Клуб любителей диафильмов (сборник) - Нина Хеймец

– Хотите чаю? – спросил он.

– Спасибо, – сказала женщина, – раз уж я здесь.

В чайнике еще оставалось немного заварки.

– А что это у вас тут? Что это за аппарат, в углу комнаты?

– Это – пульт контроля лифта, – сказал Александр Михайлович, – Когда лифт вызван, зажигается лампочка. А через микрофон можно говорить с пассажирами, если понадобится.

Женщина встала и подошла к пульту.

– И часто вы это делаете?

– Что делаю? – не понял Александр Михайлович.

– Часто вы разговариваете с пассажирами?

– Нет, лифты у нас хорошо работают.

– По-моему, вы упускаете редкую возможность, – сказала женщина, – пока человек едет в лифте, вы можете говорить с ним о чем угодно, и он будет вас слушать, потому что деться ему некуда.

– Да, но по инструкции переговорным устройством можно пользоваться только в экстренных случаях, – сказал Александр Михайлович.

– Инструкции устаревают, – ответила женщина.

– Мне не о чем с ними говорить! Это чужие люди! Я с ними не знаком! Послушайте, что вам нужно?

– Всегда найдется, что сказать друг другу, – спокойно произнесла гостья.

Она подвинула к пульту второй стул и указала на него Александру Михайловичу: «Садитесь!».

На пульте как раз зажглась лампочка: в кабину лифта вошел пассажир.

– Говорите! – приказала женщина и нажала на кнопку микрофона, – говорите, вас слушают!

Александру Михайловичу стало казаться, что в комнате не хватает воздуха. На пульте мигала желтая лампочка. Гостья смотрела на него.

– Товарищи, – произнес Александр Михайлович в микрофон, – дорогие товарищи… – Александр Михайлович закашлялся, его рубашка стала мокрой от пота.

– Дорогие товарищи, – женщина взяла у него микрофон, – вас приветствуют из диспетчерской. Мы желаем вам приятного вечера. Пожалуйста, отходя ко сну, не забудьте выключить телевизор. Никто не знает, что вы увидите там рано утром. Позаботьтесь о своем настроении. И электроэнергию сэкономите.

Гостья вновь нажала на кнопку. Желтая лампочка перестала мигать.

– Ну, вот. Поговорили, – сказала она, – мне пора, я тут у вас сильно задержалась. Я зайду к вам на следующей неделе, узнаю про часы. Кстати, можно узнать, как вас зовут?

– Александр Михайлович.

– Кира Анатольевна.

С каждым днем Александру Михайловичу становилось все яснее, что же он должен был ей сказать. Он находил все более колкие фразы, все более веские аргументы. Он был резок, саркастичен и непреклонен. Он был тверд, и он был великодушен – до слез, во всяком случае, дело не дошло.

Через неделю она пришла.

– Здравствуйте, Кира Анатольевна – сказал Александр Михайлович, распахнув дверь.

– Здравствуйте, Александр Михайлович.

Она принесла печенье. С фруктовой начинкой.

После чая они подошли к пульту. Александр Михайлович пододвинул второй стул.

Они дождались, пока в кабину войдет пассажир. Кира Анатольевна нажала кнопку переговорного устройства.

– Я попробую, – сказал Александр Михайлович.

Кира Анатольевна передала ему микрофон.

– Добрый вечер, товарищи… – произнес Александр Михайлович. Ему показалось, что он больше не вспомнит ни одного слова. Никогда.

Лампочка мигала.

– Добрый вечер, товарищи! – сказал он снова, – Вас приветствуют из диспетчерской. Пожалуйста, не заграждайте балконы и выходы на аварийную лестницу. Отвезите старую мебель на дачу, а доски выбросьте – дались они вам. Будет пожар, вам же и придется со всем этим разбираться.

Александр Михайлович выключил микрофон. Они молчали.

Кира Анатольевна приходила каждую неделю. Они пили чай и приступали к главному.

– Товарищи! Скоро закончится дачный сезон, – говорил в микрофон Александр Михайлович, – не допускайте на свои грядки колорадских жуков, боритесь с ними! Сами они не уйдут. Съедят вашу картошку, примутся за соседскую.

– Не забывайте заботиться о себе, – вступала Кира Анатольевна, – Любите мандарины – источник антиоксидантов!

Потом они придумали подвешивать кабину. Когда в подъезде нажимали кнопку вызова, Александр Михайлович переключал на пульте специальный рычажок, и лифт останавливался. Они ждали – минуты две-три. За это время в подъезде успевало собраться несколько человек – долгое ли дело в восемнадцатиэтажном доме. Так их могло услышать больше народу. Да и время было удачное – конец рабочего дня, час пик. Жильцы приходили в диспетчерскую, стучали в дверь. Им не открывали. Иногда пассажиры отвечали им через переговорное устройство, но как-то неудачно. Кира Анатольевна говорила, что постепенно жильцы привыкнут и смогут участвовать в беседах.

Они выключали микрофон и снова пили чай. Александру Михайловичу очень хотелось проводить Киру Анатольевну домой, узнать, где она живет. Он пытался представить себе, как выглядит ее квартира. Он был уверен, что на лампах там – матерчатые абажуры. Оранжевые. И обязательно с бахромой. Еще у нее наверняка есть кошка, сиамская. Спит себе где-нибудь, не торопится выходить к гостю. Или собака. Болонка, не иначе. Александр Михайлович не любил болонок – от них не знаешь, чего ожидать. Но против болонки Киры Анатольевны он не стал бы возражать. После чая Кира Анатольевна сразу уходила. Александр Михайлович оставался один в опустевшей диспетчерской, ждал сменщика.

В тот вечер Александр Михайлович возвращался с работы, как обычно. Он вспомнил, что дома закончился хлеб, и решил зайти в булочную. Александр Михайлович уже открыл, было, знакомую дверь, но тут, в освещенной витрине булочной, он увидел Киру Анатольевну. Народу в магазине почти не было, Кира Анатольевна разговаривала с продавщицей, в кондитерском отделе. Он стоял на улице, смотрел на Киру Анатольевну, и ему казалось, что, если она сделает какое-то неосторожное движение, случайно махнет рукавом плаща каким-то определенным образом, то все предметы в булочной – все эти разноцветные бумажные кубики, жестянки, фантики, золотые ключики, маски, цукаты, гусиные лапки – приобретут особую легкость, закружатся в вихре, завьются за нею шлейфом. Продавщица слушала Киру Анатольевну, облокотившись на прилавок. Потом она достала с полки плоскую картонную коробку. «Печенье покупает, на завтра», – догадался Александр Михайлович. Он почувствовал себя неловко – как будто со старинных часов зачем-то сняли крышку, обнажив механизм. Или, по чьему-то недосмотру, второе дно в сундуке фокусника вдруг оказалось прозрачным.