Григорий Отрепьев - Лейла Элораби Салем

Однажды, находясь в кабинете со своим личным секретарем Яном Бучинским, Григорий высказал ему свои замыслы:

– Желаю я, дабы во всей Европе величали меня не как князя московского, но как императора Руси!

Бучинский взглянул на него и усмехнулся. Что двигало этим молодым человеком, который только взойдя на престол, позабыл об обещании, данное им в Речи Посполитой?

– Ты, государь немного поторопился.

– Что ты имеешь ввиду, Ян?

– Прежде титула императора тебе необходимо выполнить ряд условий, которые ты пообещал королю Сигизмунду. Первое: выплатить долги; второе: отдать Северскую землю Польше; третье: ввести на Руси католическую веру. Что из трех ты успел сделать?

На этом молодой царь лишь пожал плечами и глубоко вздохнул.

– Правильно, ничего, – высказал за него Бучинский, – и ты хочешь, чтобы тебе присвоили императорский титул?!

– Я отправлю в скором времени ту сумму, которую я задолжал королю и Юрию Мнишеку, и даже более того, приготовил для них подарки, стоящие целое состояние. Ты думаешь, этого недостаточно?

– А вера, а передача земель?

– Я не могу так быстро решать сие вопросы, сам знаешь, как шатко мое положение. Не успел я поймать одних заговорщиков, как тут же объявились другие. Пока это вершина айсберга, а сколько недовльных среди бояр? Многие и так ненавидят меня за то, что я ношу польские наряды, за то, что люблю музыку более молитв, за то, что не разрешаю кропить себя святой водой, за то, что превозношу европейский уклад жизни над русским. Если я прикажу отдать земли или же перекрестить всех в католичество, меня отдадут на растерзание толпы. Вот чего я боюсь. И если я умру, то умрете и вы все.

Царь замолк и сел в кресло. Его лицо было серым, под глазами появились мешки, молодой лоб прорезали несколько морщин, словно он постарел на несколько лет. Таким еще Ян Бучинский его не видел и какая-то жалость родилась в нем к этому уставшему, несчастному человеку, который попал в капкан, поставленный им самим. Секретарь соглашался с мнением царя, но также он знал, что невыполнение обещаний перед Речью Посполитой может обернуться для Руси кровавым началом, ведь недаром Сигизмунд присылал письма одно за другим, в которых требовал немедленного погашения долга и многое другое. Царя разрывали на части: с одной стороны бояре, с другой – поляки и иезуиты. Не зная, что делать, Григорий просил каждый раз повременить, но шли дни, недели, а положение не менялось. В скором времени должны прибыть послы от Юрия Мнишека, требовавшего от будущего зятя миллионы золотых да пограничные земли для младшей дочери.

Молодой человек поднял глаза на Бучинского и спросил:

– Что мне делать? Я устал.

– Вести переговоры, откладывая обязанности на тот момент, когда состоится свадьба между тобой и панной Мариной.

Таким образом секретарь в очередной раз обнадежил царя.

Погруженный в думы, умиренный мелодичной музыкой, Григорий не заметил, как заснул. Его разбудил Басманов, трясущий его за плечи.

– Государь, проснись, вода уже холодная.

Молодой человек резко открыл глаза и от неожиданности чуть не глотнул воду. Он взволнованно осмотрелся по сторонам, гадая, где же находится.

– Что произошло? – дрожащим от холода голосом спросил он.

– Ты заснул, царь. Я пришел к тебе, дабы сообщить, что бояре уже собрались и ждут тебя.

– Ладно… я сейчас, – Григорий потянулся и сказал, – подай мне полотенце, Петр.

Одевшись в чистую атласную рубаху, поверх которой накинув бархатный кафтан с золотыми бусинами, царь быстрым шагом пошел вниз, в тронный зал. При его появлении все встали и низко склонились в поклоне. Григорий, молодой, статный, легкой походкой вбежал на ступени и сел на трон, гордо взглянув на бояр. По правую руку от него сел патриарх Игнатий, прочитавший перед началом собрания молитву. Когда он закончил, царь собрался с мыслями и заговорил ровным голосом, поражая всех своим красноречием:

