Григорий Отрепьев - Лейла Элораби Салем

Вдруг полышались голоса. Басманов поглядел в сторону дворца и, присвистнув, воскликнул:

– Гляди, царь, тебя ищут.

– А, ну их. Надоели они мне все, – Григорий махнул рукой и с легкостью вскочил в седло. Черныш, почувствовав тяжесть седока, весело заржал и подпрыгнул на месте.

– Ну что, Петр, готов отправиться со мной на прогулку по городу? – веселым голосом спросил молодой человек и задорно подбоченился.

– Только если ты, государь, не будешь нестись с такой скоростью как в прошлый раз, – ответил Петр и сел на лошадь.

Остановившись возле ошеломленных бояр, царь воскликнул:

– Не ищите меня. Я поеду покатаюсь, – потом, повернувшись к Басманову, ответил, – поехали!

Два всадника, взвив тучу пыли, понеслись прочь из царского дворца по направлению к рыночным рядам. Легкий ветерок дул в лицо, солнце ярко освещало землю. Без головного убора, в легкой рубахе, молодой царь летел на коне по московским улицам, его раскрасневшее лицо озаряла улыбка да озорный блеск голубых глаз. Подъехав к базарному ряду, он спрыгнул с жеребца и повел его под уздцы мимо торговых рядов, откуда доносились громкие голоса продавцов, созывающих покупателей. Петр Басманов шел чуть позади государя, он знал, для чего они здесь – недаром Григорий приблизил к себе Молчанова, известного тем, что тот был сводником и знал всех красивых девиц и женщин Москвы, которых постоянно приводили в баню к царю.

Народ столпился на обочине, радостные оттого, что смогли вблизи увидеть молодого государя, который приветливо махал всем рукой и выкрикивал приветствие. Не забыл он подойти к маленькому мальчику, стоящего рядом с пожилым человеком, должно быть, дедушкой. Григорий наклонился и легонько пощекотал малыша за щеку, тот удивленно раскрыл глазенки, а потом весело рассмеялся.

– Славный мальчик, – сказал царь и пошел дальше.

Люди протягивали руки в знак благословения. Димитрий Иванович запросто подходил к кому-нибудь, забывая о царском величии, и начинал разговор. Вскоре толпа, бросив работу, окружила его вместе с Басмановым дабы потолковать о том о сем. Царь охотно соглашался на беседу, даже не заметив человека в дорожном плаще, который то и дело норовил подойти к нему, но его отпихивали назад. Григорий обвел взглядом собравшихся и невольно заметил его – своего родного дядю Смирного. Комок подступил к горлу, лицо стало белее мела, на глаза невернулись слезы: какое-то странное чувство овладело им, когда его взгляд встретился со взглядом дяди. Смирной тоже оставался стоять на месте, словно его ноги вросли в землю. Поначалу ему хотелось крикнуть настоящее имя того, кто носил царскую корону, и не мог, что-то останавливало его от разоблачения племянника: то ли страх за жизнь Григория, то ли за проклятия Замятни, которые в этом случае обрушатся на него.

К царю подошел Петр и, взглянув ему в лицо, тихо спросил:

– Что с тобой, государь? Тебе плохо?

Молодой человек словно очнулся ото сна при звуки голоса преданного вассала и еще раз окинул взором толпу: Смирного нигде не было. «Показалось», – радостно подумал он, а вслух сказал:

– Поедим назад, Петр, становится жарко, мне голову напекло.

– Хорошо, государь, поехали.

– Когда вернемся, скажи слугам, дабы они приготовили ванну и чистые одежды, только прикажи, чтобы вода была прохладная, а не как в прошлый раз.

– Все, что велишь, царь, исполню, – Басманов приложил ладонь к груди и склонил голову.

Когда они уже миновали базарный ряд, несколько молодых девиц, прячась от хитрых взоров мужчин, пристально смотрели на ехавшего на рослом жеребце царя и тихо переговаривались, пораженные его гордой статью и красивым лицом.

– Смотри, какой он красавец!

– Он такой белокожий и стройный!

– Просто загляденье!

Девушки посмеивались, любуясь Григорием, но они и не знали, что его взор уже давно их приметил. Его губы растянулись в довольной улыбке, он указал рукой в сторону девушек и на ухо сказал Басманову:

– Гляди, Петр, какие красивые девушки! Желаю, чтобы сегодня вечером в бане они услаждали мой взор.

– Рисковано, государь, о тебе и так ходят слухи как о первом развратнике.

– Молчи ты! – тихо прикрикнул молодой человек. – Знаю я о всех этих слухах, да мне все равно. Я царь и никто не смеет указывать мне, что делать, а что нет.

– Согласен, государь. Ты царь.

