Утраченные звезды - Степан Янченко

Она перебрала в памяти близких и дальних подруг и сделала вывод: гаснут все, но не от возраста, а от беспросветности жизни, только одни медленнее угасают, еще хорохорятся, а другие с более чувствительным сердцем, так же, как и она, гаснут на глазах. Подумав, заключила: Всему вина — игра в фантики, — и сама себе пояснила: — Пугают нас наперед былыми очередями… и коммунистами. А мы ходим с пустыми сумками вдоль свободных, без очередей, стоек, глазеем на сумасшедшие цены и хохочем, как дурочки. Вот когда узнали, что такое чума для женщин-хозяек, — цены.

— Тьфу, что это я позволила себе совсем раскиснуть, — сказала она, встряхивая головой и поправляя прическу.

Она перешла к швейной машинке, стоящей у окна, и взялась за выкройки. А работа, увлекающая к творческим находкам, и есть самое лучшее средство, чтобы подлечивать душевные раны, облегчать сердце, перегруженное тяготами быта. Она решила, пока к ней пришли светлые минуты, сшить Кате в честь окончания учебного года хорошее платье. Устроят ведь одноклассники себе праздничный вечер, где девочки будут блистать в обновках, и пусть ее дочка выглядит не хуже тех, кто нарядятся в платья, купленные или сшитые за дорогую цену.

Но сегодня работа не очень увлеченно пошла: навязалась мысль, что еще год, и Катя попросит платье на последний школьный бал. Она, мать, разумеется, для выпускного вечера постарается. Но будет ли бал с последним школьным вальсом для Кати радостным и безмятежно-счастливым? Катя на этом выпускном бале не может не предчувствовать того, что когда она шагнет от порога школы, перед ней разверзнутся неизвестность и безнадежность судьбы.

Это перед нею, Татьяной Куликовой, когда-то будущее ее расстилалось светлой и широкой дорогой от самой школы. Она твердо знала, в какой институт поступит, какую специальность получит, где и кем станет трудиться, и для чего будет работать, как, наконец, устроит свою жизнь. У Кати же над будущим ни малейшей определенности, а главное, нет ясной цели жизни. Понятно одно — надо куда-то пробиваться, а куда? — хоть куда-нибудь. Сейчас все больше говорят о том, что женщине не надо работать, но ведь без работы на общественном поприще — это жить неполноценной жизнью, как вроде стоять у вещевой торговой палатки! Татьяна Семеновна провела первую строчку и бессильно опустила руки, вернее, руки ее сами по себе упали в какой-то странной немощности, что в последнее время с ней случалось очень часто, и, как только она поймала себя на этом, слезы горячо обожгли глаза.

— Мама, что-то есть хочется. Мы не скоро будем обедать? — отвлек ее сын, вышедший из детской комнаты и остановившийся в дверях.

Вместо одной мрачной мысли к Татьяне Семеновне пришла другая, еще больше ранившее материнское сердце. Она поднялась, подошла к сыну, ласково обняла костлявые плечики мальчика, увлекла на кухню, как бы виновато говоря:

— Пойдем, перекуси хлебушка с молочком, я только что принесла из магазина, хлеб свежий, мягкий, а когда соберутся все, пообедаем вместе, — она не сказала сыну, что приметила, когда за столом собираются все разом, как-то экономнее все же получается, но это заметно только хозяйке. А чувства матери с этим спорят: дети никогда не ограничиваются только режимными завтраками, обедами и ужинами и, когда по привычке открывают пустой холодильник, у нее обрывается сердце.

— А папа сегодня в гараже, все токарничает?

— Папа должен быть в гараже, хоть такую нашел работу.

— А все же заработок какой-то получается, — по-взрослому, с пониманием добавил сын. — Кончу занятия, стану ему помогать, — подумал и добавил: — Такую работу, подучившись, и я смогу делать.

— А что? И сможешь, тем более и станок дедушка дал тот, на котором и школьники упражнялись, — поддержала мать. И они размечтались, сколько Саша за лето может обточить черенков, а то и еще каких-либо вещиц.