– Уважаемые бояре, я рад видеть вас в добром здравии, вы – моя опора на царствование, без вас я, ваш царь Димитрий Иванович, не смог бы решить многие вопросы. Сейчас наше государство переживает смутные времена, с одной стороны нас разъедают внутренние конфликты, а с другой – внешние враги. Но с Божьем помощью я вступил на родительский престол и сделаю все, дабы оргадить нас от всяких бед. Некогда давным-давно жил на свете царь, превосходивший мудростью любого мудреца, он был милостив к своим подданым, всегда помогал страждующим. Но, более того, этот царь укрепил свое государство и расширил его пределы. Имя этого правителя было Соломон. А я, подобно ему, заручивший Божьей помощью, поднимусь над всеми королями и императорами Европы, я заставлю трепетать турецкого султана, отправив свое войско на войну против неверных турок, я освобожу Святой Иерусалим от власти полумесяца, дабы пролить христианский свет на земли Палестины! – его глаза блестели радостным огнем, голос стал высоким и зычным, все присутствующие слушали его речь, боясь упустить хоть одно слово.

Григорий не был идеальным красавцем, но обладал неким гипнотизмом, заставляющего трепетать перед ним всех, кто его видел. Он поражал бояр образованностью и познаниям в истории, каждый раз, начиная речь, молодой царь приводил в пример жизнь различных народов, рассказывал о судьбах правителей прошлого, на время он забывался, углубляясь в историю все дальше и дальше, но время шло и нужно было решать насущные вопросы здесь и сейчас. Единственный, кто мог прервать речь государя, был Басманов. Но сегодня и он с удовольствем слушал рассказы о древних царях.

– Словно вавилонский царь Навоходоносор, который покорил Ассирию и разрушил ее главный город Ниневию, я сокрушу османов и верну Константинополь Византии. Словно персидский правитель Кир Великий, я раздвину пределы Руси на западе, востоке и юге, дабы все народы склонились перед нами! Довольно нам быть униженными и обездоленными! С этого момента я объявляю себя императором. Никто больше не посмеет назвать меня князем московским, тем самым унизив меня. Я – император Димитрий Иванович, правитель Руси, возглавлю поход на мусульман, а после этого все короли Европы сами склонятся передо мной. Своим величием я превзоду всех правителей, став царем царей! Моя власть будет простираться на столькие земли, что позавидовал бы сам Александр Македонский.

Бояре сидели потупив головы, в очередной раз выслушивая хвастливые мечты молодого государя. Они понимали, что Димитрий Иванович пока еще не покорил маленькую Татарию в Поволжье, а хочет идти войной на Османскую империю, султан которой в данный момент являлся правителем всего Востока, сокрушить которого не могла ни одна европейская армия. Единственное, в чем они соглашались с царем, так это принятие титула императора, что влекло за собой последующее уважение со стороны королей Европы, считающих до сих пор русский народ жалкими дикарями безбожниками.

После долгой поучительной речи, Григорий приступил к насущным вопросам, которые обязан был решить вместе с боярами.

– Первое: я, ваш царь, удваиваю жалованье служивым людям, рискующих собственной жизнью ради моей безопасности.

Второе: приказываю сделать в ближайшее время опись монастырских владений, отобрав все лишнее. Негоже божьим людям уподобляться мирянам.

Послышался шум негодования. Кое-кто даже проговорил, что царь навлекает на себя гнев Божьий, разоряя монастыри. Григорий грозно окинул взором собравшихся, затем перевел взгляд на патриарха Игнатия и дал тому знак говорить. Игнатий встал и поднял руку, все замолчали, тогда он сказал одну лишь фразу, после которой никто не возражал против царского веления:

– О, люди добрые! Царь наш батюшка самим Богом послан к нам, грешным, дабы вершить дела справедливые! Вы же по незнанию отклоняете замыслы помазанника Божьего, тем самым навлекая на себя еще больший грех. Не ради себя, но ради истинного православия хочет пустить царь наш государь владения монастырские. Не на словах, а на деле встать на защиту нашей веры. Разве этого не достаточно, дабы принять слово царское?

Патриарх замолчал и сел на место, сыграв в очередной раз свою роль. Бояре после этого побоялись возражать, ибо царское величие, перед которым они трепетали, было непоколебимым и исполнено божьей волей.

– Вы все согласны со словом нашего патриарха? – воскликнул ободренный Григорий.

– Да, – в один голос произнесли бояре, хотя в душе у них зародилось подозрение в истинности Игнатия.

Басманов преподнес кубок с водой царю. Тот залпом его осушил, после чего продолжил:

– Я, ваш царь Димитрий Иванович, открываю границы для въезда иностранцев, а также поддерживаю детей бояр и дворян, которые хотят учиться заграницей. Более того, я велю построить в центре Москвы первую Академию, в которой будут учиться все желающие.