Дело привидений 'Титаника' - Сергей Анатольевич Смирнов

и задрожала в беззвучных рыданиях). Я хотел вывезти сестру к себе, в Америку... Как видите, возникли осложнения. Теперь я намерен поручить ее вам. Разумеется, вы можете отказаться. В этом положении невозможен ни малейший упрек. В случае согласия ваши действия будут очень хорошо оплачены. Анна, отдайте!

Белостаева дрожащей рукой протянула довольно увесистое портмоне... Я без слов принял его, но оставил держать на весу.

— Здесь все необходимые документы, адреса, деньги на период дороги, — пояснил Дубофф. — Услуги всех людей, которые организуют выезд, уже оплачены. Места встреч указаны. Вы прибудете в Крым, оттуда — в Константинополь. Там вас встретят. Далее, вы обратитесь в торговую фирму... о ней есть вся информация... Там вас еще раз снабдят наличными деньгами и помогут добраться до Америки. Я гарантирую вам, что на первое время вы будете вполне обеспечены и сможете, при желании, открыть свое дело. Ваше решение?

Жизнь моя перевернулась в одну секунду. Уже полгода я сидел в Москве, как загнанный глубоко в нору барсук... Я еще не успел толком поверить в происходящее у меня в прихожей, как уже огромная энергия закипела во мне.

— Готов... — только и сказал я.

— Боже мой! — донесся до меня шепот Анны Всеволодовны, но я решил пока вовсе не смотреть на нее.

Дубофф на миг просиял и широко, как тогда, улыбнулся.

— У меня не было сомнений! — сказал он и сильно зажмурил глаза: заметно было, что боль одолевает его. — У вас четверть часа на сборы. Анна знает куда идти. Прощайте!

И он еле оторвался от косяка, к которому прижимался спиной.

— Всеволод! — сдавленно вскрикнула его сестра.

— Уведите ее! — хладнокровно потребовал Дубофф. — Мы с ней уже успели проститься.

— Могу ли я что-то еще сделать для вас? — спросил я.

Дубофф позволил себе избыток времени еще в одну минуту:

— Если можно, глоток воды...

Я беспеременно взял его сестру под руку, силой отвел ее в комнату и, усадив в кресло, занялся делом: налил стакан.

Дубофф сделал два глотка — очень сдержанных, коротких...

— Куда вы теперь? — стараясь сохранить деловитый тон, спросил я.

— Вы сделали для меня все, что могли, — ответил он, возвращая мне испачканный кровью стакан. — Я в долгу. Должен и я хоть что-то сделать для вашей страны.

Он так и подчеркнул: «вашей».

На площадке перед дверью он еще раз оглянулся и подмигнул мне, сказав, возможно, последние в своей жизни слова:

— Кому быть застреленным, не утонет.

Я хотел было пожелать ему удачи, но сдержался и только поднял на прощание руку.

Когда, закрыв дверь, я энергическим шагом возвращался по коридору, Анна Всеволодовна с безумными глазами вылетела мне навстречу из комнаты. Я поймал ее прямо в охапку.

— Отпустите меня! — вскрикнула она, забившись у меня в руках.

Я буквально протолкнул ее в комнату и бросил в кресло.

— Успокойтесь! — грубо прикрикнул я на нее. — Не подводите своего брата! И меня, между прочим, заодно! Я дал ему слово чести вывезти вас из этой преисподней!

Между прочим, я едва не налил ей воды в тот же окровавленный стакан.

— Вы ничего не знаете! — нервно зашептала Анна Всеволодовна. — Я всем приношу несчастье! Все умирают, гибнут вокруг меня... Лучше бросьте меня, пока не поздно.

— А меня ваш семейный фатализм не касается, — тем же грубоватым тоном отвечал я, мечась по комнате и присматривая, какие мелочи стоит прихватить с собой. — Я вам не брат и даже не сват.

— Но моя жизнь не имеет теперь никакого смысла, — слабым голосом проговорила она.

— Зато вы внесли смысл в мою жизнь, — ответил я.

Она обернулась и посмотрела на меня растерянным взглядом.

Я хотел добавить: «И еще ваша жизнь придала великий смысл смерти вашего брата» — но смолчал...

Я решил занять ее делом и попросил помочь мне собраться: у нее была тонкая рука, и она могла достать из-за шкафа без всяких усилий припрятанный мною там пакет с золотыми червонцами.

Спустя несколько минут издалека, с улицы, донеслись выстрелы.

Мы оба замерли.

Наверно, это Всеволод Всеволодович Белостаев-Дубофф дал бой большевистской милиции.

Когда стрельба затихла, я перекрестился с молитвой: «Упокой, Господи, душу убиенного раба Твоего...» Я убедил себя, что Дубофф был отменным стрелком.

— Не бойтесь... Больше не будет истерик, — услышал я у себя за спиной твердый голос сестры «убиенного раба Божия». — Вот ваши деньги.

Я повернулся и увидел ту госпожу Белостаеву, которую первый раз увидел некогда в Перовском: изможденную бедой, но крепкую духом. Капель Шмидта не требовалось.

В условленном месте нас встретили какие-то американцы, которые и помогли нам окончательно выбраться из города.

Уже по дороге я узнал, как, по трагической случайности, Анна Всеволодовна и ее брат наткнулись на большевистский патруль. Дубофф метко сразил всех троих, но и сам, прикрывая растерявшуюся сестру, был смертельно ранен. У него еще хватило сил добираться до моего дома очень замысловатым путем, который он, похоже, рассчитал и использовал, когда двумя годами раньше явился ко мне незваным гостем...

Путь на юг был нелегок, но во всех ключевых точках, на всех неясных перепутьях появлялись люди, помогавшие нам по воле человека, который на три минуты появился у меня в прихожей и канул в небытие... Теперь он казался нам ангелом-хранителем, оплатившим наперед все наши земные стези. Впрочем, однажды перед неизбежным обыском нам пришлось уничтожить несколько важных бумаг, иначе красные наверняка приняли бы нас за агентов империализма.

Настоящее мучение началось на корабле, забравшем нас из Крыма и из России навсегда.

Лишь только Анна Всеволодовна увидела вдали море, как побледнела и стала дрожать. Она крепилась, как могла. Вот когда я стал вспоминать о каплях Шмидта. Немного успокоил ее только стакан дешевого красного вина в порту. На корабле она сразу забилась в каюте на нижнюю полку и в своей швейцарской накидке вновь напомнила мне несчастную, подбитую птицу.

Ночью разразился шторм. Корабль трещал и падал во все стороны. Несколько раз Анна Всеволодовна теряла сознание, и я уже стал всерьез опасаться, что не довезу ее до Босфора.

В одну из минут просветления она сунула руку в свою сумочку и затем что-то протянула мне. Обхватив ее пальцы, чтобы не уронить предмет в этой бешеной качке, я обнаружил в своей руке ту самую золотую жужелицу.

—