Третья сила. Россия между нацизмом и коммунизмом - Александр Казанцев

Когда в октябре 1941 года передовые немецкие части докатились до окраин Москвы, когда Гитлером уже была проведена подготовка для захвата столицы, защита ее была поручена наряду с другими генералами лично Сталиным и Власову. Под общим командованием Жукова защита эта переросла в наступление, а потом и в разгром немецких армий на московском направлении.

Признательность советского правительства за первую одержанную вовремя войны победу не имела границ. Ордене, и звание генерал-лейтенанта были наградой Власову.

Весной 1942 года предпринятое 2-ой ударной советской армией наступление, с целью освобождения Ленинграда, окончилось ничем, и когда армия была окружена немцами, спасать положение был послан Власов. Армию спасти было уже невозможно. К моменту прибытия Власова немцы раскрошили ее на целый ряд небольших частей и уничтожали эти части одну за другой, сжимая кольцо все теснее и теснее.

Власов решил разделить участь армии. С одним из последних небольших отрядов он и был взят в плен.

Он был не первым советским генералом, попавшим на эту сторону. До этого уже были взяты в плен генералы Понеделин, Кириллов и другие, командующие тоже армиями или крупными соединениями, но он был первым, присоединившимся к народному антикоммунистическому движению. Скитания по лесам с остатками разбитой армии, обреченной на гибель бездарным руководством из Кремля, сиденье в лагере военнопленных в самой России, — лагерь находился в Виннице — среди простых солдат, крестьян и рабочих, разговоры, ведшиеся между высшим командным составом еще до разгрома заговора Тухачевского, тяжелые воспоминания о трагедии крестьянства в годы коллективизации, — с семьей он поддерживал самую близкую связь, — всё это помогло ему решиться встать на борьбу против большевизма. Но можно быть уверенным только в одном — решение выступить активно он не принес стой стороны фронта. Там он был не более и не менее лояльным, чем большинство советских генералов и маршалов. Только оказавшись здесь, он был увлечен стремлением многомиллионных масс и без колебаний встал в первый ряд общенародного движения.

В апреле 1943 года Власов, по приглашению командующего северным участком восточного фронта, посетил Прибалтику и города ленинградского района. В Пскове, в Гатчине и ряде других мест на многотысячных митингах он выступил с жесточайшей критикой немецкой восточной политики, выразив при этом уверенность, что немцы в конце концов поймут, что без участия русского народа они большевизм победить не могут, а русский народ может принять участие в борьбе только на основе независимости и определенных гарантий. Выразил громко то, о чем мечтали, к чему стремились десятки миллионов русских людей, оказавшихся вне террора НКВД. На митинге в Гатчине, указывая на видневшийся вдали Ленинград, он закончил свою речь словами: «… Кончится война, мы освободимся от большевизма и тогда в нашем Ленинграде, которому мы вернем его настоящее историческое имя, мы будем принимать и немцев как дорогих гостей…»

О его выступлениях полетели обширные доклады в Берлин. Впервые кто-то осмелился громко протестовать против немецкой политики на востоке и впервые кто-то осмелился сказать, что Россия останется Россией, и в ней город Петроград, где немцы могут быть только в качестве гостей, а они считали его уже крепко своей неотъемлемой собственностью. По телеграмме из Берлина поездка была сразу же прервана. В газетах, издающихся в занятых областях России, было запрещено упоминать имя Власова, а в немецкой печати оно не упоминалось и до этого.

По возвращении в Берлин после этого Власов полтора года, до ноября 1944-го сидел в полу заключении, без права передвижения и с ограниченным правом встреч, под неусыпным наблюдением.

В листовках, предназначенных для «той» стороны, с этой строжайше запрещенных, немцы время от времени упоминали о нем как об организаторе русских антибольшевистских сил. Батальоны, сформированные из военнопленных всех национальностей России, рекламировались для Красной Армии как РОА — Русская Освободительная Армия, и как «власовцы», хотя большая часть этих батальонов (в начале формирование производилось исключительно из представителей нацменьшинств), как правило, о Власове не имела никакого представления. Таким образом, «власовцами» назывались позднее люди, уже осенью 1941 года вступившие в немецкие вспомогательные части, в то время как сам Власов был еще с той стороны и защищал Москву, одержав первую победу над немцами.

