Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но вот случилось так, что вор женился. Влюбившись в немолодую, добропорядочную вдову, Колесников постеснялся ей сказать о своей профессии. Поскольку в ту пору многие не работали, пожилой молодожен не вызывал никаких подозрений у своей супруги.
Они прожили месяца три. Подходил Новый год, встречать его решили дома. Вечером, накрывая на стол, жена сказала, что, пожалуй, маловато вина, и хорошо бы еще чего-нибудь солененького. Колесников тоже осмотрел стол, посвистел, потом взял из кладовки маленький потрепанный чемоданишко, валявшийся там запертым на замок, и, сказав жене, что сбегает в магазин, ушел. Наняв на последний червонец дородного лихача, с жеребцом под сеткой, Колесников мигом домчался до Волкова кладбища. Лихач был оставлен шагах в двухстах от ворот. Минут за двадцать Колесников перепилил отличными инструментами оконный переплет кладбищенской церкви, спрыгнул внутрь, забрал драгоценные камни у божьей матери и через полчаса уже снова мчал в экипаже. Знакомый скупщик на Разъезжей дал за один из камней приличную сумму. Все на том же лихаче, груженном вином и продуктами, Колесников часу в двенадцатом подъехал к своему дому. Когда он позвонил, придерживая подбородком покупки, дверь открыл Городулин.
Колесников отшатнулся.
— С Новым годом! — сказал Гордулин. — Не стесняйся, заходи.
В квартире шел обыск. С досады Колесников лег на диван и закрыл глаза. Городулин участия в обыске не принимал. Пока его ребята работали, он сидел за накрытым столом и украдкой посматривал на хозяина.
— Ты подумай, встретились все-таки! — вымолвил наконец Алексей Иванович. — Правильно люди говорят: гора с горой не сходится…
Он, поднялся, подошел к окну, взял горшок с фикусом.
— Игрушек у меня в детстве не было, — вздохнул Городулин, быстро и незаметно взглянув на Колесникова: у того дернулось закрытое левое веко. — И играли мы с пацанами так: спрячет кто-нибудь из нас камушек или тряпку, а остальные ищут. Известна тебе эта игра? — дружелюбно спросил он Колесникова.
Колесников всхрапнул, словно со сна.
— Ну, вот, — продолжал Городулин. — Значит, ищут они, ищут, а тот, который спрятал, по правилам игры приговаривает: «Холодно, холодно… теплее, горячо!..»
Произнеся это, Городулин рванул фикус из горшка: в земле, между корнями, заблестели две маленькие металлические коробочки из-под мятных лепешек.
— Смотри, пожалуйста! — изумился Городулин. — Не разучился играть…
В коробочках лежали бриллианты, припрятанные на черный день.
— Михаил, в чем дело? — спросила у Колесникова жена.
— Прикидывается, что не знала! — разозлился один из сотрудников.
Забрали Колесникова, забрали и его жену.
До передачи дела в прокуратуру Алексей Иванович вел расследование сам. Вызывая Колесникова на допросы, Городулин приносил из буфета чайник, дешевого печенья — в те далекие времена это разрешалось начфином — и разговаривал с подследственным до поздней ночи.
Как это ни покажется странным, Городулин очень верил своему первому впечатлению. Он приучил себя слушать не только то, что говорит арестованный, но и то, каким тоном он произносит слова, как ведет себя при этом, как сидит, какое у него выражение лица.
В Колесникове он прежде всего почувствовал усталость. Равнодушно признавшись во всех грехах, старый вор мечтал только об одном: чтобы выпустили его жену, которая ни в чем не виновата. Доказать ее невиновность он ничем не мог, но Алексей Иванович поверил. А поверив, сделал все для того, чтобы это обосновать. Жену освободили. После суда Городулин зашел к Колесникову в тюрьму и сказал:
— Вернешься, приходи ко мне.
— Не дай бог, — ответил Колесников.
— Придешь, — уверенно сказал Городулин. — Вора из тебя больше не получится, пружинка сломалась. Да и жена будет ждать…
— Обещала, — сказал Колесников.
Он вернулся из лагерей года через четыре. Жена ждала его. Городулин устроил его слесарем на завод: руки у Колесникова были золотые. Первое время Алексей Иванович приглашал его изредка в управление. Это никогда не носило характера проверки или наблюдения, во всяком случае, внешне, для самого Колесникова. Иногда даже Городулин с ним советовался по тем уголовным делам, в которых Колесников слыл когда-то мастаком.
Застав как-то бывшего вора в кабинете Городулина, Федя Лытков повертелся и после ухода Колесникова сказал:
— Если со стороны послушать, как вы разговариваете с ним, то создается впечатление, что вы — закадычные друзья, ей-богу… А между тем, ну что у вас может быть с ним общего? Ведь не можете же вы, в самом деле, его уважать?
— Почему, собственно, не могу?
— Коммунист, подполковник…
И стало вдруг Алексею Ивановичу неприятно оттого, что Лытков не понимает, как он, Городулин, горд и рад, когда ему удается хотя бы одного из сотни воров поставить на ноги, какое это нечеловечески трудное дело, и как он уважительно относится к людям, умеющим переломить себя, уйти навсегда, после долгих лет, из преступного мира. Стало ему так скучно и тошно, что он только буркнул в ответ:
— Сейчас некогда, Лытков. Другим разом поговорим…
А после его ухода Городулин все же думал, что, в общем, Лытков — парень ничего, молод еще, пооботрется, станет помягче к людям и посуровее к подлецам и бросит судить обо всем с налету, с маху, поубавит кичливость.
Когда нынче в кабинет вошел Колесников, Алексей Иванович обрадовался ему. Болел затылок, хотелось отвлечься от этой боли. Антонина Гавриловна сразу бы заметила по его красному лицу и воспаленным глазам, что у него повысилось давление.
— Исповедаться пришел, Алексей Иванович, — сказал Колесников, осторожно усаживаясь на диван.
— Это к попу надо, в церковь.
— Отлучили вы меня, Алексей Иванович, от церкви, — сказал Колесников. — Я теперь туда не ходок…
— Кстати, мне ведь с тобой посоветоваться надо, — спохватился Городулин и, подойдя к своему письменному столу, достал из ящика коротенький ломик. Протянув его Колесникову, спросил: — Как считаешь, ничего фомич?
Колесников повертел ломик, осмотрел расплющенный и копьевидный конец, подбросил в руке, взвешивая металл.
— В наше время лучше делали. Самодельная вещь.
— По-твоему, можно им открыть маленький переносный сейф?
— Да вы что, смеетесь, Алексей Иванович? Какому же дураку вскочит в голову открывать сейф фомичем?!..
— Вот я им то же самое говорю, — сказав Городулин, — а они уперлись…
Колесников тактично не стал расспрашивать, кому это «им», и кто это «они»: ответа бы он все равно не получил. Городулин поставил ломик в угол.
— Да, перебил тебя. Ну, рассказывай.
— Похоронил я, Алексей Иванович, жену…
— Давно?
— Третий месяц пошел. Поминала она вас, велела зайти, а я, только похоронивши ее, слег в больницу. До того мне плохо было, Алексей Иванович, — думал не вытяну…
— Здоровый мужик, — сказал Городулин. — Еще меня переживешь.
— А мне и не надо, — спокойно ответил Колесников. — Вспоминать особенно хорошего нечего, разве что вразбивку…
— Слушай, ты что пришел-то? — возмутился Городулин. — Я ведь все эти нюни не перевариваю…
— Я написал завещание, — бухнул Колесников. — По всей форме. Третьего дня был у нотариуса, оплатил гербовый сбор…
Он волновался, и только сейчас Городулин увидел, как он плох: серое, словно немытое лицо и бледные бесформенные губы. «Ах ты, господи, — подумал Городулин. — Как же его скрутило, беднягу!..»
— Биография моей жизни вам известна, — продолжал Колесников. — Родичей у меня нету. Детей я не наплодил. Придут чужие люди, составят акт, а это мне не интересно. И написал я завещание на вас…
— А ну тебя к лешему, — рассердился Городулин. — Ей-богу, нет у меня времени, Колесников, слушать разную чепуху!
— Имейте уважение, — попросил Колесников. — Если вы, Алексей Иванович, думаете, что деньги у меня божьи, с тех годов…
— Да ничего я не думаю. Слушать не хочу…
— Заработал я их своим хребтом. Откладывали с покойницей по сто целковых в получку. Хоть капитал и не велик — десять тысяч, — однако помирать, не зная, в чьи руки попадает, боязно…
— Не волнуйся, государство распорядится, — поднялся Городулин. — Ну, мне пора домой.
— Государство — вещь большая, мне бы чего-нибудь поменьше. — Колесников поднялся вслед за ним. — Если на всех делить, это и по копейке на нос не выйдет…
Они вышли в коридор. У Городулина стучало в висках. Закрывая кабинет, он пошатнулся от головокружения. В полутьме сводчатого коридора Колесников не заметил этого.
— Так как же, Алексей Иванович, возьмете?
— Отвяжись, — поморщился Городулин, привалившись плечом к стене. — Мне самому впору… — Он не договорил. — Проводи-ка меня лучше домой…
Можно было, отдавая ключ дежурному, вызвать машину, но хотелось глотать и глотать свежий воздух. На улице ему полегчало. На всякий случай взяв Колесникова под руку и стараясь дышать равномерно, глубже, Городулин ворчал:
- Том 4 Начало конца комедии - Виктор Конецкий - Советская классическая проза
- Огни в долине - Анатолий Иванович Дементьев - Советская классическая проза
- Алая радуга - Сергей Иванович Черепанов - Советская классическая проза
- Том 3. Рассказы. Воспоминания. Пьесы - Л. Пантелеев - Советская классическая проза
- Том 2. Дни и ночи. Рассказы. Пьесы - Константин Михайлович Симонов - Советская классическая проза
- Собрание сочинений. Т.2 Иван Иванович - Антонина Коптяева - Советская классическая проза
- Товарищ Кисляков(Три пары шёлковых чулков) - Пантелеймон Романов - Советская классическая проза
- Мешок кедровых орехов - Самохин Николай Яковлевич - Советская классическая проза
- Детектив с одесского Привоза - Леонид Иванович Дениско - Советская классическая проза
- Мы из Коршуна - Агния Кузнецова (Маркова) - Советская классическая проза