Большой вопрос - Иван Неручев

Позвольте, товарищи судьи, дать краткую оценку этой ссылки моего противника.

Я категорически не согласен, что Анна Соколова, доверительница моего противника, духовно близка Ольге Павловне. Нет, Соколова представляется мне чище, нравственнее, принципиальней. Она в одном близка Ольге Павловне… в желании уйти от мужа. Однако и тут есть существенная разница: знакомство ее с Константином не случайное — оно возникло и развивалось на основе общих производственных интересов. Это несравненно лучше, чем случайное знакомство в пути, чем тайные встречи у нравственного уродца Павы Романовны, жены бухгалтера из того же романа.

Кроме желания той и другой «сменить вехи», между Соколовой и Ольгой Павловной такая пропасть во всем, во всех поступках, во всех желаниях и вкусах, что поражаешься, как мог товарищ Добровольский допустить подобный экскурс в художественную литературу, допустить обидное для своей доверительницы сравнение с женщиной без стыда и совести, с потенциальной преступницей. Никаких идеи о врожденных преступниках я не рекламирую, товарищ Добровольский, успокойтесь! Я опираюсь на факты. Я согласен отбросить слово «потенциальной». Ваша Ольга пыталась совершить уголовное преступление — это не выдумка, а факт.

Ольге Павловне понравилось что-то в технике. Не задумываясь, поступает в машиностроительный институт. Вскоре надоело сие занятие — ушла из института. Беспокойная душа потянулась к счетному делу, на бухгалтерские курсы. И здесь наскучило — полетела в медицинский институт, решила стать медичкой. Не понравились занятия в анатомичке — предпочла быть только женой медика. А всё же скучновата роль домашней хозяйки; нельзя ли испробовать курсы иностранных языков? Попробовала, обожглась и — ушла… Дальше мы видим ищущую и жаждущую Ольгу Павловну в газете, корреспонденткой.

Надолго ли? Видимо, надолго: тщеславия у Ольги Павловны хоть отбавляй, ей весьма импонирует популярность, слава.

Точно так же, с той же легкостью, с тем же легкомыслием, Ольга Павловна поступила и при смене одного супруга другим. В свое время вышла замуж — конечно, по любви! — за Ивана Ивановича. И вдруг разлюбила: увлеченный своей работой, доктор оказался мало внимательным, недостаточно чутким мужем. Случайное знакомство в пути с инженером Тавровым. (Раньше знакомство с Тавровым, а потом «открытие» новых неприятных качеств у мужа.) Полюбила Таврова. За что? Просто полюбила — и всё. Видимо, за чуткость, за внимательное отношение к новым ее начинаниям, за помощь в литературной работе. Что же, можно, пожалуй, перелететь к Таврову… Кто следующий? У нас ведь много замечательных людей, они встречаются на каждом шагу. Это тем опаснее для Ольги Павловны, что ее работа в газете связана с постоянными разъездами. Берегитесь, гражданин Тавров, вас может постигнуть расплата за грубое вмешательство в чужую семейную жизнь!

Однако, товарищ Добровольский, я вижу вас особенно задели мои слова о несостоявшемся преступлении Ольги Павловны. Хорошо, сейчас скажу и об этом. Она дружила с Павой Романовной, тайно встречалась у этой разложившейся женщины с Тавровым. И вот — видимо в знак благодарности к этой самой Паве, — когда та стала беременной, Ольга берет на себя роль посредницы между Павой и Иваном Ивановичем, как доктором, толкая его на аборт, на тяжкое уголовное преступление. Если бы он согласился на это, автору пришлось бы описать в своем романе судебный процесс над Иваном Ивановичем по статье 140 Уголовного кодекса и над его услужливой супругой по статьям 17—140 того же кодекса.

Вот ведь куда заехали вы, товарищ Добровольский, в поисках доказательств для укрепления своей шаткой правовой позиции! Нет, не завидую я ни вам, ни вашей доверительнице!

Добровольский. Вы меня не убедили. Роман превосходен…

Иванов. Не отвечаю на реплику. Подведем итог нашему судебно-литературному спору: одобряя Ольгу Павловну, примиряя ее с нашей действительностью, поручая ей почетнейшую профессию работника советской печати, автор, по-моему, грешит против истины. Хотела или не хотела товарищ Коптяева, — Ольга Павловна не типична для наших дней. Хотела или не хотела товарищ Коптяева, — думаю, что не хотела, — но она объективно проповедует анархию в быту…

В своей речи товарищ Добровольский заявил, что иск его доверительницы надо удовлетворить, — кажется, он даже сказал: в полном соответствии с требованием закона.

