Гелен Аму. Тайга. Пионерлагерь. Книга первая - Ира Зима

А человек так привык все отделять, противопоставлять и обесточивать, что не слышит, не видит и не хочет знать, «что» на самом деле происходит. И даже если это так, если никто не хочет верить в такое осмысленное мироустройство, сбежать из этого процесса никому не удастся, ни одному из нас: ни мертвому, ни живому некуда бежать, ничего другого нет и не существует, хотя существует все и сразу. Нынешняя эпоха как будто все еще застряла в догалилеевских временах и верит в абстрактно объясняемый, мертвый, по сути, мир; но можно еще успеть избежать «страданий» и «жертв», есть последний шанс все исправить, подготовится; нам необходимо признать «сущее» и бесстрашно смотреть в глубоком доверии и едином действии «всем миром» на то, что уже происходит… Это уже происходит! Но «мир человека» вместо зрелости и единения бьется в смертоносной, разделяющей все живое агонии, человек ищет спасения веками, уповает на «внешнюю силу» и никак не признает, что все делает сам. Нет другого места, где есть «наш дом», и нет никого, кроме нас самих, кто бы мог спасти жизнь. Пришло время спасать бога.

Наконец я увидела Наташку в спокойном состоянии, чтобы ни она, ни я никуда не бежали, теперь можно просто сесть и поболтать. Киру так и не выпустили на поле, и хотя на матче уже стоял гвалт, мы все еще слышали друг друга. Наташка вчерашнее шоу с Аленой и Викушей пропустила, прибежала на выступление, при этом Митяй так и стоял за кулисами. И так же быстро пропала. И она еще не знает, что я с Ромкой!

— Это что за новости, я, что, была в коме? Когда это вы с Валевским успели та-а-а-ак близко подружиться? — Наташка сидела справа, а я впритирку на одном кресле с Ромкой, он обхватывал меня руками, если ему приходилось хлопать, а делал он это постоянно, ну очень эмоциональный парень, получилось, что я вся в нем.

— Надо хоть иногда в гости заходить! Со вчерашней «ярмарки» все вот так! — я развела руки, ситуация сама себя демонстрирует. — Ты про Ольгу Караулову что-то знаешь? — собственно это я и хотела от нее еще вчера узнать, но не успела в суматохе.

— Да, Кире вы сильно настроение перед игрой попортили. Как он играть-то будет? Караулова должна была к своему жениху уехать, но такое ощущение, что она всех обманула, вещи не собирала, вроде как здесь, а сама сквозанула за новой любовью! Это у нее, наверно, мандраж перед свадьбой такой, — Наташка наклонилась ко мне на ухо. — Ты не думаешь, что Валевский к тебе пристал из-за Карауловой? Ну, потому, что она его кинула? Может, к черту Валевского? Кира-то классный, точно не такая зараза как этот, переживаю я за тебя… — она смотрит на Ромку сердито, заранее готова пропесочить его за еще несовершенное в мой адрес дерьмо, и что это только вопрос времени, я и без нее знаю.

— Кира мне только друг, если он простит меня, но не парень, даже если он такой хороший! А про Валевского и так все понятно, пусть будет, как будет, может, переживу… Ты думаешь, Оля могла так вот исчезнуть? — первую часть фразы я шептала ей на ухо.

— Еще как, она все время только так и делает, а ее Гриша такой же, как и ты, «терпила»! — Наташка не одобряет мой выбор, она реалистка.

— Смотри, какие у меня кроссы! Ромка с «красного столба» достал, мой трофей! — я сунула ей под нос последний довод, глупый, но такой ощутимый.

— Да ладно! Сам достал? Тебе? Во, замороченный! — все-таки трофей сработал, Наташка хихикнула! — Алена там как? — спрашивает она отстраненно. — Тут я ее видела накануне, так все звала в «спортивном» тусоваться со мной, ну, чтобы она не расстраивалась, так Алена такое лицо сделала, словно я ей тухлятину подкинула! Знаешь, думаю, этот ее дядька, с которым она в городе живет, сейчас тоже здесь, я тебя уверяю, уж слишком высокомерно она себя ведет, мол, ей никто не нужен, будто мы «курицы отсталые» рядом с ней! Меня она вообще запозорила, сказала: «Так стремно, уже с сосунком связалась»! Ты представляешь!? Даже не спросила, что я чувствую, а ведь мы подруги всю жизнь! — Наташке горько, что так все вышло с Аленой.

— Если бы ты вчера после игры ее видела, даже и не верится, что это наша Алена! Мне страшно, она в глаза не смотрит… — я выдала беспокойство, и мою фразу подхватил Ромка:

— Ты бы слышала, что она Сашке выдала: «Сдохни, или я тебе помогу», это было жестко, она реально спятила! Вот видишь, теперь охраняем! — он показал, как крепко меня держит, а Наташка выразила кивком свое, пусть небольшое, но одобрение.

— И как ей помочь? — а про себя думаю, что теперь Аленка вообще меня к себе не подпустит, как мне с ней поговорить?

— Пусть ей ее любовник помогает после такого! Нельзя же так друзьями разбрасываться! Как ты ее спасешь, если она хочет, чтобы тебя в принципе не было? — и от такой очевидности я застыла.

Неужели это так? Но я не занимаю ее место, это невозможно…

Понимать мир противопоставления помогают, но, по сути, они бессмысленны, у каждого свое «место» и занять его никто не может, это место буквально и фактично, каждая точка сущего невосполнима ничем иным, поэтому так страшно потерять хотя бы одного, поэтому жизнь «каждого» так бесценна. Жизнь бесценна, жизнь каждого, целостность — это «мы все», и «пробужденное» сознание слышит боль «каждого». Нет такой «цели», нет такой «идеи», которая ценою в чью-то жизнь, а есть те, кому «жертвовать» другими легко, но платишь за все только «собой», всегда «собой»… Преступивший закон жизни противоположен «целому», тогда душа истончается, иссекается на части, «целое» прекращает питать то, что посягнуло на его «целостность» и отторгает как инородное тело. На «этой стороне» жизни такие процессы неразличимы, время «там» идет по-другому, но если присмотреться, то слышно, как иссыхает тысячелетиями и трудами нажитая душа, и «вечная личность» прекращает существование, вдруг всем становится понятно, что внутри такого «героя» уже нет ничего. Это не наказание, не «кара небесная», а естественный закон, единственный закон жизни, и от преступившего закон остается только чистый «первородный импульс», которому придется все начать с нуля, с первой мысли-слова… Тогда и «первенство» это не борьба за «единственное место», а лишь ступень для преодоления своих «пределов» и «потолков», только это имеет смысл и значение, «крутость» на фоне других абсурдная бессмыслица, настолько мы разные, настолько на разных ступенях находимся, что никак невозможно сравнивать не сравниваемое. Что круче — капля росы или цветок, который она питает? Ласточка или солнце, которому она поет? Кого спасать, кошку или портрет «Моны Лизы», если будет гореть Лувр? Очевидно, что кошку, она не идол, она живая, и кто знает, может, у нее глаза Моны и ее душа? Когда все так перепуталось? Как все вернуть обратно, на свои места? Человек важнее Идеи! Всегда! Если не знаешь, как поступить, скажи: «Жизнь важнее идеи и идолов», и все встанет на места.

Но бояться и быть оскорбленным это так выгодно, тогда можно убить врага, противопоставить себя ему, убить оправданно, как чуждое! И продолжить жить на трупах, построить на их месте дом и сделать вид, что все хорошо… Но так не бывает, жизнь против жизни по космическим законам не идет, на той стороне такое существо попадет в «черную дыру», которую он сам создал, и дух его рассеется этой червоточиной пространства. И даже первого «импульса» от него не останется… Мы «одно», мы «целое», чужих тут нет, и либо все вместе, либо никто! Или все вместе, или никто! И если червоточина, которую мы создавали веками, в ближайшее время не затянется, нас всех туда снесет, все «черные дыры» станут «одной», и все скрутится, схлопнется и свернется, в какой-то момент это случится мгновенно, «хлоп» и нет ничего! И начнется во Вселенной период «Ничто».

Я останусь…

Но невозможно, чтобы «мир» превратился в могилу; никогда не смогу смириться с этим, не смогу такое пережить, мое «никогда» буквально, и я забуду себя, и меня не станет.

Смотрю на «лед», где игра стремительно набирает обороты, все ищу «светляков», которые спасут «мир», а с ним и меня, одна я не справлюсь… Если все не соберутся вместе, не очнутся, не станут сплошным светлым пятном, то любые войны и споры утратят смысл, и молиться станет некому, «мир» как факт утратит значение. И я берегу всех «светляков», молюсь за каждого, за каждого готова бороться, только гори, разгорись как сила, стань тем, кто всех спасет; и так один к одному, один за одним как выстроенные фишки, так и зажгутся все до одного. Кира — небывалый «светляк», его страсть не я, а хоккей, его внутренняя «стихия» так себя выражает, и я сделаю все, чтобы его огонь остался зажженным, не могу позволить ему потухнуть и пропасть безвременно, обрастая не помнящим самого себя «я». И Кира появился, наконец, «на льду», мы с Наташкой как по команде вскочили и стали скандировать его имя, за нами поднялся и весь наш отряд, а Валевский старался больше всех. Его совесть мучает? На такую зрительскую активность вся «тренерская» трибуна встрепенулась, и как ни крути, а за Кирой они стали наблюдать более пристально! Ну и сам герой стал резвее кататься, не мог такую «болеющую команду» подвести, да соперники за ним просто не поспевали, и голос я сорвала напрочь! Мы орали всеми стихиями и поднимали других «светляков» как ключевые фишки, и мне вдруг стало казаться, что на стадионе не осталось темных мест, ни одного! Игра «наших» закончилась, и я решила не оставаться на стадионе, свою макромиссию я выполнила сполна, кроме «Кира» так же пристрастно мы скандировали «Митяй», с тем же ощущением порванных голосовых связок, а на стадионе холод зимний исходит от ледяного покрытия, и я уже простужена, мне срочно пора на солнце!