Дело привидений 'Титаника' - Сергей Анатольевич Смирнов

его обратно в каюту, снова крича на весь коридор:

— Поль! Пойдем! Пойдем! Теперь нужно!

Он, видно было, и страшился ее криков, что могли привлечь внимание, и, в то же время, старался удержать ее на месте. Он приказывал ей тоже в полный голос.

Он хватал ее за руки, упирался и говорил:

— Подожди! Уймись же! Нам надо приготовиться! Корабль наверняка получил повреждения! На него обрушились глыбы льда. Сейчас начнется суматоха. Возможна даже временная посадка на шлюпки. Приди в себя!

Этот «канцлер», я думаю, и вправду имел очень светлую голову. Может статься, он был единственным человеком на всем корабле, кто в считанные секунды предугадал все последствия столкновения с айсбергом.

Но тут с ней вдруг что-то случилось. Она стояла внутри, то есть в каюте. Я видел только ее руки. Она как будто оттолкнула этого... Румянцев была его настоящая фамилия, вы должны знать...

— Боже! Боже! — донесся ее голос, теперь уже совершенно подавленный, истерический. — Что же теперь?! Что же ты сделал, Поль?!

Он лихорадочно огляделся, решительно оттолкнул ее внутрь своей каюты, зашел туда и захлопнул за собой дверь.

Если бы кто увидел меня в эту минуту... Я, себя не помня, кинулся к той двери и весь приник к ней, успев только подумать, что имею не больше десятка секунд.

Я расслышал всего несколько слов, потом что-то у них загремело прямо под дверью, и я сорвался назад.

Вот эти слова. Он говорил ей громко, с напором:

— Ты же хотела! Ты ждала!

Потом мгновение тишины — и еще:

— Я же вас спас! Всех! У вас же теперь всё в руках! Что ты говорила...

Тут был грохот.

Я кинулся обратно и нырнул в каюту. Меня кровь била в голову. Меня охватил жар.

Я забыл про все. Я скажу вам: прошло три самых омерзительных в моей жизни минуты. Я растерялся. Я растерялся до полного умопомрачения. Вероятно, что сознание в эти минуты еще отказывалось принимать истину, страшную истину.

Я опрометью бросился по коридору к каюте отца... Что любопытно, вместе со мной по коридору теперь спешили еще какие-то люди. Что-то отчаянное уже начало происходить не только в моем собственном мирке, но и за пределами моей личной паники. Я стукнул кулаком по двери и, различив в ответ только звон в собственных ушах, бешено толкнул ручку.

Каюта оказалась открытой. В ней стояла тьма.

Тогда я помчался дальше, взлетел наверх по трапу и успел два раза пробежаться по всей длине палубы. Я панически искал отца. Его нигде не было... Я едва сдерживал себя, чтобы не закричать, не позвать его, как выкликают в лесу заблудившихся...

Я не обращал ни малейшего внимания на людей, одетых небрежно и снующих туда-сюда с растерянным видом.

Знаете, кто меня образумил? Стюард. Низенький такой... Они все утонули...

Так вот, я наткнулся на него и спружинил, он учтиво затормозил меня, выставив руки.

— Вы кого-нибудь ищете, сэр? — совершенно умиротворяющим тоном спросил он.

— Да! — выдохнул я и тут же захлебнулся ледяным воздухом.

И я отчаянно выкрикнул ему в лицо:

— Своего отца!

— Когда вы его найдете, сэр, окажите любезность проводить его к шлюпкам, — спокойно сказал стюард и указал направление общего сбора. — Возможно, что до устранения повреждений всем придется спуститься на воду.

Он куда-то ушел, а я остался на месте, совершенно остолбеневший... да, как соляной столб.

Вдруг все ясно мне открылось, моему рассудку. А все чувства вдруг как бы онемели. Я прозрел.

«Да ведь он же убил моего отца!» — с поразительно холодной ясностью возникла в моей голове мысль... да, мысль, сама похожая на огромный прозрачный айсберг.

Вся моя паника куда-то девалась. Я видел все, как видят пророки.

Он воспользовался случаем. В миг удара ему открылось дьявольское ясновидение. Он предугадал, что начнется суматоха и в крайнем случае можно будет безо всякого опасения заявить о пропаже человека... Рок: не было ни одного свидетеля, никто не видел его вдвоем с моим отцом там, у самого края бездны... Если кто и бодрствовал, то уже был поражен иным зрелищем. Эта ледяная махина поддела корабль, двигалась вдоль борта... Он действовал молниеносно. Я не могу сказать, что он применил: сильный удар тростью или еще что-то. Он опрокинул отца за борт прямо подо льдину, точно жертву, которую приносили жестоким богам. Был ли у него расчет заранее, а чудовищное совпадение только оказалось сигналом к действию?.. Можно лишь строить догадки. Они, эти любовники, наверняка, обсуждали и такой способ устранения разом всех препятствий. Проговорившись, отец усугубил их замыслы... Она очень испугалась за свое наследство — сомнения нет. Но я допускаю, что ясного расчета могло и не быть. Тогда сам айсберг, как страшный идол, подействовал на этого мерзавца. Эта огромная холодная масса... В момент удара замысел убийства и возник — и тут же был исполнен. Все сложилось в его пользу.

Все эти мысли появились у меня там, пока я стоял, как столб, посреди палубы, а меня все обходили с разных сторон. Теперь мне кажется, что мысли текли медленно, спокойно... Вывел меня из этого транса другой стюард. Он вернул меня в действительность, сказав:

— Сэр, вам следует надеть нагрудник.

Действительность становилась всё более трагичной. Расчехляли шлюпки. Лица у всех были нервные.

Я, однако, был в полной власти прошлого. Оно, это прошлое, минуло только что, и я с ужасом сознавал, что мог бы ухватить его, остановить. Но теперь — поздно... По черной иронии судьбы, отцу так и так наверняка было суждено оказаться в числе погибших. Но жизнь должна была кончиться по-иному... с честью, по крайней мере.

Пообещав стюарду выполнить правило, я повернулся и опять, совершенно не торопясь, двинулся в сторону кормы. Я теперь знал, что никого уже не найду, и все больше оттягивал момент... как бы это сказать?.. последнего свидетельства — и невольно замедлял шаг.

Я глупо постоял там, на углу. Кто-то крикнул мне сверху... не помню что. Я посмотрел сначала вниз, на совершенно черную и вязкую на вид воду, а потом посмотрел назад, за корму, в такую же черную, уходящую в прошлое тьму. Я все пытался уложить в своем сознании образ, картину... и свыкнуться с ней... картину того, что отец теперь там, вместе с айсбергом, погребен в глубине...

И, наконец, я пришел в себя. Вернее, я весь превратился в целенаправленное действие, что было для меня