, а вдруг промашка у батарейцев? Ждали третьего залпа. И он громыхнул над цветастой, как расписная шаль, степью, отгоняя белых от станицы. Наконец-то красные окончательно поверили в свое спасение и устремились на врага.

А Казаков уже наводил артиллеристов на новые цели: белый эскадрон, прорвав цепь в центре, устремился к реке, к тому самому месту, где переправился отряд Дундича. Тут батарея ничего не могла поделать, хотя Николай отчаянно вопил сверху:

— На плотину! На плотину!

Дундич понял, чем терзается разведчик, и крикнул ему, указывая за станицу:

— Гляди туда!

Белоказаки не успели подъехать к старой затопленной дамбе, как в упор ударили три пулемета, хорошо замаскированные в садовой зелени. Теперь белые рванулись вверх по реке. Очевидно, там бы;: брод. Ведь где-то павловцы переправились ночью. Если им удастся прорваться, думал Иван, натворят они бед. Надо не допустить их к броду.

И он перенес огонь батареи на кромку берега. Снаряды разорвались впереди конников, и, поняв, что посажены на мушку, те рванулись через огороды и сады на улицы станицы, но наперерез им шел полк, ведомый Буденным. Сзади теснили белые. Ситуация была самая нелепая. Дундич ничем не мог помочь своему комдиву. Оставалось лишь ждать и надеяться, что Буденный сомнет остатки эскадрона и оторвется от преследователей хотя бы на сотню метров, дав возможность прикрыть его огнем батареи.

Схватка была короткой. Не сдержав натиск, белые рассыпались по переулкам и базам, дав возможность полку подойти к берегу. И в это же время с противоположной стороны вновь заработала батарея, рассеивая лавину белых.

Почуян поддержку артиллерии, красные все чаще бросались в контратаки, оттесняя павловцев в степь. Из края на край станицы метались тачанки, там и сям преграждая путь белым. И в каждом таком броске им помогала артиллерия.

Дундич, бегая от пушки к пушке, восторженно вопил:

— Так их! Круши контру!.. Никакой пощады врагам мировой революции!

Через полчаса фельдфебель, показывая на разбросанные порожние ящики из-под снарядов, заметил:

— В таком темпе будем крушить, скоро сами сокрушимся…

— Больше нет? — удивился Иван Антонович.

— Здесь все, что привезли с собой.

— Где есть?

— В Богаевской.

— Далеко?

— Не дюже. Но там полная дивизия Улагая, — предостерег фельдфебель, почуяв в вопросе опрометчивое желание красного командира совершить заманчивый рейд в Богаевскую.

К счастью, этих полчаса хватило на то, чтобы окончательно рассеять белогвардейские эскадроны, заставить их снова отступить в степь и дать возможность буденовцам уйти в противоположную сторону.

Когда эскадроны переправились на другой берег, Семен Михайлович подошел к батарее, крепко обнял Дундича, поблагодарил артиллеристов и с тяжелым вздохом сказал:

— Пушки придется сбросить в речку.

Батарейная прислуга приуныла. Значит, обманул их этот, в малиновой гимнастерке. Раз орудия бросят в речку, артиллеристы останутся не у дел. Конечно, кто к седлу привычный, может попроситься в кавалерию. Но таких раз, два и обчелся. Уловил их настроение Дундич и смело возразил Буденному: