Опанасовы бриллианты - Марк Ланской

— Когда у тебя экзамены? — перебил его Городулин.

— Через восемь дней.

— Как он? — повернулся Городулин к Вале и увидел, что Агашов подает ей знаки.

— Н-ничего, — хмуро протянула она; глаза у нее были красные, вроде заплаканные.

Городулин потемнел.

— Ты зачем ее обижаешь?

— Я не обижаю, товарищ подполковник, — удивленно вытянулся Агашов, и было видно, что не врет.

— Имей в виду, — сказал Городулин, — ты там этих чисел не усвоил…

— Иррациональных, — быстро подсказал Агашов.

— Вот-вот. А без них в нашем деле, как без рук. Понял? Иди. А вы останьтесь, пожалуйста, Валя.

Агашов вышел почти строевым шагом.

Городулин пересел на диван.

— Ну, быстренько, Валя. Что стряслось? Кто обидел?

Она промолчала.

— Я же устал, Валюша. Пожалейте старика. Мне домой пора.

— Учите их на свою голову, — со злостью вдруг произнесла Валя.

— Кого «их?» — спросил Городулин.

— Всех… Лыткова, Агашова… Всех…

— Не понимаю.

— А то, что Лыткова назначают к нам в отдел. Вот что! — выпалила Валя со злостью, словно Городулин был в этом виноват.

— Ну, назначают, — спокойно сказал Городулин. — Он и так за нашим отделом. Подумаешь, делов палата…

— Вы, честное слово, Алексей Иванович, как маленький! — Она повернула к нему расстроенное лицо. — Его же на ваше место назначают. На ваше, понимаете?..

— А меня куда? — наивно спросил Городулин.

— К нему заместителем…

Он вынул папиросу, закурил, потом поплевал на нее, притушил и аккуратно положил в пепельницу. Валя с испугом смотрела на него, она уже жалела, что проболталась.

— Вот что, Валя, — сказал Городулин, подымаясь. — Я вас убедительно прошу никогда мне больше никаких служебных сплетен не рассказывать.

— Простите, Алексей Иванович… Я думала…

— Ладно, ладно, — улыбнулся Городулин. — Я ведь на вас не сержусь. Идите.

Она вышла.

Городулин зачем-то открыл сейф, что-то ему нужно было там, но он забыл. Постоял, глядя на папки, погладил их, пытаясь все-таки вспомнить. Потом вынул штуки три необычно тяжелых самопишущих ручек, развинтил одну из них — это был узенький финский нож.

«Так вот, значит, зачем меня разыскивал начальник», — подумал Городулин.

Идти домой не хотелось. Он вспомнил, зачем полез в сейф. Надо было передать статью для комсомольской газеты. Охотники в области оставляют дома заряженные ружья без присмотра, а их дети палят потом по ком попало. Он написал по этому поводу статью. В редакции статью в основном одобрили и даже хвалили, но попросили убрать цифры.

— Понимаете, товарищ Городулин, уж слишком это сухо, мрачно выглядит. Вы возьмите один факт и оттолкнитесь от него…

Он перечитал, не присаживаясь, свою статью. Нет, сейчас не станет переделывать. Ну их к лешему, написано коряво, а факты правильные.

Закрыв сейф, Городулин хотел было позвонить, начальнику — тот иногда задерживался допоздна в управлении, — но передумал. «Обойдется, — решил Городулин, — не он мне, я ему нужен».

Вызвав машину, поехал домой. По дороге казалось, что шофер тоже уже знает.

Дома он ничего рассказывать не стал. Перед сном, как всегда, по-стариковски погуляли с женой — прошлись до Александро-Невской лавры.

Среди ночи Алексею Ивановичу показалось, что жена не спит. Он тихо сказал:

— Тоня, а Тоня… Может мне на пенсию выйти?

Но Антонина Гавриловна, очевидно, спала, она только спросонья пробормотала:

— Боржом на тумбочке…

На другой день с утра до трех Городулин занимался несовершеннолетними. Этим отделением ведал капитан Зундич. Городулин очень ценил его. Зундич не отличался какими-нибудь особенными качествами, но никто не умел так предупреждать преступления, заниматься так называемой профилактикой, как он. Работа эта, к сожалению, не видная, да в нее и не очень верят. А Зундич верил. Он редко сидел на месте и вечно бегал по школам, ремесленным училищам и заводским молодежным общежитиям. У него постоянно возникали какие-то идеи, которыми он одолевал то обком комсомола, то управление трудовых резервов, и всегда, прежде всего, — Городулина.

После ухода Зундича Городулин повозился еще с полчаса, все время посматривая на телефон. Потом решительно сел за стол, написал рапорт о переводе на пенсию, снял с вешалки фуражку, запер кабинет и отдал ключ Вале.

— Я к начальнику, — сказал он, не глядя ей в глаза.

День был неприемный, но в приемной комиссара сидело несколько человек.

— Отыскался след Тарасов! — насупившись, сказал начальник, когда Городулин вошел в кабинет. — Прошу садиться, товарищ подполковник… Володя, много еще там народу? — спросил он своего адъютанта.

— Трое, Сергей Архипыч.

— Ты им объясни, пожалуйста, что я ведь сегодня не принимаю… Помягче как-нибудь, но твердо. А заявления у них возьми. И никого ко мне не пускай, — сказал комиссар уходящему адъютанту.

«Приготовился проявлять чуткость, — с горечью подумал Городулин. — Мне ее не надо».

— Я полагаю, — сказал начальник, — вам докладывали вчера, что я приказывал зайти?

— Так точно. Допрос Гусько задержал меня в Крестах до двенадцати часов.

— И вы после этого не заезжали в управление?

«Знает или не знает?» — подумал Городулин.

— Заезжал, товарищ комиссар.

— Для вашего возраста и милицейского стажа выглядит это довольно странно. И затем — сегодня утром. Вам надлежало тот час же по приходе доложиться мне. Я ведь, очевидно, приглашал вас не к теще на блины, а по служебному делу, товарищ подполковник…

Одутловатое, обычно бледное лицо Городулина покрылось розовыми пятнами.

— Виноват, товарищ начальник, — сказал он.

— Что с Гусько? — сухо спросил комиссар.

Городулин коротко доложил: прокуратура будет вести следствие не более двух недель, а затем — народный суд в Усть-Нарве.

…Комиссар был одного возраста с Городулиным. Начинали они когда-то в угрозыске вместе, затем пути их разошлись: Сергей Архипович ушел сперва в комвуз, потом на рабфак и в институт, а Городулин продолжал трубить и трубить в милиции. В войну, начав капитаном в разведроте, Сергей Архипович дослужился до полковника и году в сорок шестом снова вернулся в милицию. Встретились они ни горячо, ни холодно: уж очень много повидали отдельно друг от друга; рассказывать было долго, а не рассказывать — вроде глупо. Навязываться Городулин не стал. Комиссар же сделал две-три необязательные попытки сблизиться, но Городулин, именно потому, что попытки были необязательные, встретил их сухо.

Относился Городулин к комиссару с уважением, не за чины и ордена, а за то, что Сергей Архипович терпеть не мог всякой лжи и «показухи».

Сейчас всего этого Городулин не помнил, а сидел, сбычившись, и односложно отвечал на вопросы комиссара.

Вспылив сначала и уже отойдя, комиссар заметил глупую скованность Городулина и начал было накаляться сызнова, но сдержался. Продолжал сухо расспрашивать о работе отдела.

К осени преступлений немножно поубавилось, но еще с прошлого года висело на отделе несколько нераскрытых дел, и Городулин считал, что сейчас ими можно заняться.

— Насчет прошлогоднего всеволжского разбоя, я уже зондировал, — сказал Городулин. — Там есть один вариант, если его разработать, может получиться…

— Ох, Алексей Иванович! — вздохнул вдруг комиссар. — Ты мне скажи, кончатся когда-нибудь жулики?

Вопрос был риторический, и Городулин не посчитал нужным отвечать.

— Ведь что получается, Алексей Иванович, — продолжал начальник, — профессиональный преступный мир мы разгромили давно. А нынче нас мучают главным образом любители. И, оказывается, справиться с ними не легче, а иногда даже сложнее.

— Мы-то ведь тогда ловили как бог на душу положит.

— То есть? — не понял комиссар.

— Мы без дипломов ловили…

— Это нисколько не остроумно, Алексей Иванович! — резко оборвал его комиссар. — Когда в двадцатом году матрос, рабочий или солдат произносил: «Мы университетов не кончали», это была горькая, но прогрессивная фраза. А талдычить ее сейчас — глупо и стыдно. — Он отодвинул кресло от стола, но не встал. — Нашел чем хвастать! И очень жаль, что нет диплома.

— А вы мне скажите, товарищ комиссар, я, что ли, виноват, что у меня его нет? Три раза рапорт подавал! Отпускали меня учиться?

В кабинет заглянул адъютант, но комиссар кинул:

— Занят!

— А теперь ходят вокруг меня, — одним вздохом выпалил Городулин и, рванув из кармана рапорт, положил его на стол.

Не беря листок в руки, комиссар прочитал то, что там было написано. Помолчав, спросил:

— Сам придумал или кто-нибудь помогал?

— А что, — криво усмехнулся Городулин, — тебе же проще…

Впервые за все время совместной службы он сказал комиссару «ты», но Сергей Архипович и не заметил этого.