– То-то же! – Григорий погрозил указательным пальцем и дернул поводья, Черныш, взметнув тучу пыли, понесся в сторону царского дворца.

Царь с закрытыми глазами нежился в ванне, запах душистого мыла смешался со сладким запахом масла, которым ему умастили волосы. Слуги уже приготовили для него парадную одежду, в которой ему еще предстояло встретиться с боярами на совете. Они не были довольны последним его решением, когда он объявил, что с этого момента боярское собрание будет называться Сенат, а не Дума. Желая европейзировать русское общество, молодой царь не замечал пропасть между ним и вассалами, которая с каждым разом все расширялась и расширялась.

Дабы прогнать мысли о заботах, Григорий пригласил посидеть с собой чернокожего карлика, привезенного из страны Магриба, который услаждал царский слух нежной музыкой на флейте. Григорий глубоко вздохнул и, откинув голову на край ванны, снова закрыл глаза и принялся наслаждаться этим мгновением, вдали от забот и хлопот, через час придут бояре, а пока что есть время вот так просто лежать в чистой воде и ласкать слух чудесной музыкой, звучащей лишь по одному его взмахом руки. Карлик закончил первую мелодию и положил флейту на колени, боясь заиграть снова без царского позволения. Григорий взглянул на него и, махнув рукой, проговорил:

– Играй еще.

Снова зазвучала музыка. Молодой царь погрузился в свои думы, которые он не решался открыть никому, даже безмерно преданному Басманову. Вот пронеслась у него картина, когда он после коронации принимал в большой зале послов из разных стран. К нему с поклоном приехали персы, индусы, греки, киприоты, арабы, англичане, немцы, французы, итальянцы, испанцы, жители Северной Африки. Все они приносили дары, которые складывали у его ног. Вот посол царя индусов положил у трона парчовые ткани удивительной красоты, драгоценную шкатулку из слоновой кости, драгоценные масла черного дерева и сандала, несколько рабов на цепях привели рычащих пантер – этих прекрасных грациозных кошек, чьи глаза злобно блестели желтым огнем, другой раб нес на плече маленькую обезьянку, которая то и дело норовилась укусить его за палец.

А вот дары от персидского правителя, чьи слуги принесли большие ковры ручной работы, шелковые одежды, украшенные большим жемчугом, перстни с драгоценными камнями, большие серебряные кубки и попугаев в золотых клетках.

Греки и киприоты положили к его ногам амфоры с маслами для умащения тела, редкие сорта вин, оливки и маслины, мраморные статуи. Арабы подарили ткани, масляные духи в золотых флаконах, шкатулки, полные драгоценных камней. Жители Магриба удивили тем, что в подарок царю привели несколько карликов-музыкантов, превосходно играющих на музыкальных инструментах, а также живые деревья в больших плошках, источающих благоухающих аромат мирры.

Не менее роскошными подарками отличились европейцы: золотая утварь, ювелирные работы, большой глобус, подзорная труба в серебряной шкатулке, пушистые коты редкой породы, ткани, часы, картины – все это преподносилось ему, царю Всея Руси.

Глядя на ростущую гору подарков, Григорий еле сдержался от восторженного крика. Никогда прежде не видел он таких диковинок, такой красоты. Он изо всех сил старался выглядеть важным и чопорным, но когда послы ушли, молодой человек вскочил с трона и бросился к подаркам, перебирая то струящиеся ткани, то примеряя дорогие украшения. Царь радовался словно ребенок, которому, наконец-то, подарили желанную игрушку.

Но прошло время. Радость от обладания власти и богатства сменились разочарованием и усталостью. Лишь находясь в одиночестве, Григорий мог дать волю слезам. Он плакал от отчаяния, от того, что не в силах изменить впитанные с материнским молоком старые традиции, плакал по своей молодости. Ему ли, которому совсем недавно исполнилось двадцать четыре года, сидеть целыми днями за столом с чопорными боярами, играть роль важного государя, степенно ходить по коридорам дворца в сопровождении стражи, когда ему хотелось вырваться на волю и верхом на коне помчаться на простор, чтобы сильный ветер бил в лицо, играя волосами, чтобы уставшим вернуться домой и, немного передохнув, посидеть где-нибудь под кронами деревьев с книгой в руках?

Все чаще и чаще уединялся Григорий в дворцовой библиотеке. Бродя между полок с летописями, он брал какую-либо книгу по истории и с упоением перечитывал ее снова и снова. Любил он истории о жизни царей прошлого, невольно сравнивая себя с Александром Македонским, Навуходоносором, Юлием Цезарем, Киром Великим, Крезом. Не желая уступать им ни в знатности, ни в величии, молодой царь решил превзойти их всех, дабы стать царем всех царей. Вот почему он направил особое письмо папе римскому с требованием дать ему титул императора.