Вечером Петр пришел только к ужину и был в хорошем настроении, он славно поработал и, хотя лопатки на плечах и поясница подустали, но такая усталость ничто, ежели успешно поработалось. Не так, бывало, на заводе уставал, а домой шел легко и весело, на крыльях души летел, а нынче о работе на заводе только и помечтается с доброй и горькой мыслью. Впрочем, о былом своем все больше грустится, и о товарищах по работе с печалью вспоминается. Встречи иногда случаются то в троллейбусе, то просто на улице, но как-то все с грустью, но все равно, когда все это как-то мелькнет в памяти, сердце согревается. Ушло все, ушло, или, вернее, не ушло, а затоптано все, разорено все и растащено по частным карманам. И теперь его случайная работа, если даже он ею за подработок и доволен, если даже он видит для себя хороший результат, но получается не для чести все, а для выживания. Только и порадуется перед детьми, которые еще не знают, что значит работать для чести, и может статься, не узнают по теперешней жизни, что такое работать для чести, для радости, не только своей, а и людской.

Дети, угадав хорошее настроение отца, рассказали ему о своих успехах, с какими будут заканчивать учебный год, уверены — результаты будут отличные. Отец умел делать в семье так, что радость каждого становилась радостью всех. Потому и дети несли в семью, родителям, только радость и уже умели наполнять общую семейную жизнь счастьем. Они это уже хорошо поняли и старались ради общего семейного счастья. Если бы была другая жизнь вообще, была бы, как прежняя, советская жизнь, то их стремление и умение нести радость в семью вышло бы и за семейный круг, и других людей наделяло бы радостью. Но по всему видно, им придется жить иной жизнью, где радостью люди делятся только сами с собою и прячут свою радость в безвестности, а жить с радостью в безвестности — одна мещанская серость.

Катя рассказала, что завтра в школе устраивается олимпийский марафон старшеклассников, вроде какое-то состязание лучших учеников из параллельных классов по всем основным дисциплинам. На состязании будут представители институтов, чтобы ориентировать будущих одиннадцатиклассников, в какие вузы себя готовить. Она в числе лучших отобрана на эти состязания. Но она уже и без этого выбрала себе предмет для будущего вуза. Завтра только проверит себя, но надеется на успех по всем предметам, а это посулит возможность на получение медали. Она немножко хвасталась, но родители верили в ее успехи и обменялись улыбками, в которых отразилась радость за уверенность Кати в своих силах. Она уже выросла и готовила сама себя к самостоятельности. Татьяна Семеновна показала мужу взглядом: Вот какая у нас дочка. А отец ответил выражением радости на лице: Выросла наша Катя, а мы этого как-то и не заметили. Этот свой разговор они продолжили позже и ночью. И за много ночей сон впервые подступил к ним в радости…

Удар в материнское сердце

На другой день поутру все разошлись по своим делам, дети — в школу, а родители, как весь год, — по своему порядку неопределенности. Домой собирались порознь в разное время. Первой, как всегда, дома была мать. Сначала похлопотала на кухне, а потом успела наметать платье Кате. Затем заявился Саша, а к четырем часам прибежала Катя, но бежала не от ощущения голода, который ее постоянно сопровождал из школы, а от радости успеха. В квартиру ворвалась, как на крыльях, и всю жизнь семьи наполнила торжеством победы.

— Вот он Диплом первой степени! — заверещала она от двери.

— По всем шести предметам, что выносились на марафон, я получила высшие баллы одна из всех участников, — она кружилась по комнате, как бы вальсируя и размахивая Дипломом. — Приказом по школе мне засчитали сдачу всех экзаменов. Ура! Ура!

Саша пытался достать из ее руки Диплом, у него этого не получилось, тогда он захватил сестру за талию и остановил от кружения, достал, наконец, Диплом, рассмотрел его на свет и несколько раз прочитал. Мать еще раз прочитала Диплом, испытывая ту огромную радость, которая дается только матери и которая только матерью и переживается, а радость, исходящая от дочери на мать, казалась подарком судьбы.

Брат Саша смотрел на сестру с гордостью, но с мальчишеской степенностью и мужской выдержкой, как бы остужая неумеренную похвальбу сестры, сказал:

— Такого никогда не было, чтобы раньше освобождали от экзаменов.

— А теперь вот есть. И не освобождают от экзаменов, а досрочно засчитывают. Мы ведь состязались в открытую больше, чем на экзаменах, зачем же нас второй раз экзаменовать? — пояснила Катя и дернула брата за челку.

— Только тебя одну освободили от экзаменов? — все еще что-то за сестрой подозревал Саша.

— Не только меня, а всех, кто занял призовые места.

Татьяна Семеновна крепко обняла Катю, поцеловала ее в обе щеки и сказала с материнским волнением:

— Молодец, Катенька, поздравляю тебя с победой, — и увлекла детей на кухню, для них пришло время обеда, а отец будет обедать один, так как не ведомо, когда явится домой. А обед хозяйка сегодня приготовила в полном комплексе.