Власов не был политическим вождем в общепринятом значении этого слова. Антикоммунистическое движение родилось, психологически окрепло, идейно выкристаллизовывалось еще до появления Власова с этой стороны фронта. Движение нужно было только возглавить, дать имя, в котором, как в фокусе, могли бы пересечься надежды и чаяния миллионов людей. Русский мир тосковал по русскому имени и готов был подхватить любое для объединения своих сил. Если б не было Власова, был бы в конце концов кто-нибудь другой. У Власова было только то преимущество, что он был известен всем с этой стороны фронта и очень популярен с той. Он был прекрасным солдатом, прославленным военачальником, честным гражданином и патриотом. Большего от него не требовалось.

Русское Освободительное Движение, по своей структуре, по процессу формирования, возвращалось к подлинно русским формам общественно-политической жизни. Вождизм — явление не русское и русскому духу не свойственное. За всю историю России в русской общественно-политической жизни не было единоличных вождей, руководящих, направляющих и олицетворяющих народные и общественные движения. Не было их ни раньше, на заре государственного самосознания, не было и позднее. Были сильные личности, не ставя между ними знака равенства, был Петр Великий, Сперанский, Столыпин и целый ряд других между ними по времени — эти люди проводили большие и благодетельные реформы при помощи небольшого круга своих единомышленников и последователей. Движения же народно-общественного характера строились по другому принципу. Ни одно из них, имевшее большое общественно-политическое значение, нельзя определить и назвать чьим-нибудь одним именем. Начало общественной жизни, в теперешнем понимании этого слова, в России можно отнести к первой половине прошлого века. Под влиянием двух больших культурно-политических течений складывался духовный облик русского человека XIX столетия. Течениями этими были славянофильство и западничество. Оба они, несмотря на диаметральную противоположность, были движениями подлинно русскими, и потому ни одно из них не называлось ничьим именем. Была идея, и она была превыше всего. Ни одно человеческое имя не могло подменить ее — имена оставались на втором плане и поэтому, как правило, по нескольку равнозначущих в каждом движении. Это не объясняется тенденцией обезличивания людей, борцов и деятелей, а сознательным приоритетом идеи над человеком, ее носителем. Это и было всегда характерным для русской души. Даже такое сугубо заговорщицко-революционное явление, как декабристы, в начале XIX века пытавшиеся перевернуть и перестроить общественно-политический строй, было руководимо несколькими людьми, ни один из которых не претендовал заменить своим именем их общее название. По тем же причинам ни одна политическая партия более позднего времени, до выхода на сцену партии большевиков, не называлась по имени своего лидера. Только то, что осталось в народной памяти, как явление отрицательное, всегда называется именем одного человека — зачинщика, инициатора, организатора. Так народ помнит пугачевщину, аракчеевщину, Степана Разина и Никиту Пустосвята. Советская пропаганда введя понятие «ленинизм-сталинизм», таким образом, подсознательно действовала по установившейся с веками традиции называть чьим-то именем социальные бедствия или религиозную ересь.

Понятие «вождь», политический вождь принесено Лениным и потом Сталиным доведено до абсурдного и карикатурного значения. Но как раз выход Ленина на арену общественной жизни и обозначил тот момент, когда русский народ потерял право быть самим собой и превратился в объект жесточайших политических экспериментов.

Русское Освободительное Движение было движением подлинно русским и по духу, и по смыслу, и по форме. Только таким оно и могло быть — выше всего идея и за ней ее служители. Попытки характеризовать его как движение за идущим впереди вождем — отрыжка советского коммунистического воспитания и известная примитивизация мышления, желание подражать по форме материально более сильному предшественнику и врагу.

Называть Русское Освободительное Движение власовским движением неправильно по существу и безграмотно политически. Это нисколько не умаляет ни значения имени Власова, ни его роли в истории освободительной борьбы. Он не был вождем не потому, что не достоин им быть, а потому, что борьба за возвращение русского народа на его исторические пути есть борьба, между прочим, и против идеи вождизма, так зло исказившей извечно русское служение идеалам, подменив его служением личности. Не Власов вызвал к жизни русский антибольшевизм, а русский антибольшевизм создал Власова. Сталин будет последним «вождем» в русской общественно-политической жизни, если она вернется к своим истинно русским истокам. Вышибать клин клином рекомендуется в домашнем хозяйстве. В политике это применимо в гораздо меньшей степени — вождя вышибать вождем менее целесообразно политически и, вероятно, невозможно технически.