Жаль только, что Добровольский сказал об этом в самом конце своей темпераментной речи, сказал как бы между прочим, без всякого обоснования, без ссылок на конкретные законы. Интересно узнать, где опубликованы законы, которые при отсутствии оснований для развода разрешают развод? Мой противник не назвал этих источников. Хуже всего, что я, его товарищ по профессии, бессилен в этом ему помочь. Думаю, что и прокурор и вы, товарищи судьи, тоже бессильны прийти ему на помощь. Таких источников у нас нет, таких законов у нас не издано. Мы имеем другие законы — великолепный указ Президиума Верховного Совета СССР от 8 июля 1944 года; четкое и ясное постановление Пленума Верховного Суда СССР от 16 сентября 1949 года — они-то как раз и предлагают нам по пустякам не разводить, проявлять в этом вопросе величайшую осторожность и во всех случаях при решении, этих вопросов подходить к ним по-государственному, по-партийному. Наша семья — это не только частный союз двух сердец. Это первичная ячейка советского общества.

Я убежден, товарищи судьи, что вы отвергнете неправильные доводы моего процессуального противника. Убежден, что вы чутко отнесетесь к моим доводам и примете их.

Наше советское общество — самое дисциплинированное в мире. Мы сами строим свою жизнь, сами творцы своего счастья. Сбросить со счета пять лет безупречной супружеской жизни, радостную любовь — это значит не уважать самих себя, своего сердца, своих чувств. Это значит стать растратчиком собственной жизни!

Прошу Соколовой в иске отказать за отсутствием каких бы то ни было оснований.

3 Заключение прокурора Кузнецова

Товарищи судьи!

Совсем неплохо, что мы выехали слушать это дело по месту работы истицы. Пусть здесь знают настоящую причину конфликта Соколовых, пусть, помимо нас, сама общественность оценит этот конфликт.

Совсем неплохо, что товарищи адвокаты не спорят сугубо практически, а завязали вокруг дела серьезный, принципиальный спор.

Ничего, что этот спор несколько несовершенен, местами сбивчив, местами резок, местами даже несправедлив, — ничего в этом страшного, по-моему, нет.

Несколько общих замечаний.

Адвокат Иванов зря представил свою позицию такой уж безукоризненной, а соображения своего процессуального противника отмел, как заведомо ошибочные. Думаю, что так просто эти вопросы решать нельзя.

А что если истица действительно утратила к мужу любовь? Или, скажем, честно ошибалась в своей к нему любви — что тогда? Как в этом случае рассматривать их брак, — с любовью он или без любви? Сохранить его или расторгнуть? Вот вам и задача, которую не так-то легко решить, товарищ Иванов.

И всё же я ближе стою к вашей позиции, чем к позиции товарища Добровольского. И свободу и насилие у нас понимают и применяют иначе, чем это делает буржуазия.

И в труде и в быту мы допускаем не всякую свободу, а свободу, основанную на высокой сознательности. Иначе в социалистическом обществе поступать нельзя. Иначе мы никогда не вытравим из своей жизни беспорядка.

О романе Коптяевой. В книге немало хорошего. И прежде всего, ценна постановка вопроса о браке, семье, любви, ценна попытка решить эти вопросы. Это большая заслуга Коптяевой, независимо от того, что кое в чем она ошиблась.

Совсем не случайно «Иван Иванович» так популярен среди читателей. Наши люди хотят знать, какой должна быть советская семья, как влюбляются, женятся, воспитывают детей, как сберегать свою любовь. В нашей жизни много передовых людей, они хорошо показаны художественной литературой в процессе труда, в битвах с врагами за Родину. Семье же, браку, любви не повезло. Создалось такое положение, что хоть проси суд вынести частное определение в адрес Союза советских писателей: смелее, товарищи, беритесь за эту тему! Помогите молодежи правильно организовать личную жизнь, предупредите ее от возможных ошибок в вопросах любви и брака.

Еще несколько слов о романе Коптяевой В одном я должен полностью согласиться с товарищем Ивановым: действительно, у автора не было достаточных оснований так возвеличивать свою героиню. Нельзя считать ее передовой советской женщиной.

У Ольги не было серьезных оснований для ухода от Ивана Ивановича. Общественность обязана была резко осудить ее поступок, дать почувствовать, что так жить у нас нельзя. Ничего страшного не случилось бы, если бы ее призвали к порядку, обвинив в бытовой распущенности. Поводы к этому были. Нет, Ольга Павловна — не героиня нашего замечательного времени. Наши женщины не захотят идти по ее следам.