Черный Дракон - Денис Анатольевич Бушлатов

его наглую морду ближайшую пару лет.

Она морщится от подобной мысли и осторожно ощупывает ногу, прежде чем вновь попытаться ей шевельнуть.

— Нормально. Сейчас пройдет.

Он склоняет голову, чтобы заглянуть ей в глаза, и выбившиеся кучерявые пряди свешиваются на его бледное лицо.

— Так ты собираешься продолжать, или с тебя уже достаточно? Ты можешь быть сколько угодно лучшей из крысят Гидеона, но этого недостаточно, чтобы сравняться со мной... Разве что когда мне было одиннадцать.

— Ой ли? Не много на себя берешь?

— Я квартерон, солнышко. Я лучший боец Триады не потому, что могу разрубить человека пополам, а потому что сам могу увернуться от такого удара и всадить кинжал в шею врагу, прежде чем он поймет, что что-то не так.

— Квартерон? — она ненадолго замолкает, внимательно глядя ему в лицо, будто заново изучая все черты. — Так вот оно что, ты на четверть эльфийский ублюдок? А я все думала, откуда эта мерзкая рожа и змеиные глаза, — наемник хмыкает, а Бри облизывает пересохшие губы, прежде чем вновь заговорить: — Насчет того мужика...

— Я слушаю.

— Возможно, я преувеличила.

С его губ медленно сползает улыбка, и лишь теперь вблизи Бри замечает каким неестественным и по-змеиному неживым выглядит его лицо с этой молочной кожей, под которой со столь близкого расстояния можно различить голубые вены, правильными тонкими чертами и ледяными глазами нечеловеческого цвета.

— Постой, — она опускает взгляд, чтобы не смотреть на него. — Я не соврала, мужик там и правда про корабль выспрашивал.

— Дальше.

— Лица его я не видела, он прикрывался капюшоном, но дело было в портовом трактире. Там еще здоровенная белая рыбина на вывеске намалевана. В общем, он расспрашивал, кто согласится его в Пасть завести, да и денег обещал отвалить будь здоров, но кто там был, все артачились. Мол, без дозволения кого из пятерых заплывать туда нельзя. Бред собачий, будто скоро они у Пятерых и разрешения посрать просить будут, но он заглотил все и ушел.

— И это все?

— Порасспрашивай о нем, коли пиратов не боишься. Мутное тут дело, — она понижает голос. — Он когда ушел уже, я еще осталась: послушать о чем болтать станут, больно уж странно было. Так один из них, хрен с деревянной ногой, принялся другим толковать, дескать никак им нельзя мужику этому помогать, потому как тот упырь.

— Упырь? — саркастично переспрашивает Блез. — Пираты суевернее деревенских бабок, я уж думал ты что полезное расскажешь.

— Погоди ты, — Бри переходит на едва различимый шепот. — Рассказывал он, что лет пять назад корабль где он служил сошелся в море с другой пиратской посудиной. Капитаны здорово вспетушились, не знаю уж почему, и завязалась бойня. Так вот пират тот все оставшейся ногой остальным божился, что тому самому мужику дружок его тогда горло до самой кости вспорол, да за борт выкинул.

Глава 9, или Видящая

1150 год от Прибытия на Материк

Тяжелые капли ударяются о лобовое стекло с глухим стуком, часть от удара разлетается в стороны брызгами, часть змейками стекает вниз, забиваясь под замершие дворники. За мокрым стеклом высится, будто царапая высокими шпилями затянутый тучами небосвод, громада национального музея. Величественная и внушительная, стоящая на этом месте уже добрых два века, она огораживается от стремительно меняющегося и развивающегося вокруг нее города толстой зеленой пеленой парка.

Каллен пригибается к рулю, чтобы полностью рассмотреть высокие стрельчатые окна последних этажей, заполненные витражами, и с сожалением вздыхает от одной мысли о том, сколько придется пробежать от парковки под дождем, чтобы пересечь просторный двор, усыпанный клумбами и фонтанами. Последние никто даже не подумал отключить и теперь, под тяжелым натиском воды с неба, они бились судорожно и неуклюже, будто выброшенная на лед рыба.

В обычное время двор был под завязку набит людьми, в большинстве своем дотошно пытающимися запечатлеть себя с каждым элементом местного декора. Теперь же немногочисленные посетители проносятся к зданию не замедляя шага, загребая ногами воду, уже не умещающуюся в выемки луж, и пытаясь хлипкими зонтами хоть немного защититься от стихии. Какая-то девушка в цветастой юбке едва не взлетает вслед за своим, когда очередной порыв ветра пригибает молодые деревца почти до самой земли и радужным вихрем обрывает разноцветные лепестки с клумб.

Каллен морщится, уже не надеясь обождать ливень в сухости машины, и тянет руку к дверце, когда в кармане прихваченной с соседнего сидения куртки коротко вибрирует телефон.

Специализировавшегося на третьем Бунте ученого звали Ирвин Гоуд, и если в самом начале он показался Каллену полной противоположностью всем представлениям о степенных и важных историках, то после некоторого общения это впечатление перешло в статус факта. Впрочем, этому можно было лишь порадоваться. Если раньше Каллен едва ли мог считать свой нездоровый интерес нормальным явлением для человека его возраста, то Ирвин, в полной мере разделявший эту страсть и оказавшийся старше то ли на два, то ли на три года, смог наконец немного рассеять эти опасения. Хотя уже с первых минут общения его едва ли можно было назвать образцом адекватного молодого человека, Каллен был рад и этому.

Кардинальное отличие между ними заключалось в том, что Ирвин свое увлечение без каких-либо зазрений совести перед осуждающей родней обратил в диплом магистра этнологии. У него имелась по крайней мере парочка собственных теорий по каждому важному аспекту избранной им области, порой разительно отличавшихся от официально принятых. В поисках их подтверждений (а быть может и опровержений) он почти безостановочно колесил по стране, так что за прошедшую с начала его работы над записями неделю Каллен так и не удостоился личной встречи с ним, да и вряд ли мог рассчитывать на нее в ближайшем будущем. Тем не менее, даже при переписке с кем-то, столь фанатично хранящим в своей памяти казалось бы каждую деталь, Каллен вдруг со смущением ощутил глубину собственного невежества в данном вопросе. Ирвин же на подобное мгновенно и совершенно спокойно сообщил, что в ту же минуту может устроить ему пропуск в архивы национального музея, информация из которых далеко не целиком была доступна широкой публике.

Не раздумывая ни секунды, Каллен ответил согласием, ощущая нетерпеливую прохладу в животе.

Черный экран телефона оживает в его руке:

"Добрался?"

Каллен ухмыляется и уже собирается ответить что-то о материнской заботливости, когда его перебивает следующее сообщение:

"Не ищи старика, по выходным