E-18. Летние каникулы - Кнут Фалдбаккен

В целом, у него развилось настоящее отвращение ко всей этой курортной суете. У него было хроническое неприятие этой праздной летней жизни. Ведь он-то жил здесь постоянно. Для него все эти популярные места на побережье были просто обычными географическими точками, которые составляли и географию его души, правда, как именно, понять было трудно. Впрочем, ему и не хотелось в это особенно вдумываться. Ему доводилось видеть эти места и в осеннее ненастье, и во время шторма, и в серую зимнюю погоду с ее бесцветным небом, и когда только начинал таять снег в весеннюю распутицу, когда появлялись первые проталины, все это было ему близко. Он отправлялся в дальние прогулки, собирал цветы, поглощал припасенную с собой еду, и это было для него приключением. Он знал этот мир так же хорошо, как свои пять пальцев.

И все же порой его тоже охватывала беспокойная летняя лихорадка. Он ловил себя на мысли, что завидует туристам, хотя прекрасно знал, что все это иллюзия, что у него нет иного выхода, кроме как сидеть в своем почтовом окошке с половины девятого до половины пятого и до часу по субботам, и поэтому у него никогда не будет возможности принять участие в этой бешеной гонке за летним счастьем, которой занимались все вокруг. Сущность этой гонки была ему совершенна ясна, и он не хотел в ней участвовать.

Извечная неудовлетворенность. Тот факт, что кое-кто из этих людей находится в розыске, служил ему утешением. Он мечтал помочь найти кого-то из исчезнувших. Эти мечты приглушали его собственную разочарованность. В то же время, глядя с тоской на этих людей в небрежно накинутых на плечи элегантных блузах для парусного спорта, с их широкими белозубыми улыбками, он начинал фантазировать, углублялся в размышления о темной стороне этой летней жизни: анархии, распущенности, безудержности, отрицания общественной стабильности. Ах, эти три недели в июле, когда вся Норвегия, одержимая единым порывом оказаться в другом месте, отключала телефоны, просила оставлять почту в почтовых конторах, собирала вещи и отправлялась в путь. Начинал царить его Величество Случай. Все захвачены эйфорией беззаботности. Кое-кто очень даже этим пользуется и достаточно откровенно. Кражи со взломом, угон автомобилей, изнасилование, пьянство, скандалы и потасовки. Летняя Норвегия в состоянии хаоса становится настоящим «Эльдорадо» для всевозможных гангстеров. И многие из них рано или поздно оказываются в потоке туристов, текущем через Странде. А здесь сидит он, за своим почтовым прилавком. Он научился прекрасно распознавать их, всех тех, кто играл в какую-то игру, свободно и незаметно орудовал среди всей этой летней суеты и с наслаждением фантазировал на тему о том, каковы были подлинные цели у этих типов, которые делали вид, что увлечены загоранием на пляже да ловлей макрели…

Из таких явно была и эта девушка, которая приходила, чтобы взять деньги со своего аккредитива, не имея с собой удостоверения личности. Один раз она уже приходила на почту, кажется, она покупала марки. Уже тогда он ее приметил. И она не вписывалась в образ «типичной отдыхающей». В ней было что-то не то: какая-то странная одежда, яркая косметика, а сама поблекшая, как будто бы только что вернулась с дискотеки, слегка потасканная и, в то же время, вся какая-то сияющая. А чего стоят здесь, на юге, ее сапоги на шпильках! Хотя ведь она уже не глупая школьница. Типичная искательница приключений, любовница какого-нибудь взломщика сейфов!

Он сразу понял, кто она. Отто мгновенно, без малейшего труда опознал ее по фотографии в газете, хотя фотография была старая и нечеткая. «Алиса Хамре. Мать семейства. Из Стовнера. Исчезла. Разыскивается…» Он читал это с бьющимся сердцем, жмурил глаза: Подумать только! Мать семейства из Стовнера! Неужели какая-то «мать семейства из Стовнера» способна на подобное безумие?

«Семья обеспокоена тем, что с ней могло что-то случиться». Уехала, не сказав никому ни единого слова. Просто исчезла. И вдруг вынырнула здесь, в прекрасной форме, с золотистым солнечным загаром, правда, слегка потрепанная. Посреди бела дня. Легко представить, какой образ жизни она вела. Она это явно ничем не обнаруживала, но у него хватало воображения нарисовать детальную картину.

И вот, когда, отложив газету, он стал рисовать себе ее образ жизни, она снова оказалась перед его окошком. В солнечных очках во время дождя, с высветленными и завитыми волосами! Совершенно явно скрывающаяся преступница! Да-да, нарушительница закона, из мелких гангстеров… И тут он увидел ее имя в сберкнижке: Алиса Хамре! У него закружилась голова. Перед ним стоит та, кого разыскивает полиция, и он держит в руках доказательство. Она попросила выдать ей триста крон без предъявления удостоверения личности. Естественно, он выдал ей эти триста крон. Он выдал бы ей сколько угодно, лишь бы ознаменовать подобное событие. Но она просила всего лишь триста крон и смотрела на него через очки таким взглядом, видимо понимая, что по закону он вполне мог отказать ей, и даже рассказала ему, что якобы сама работает в жиробанке, (остроумно!) отметил он про себя и, распираемый любезностью, отпустил ей глупейший комплимент насчет того, что она похожа на контрабандистку, который она, кстати, приняла с хорошим чувством юмора. Возможно, она и не была настолько крутой?

Он выдал ей эти деньги, чтобы намекнуть, что он догадывается о чем-то или чтобы оставить себе поле деятельности: встретить такую легкомысленную искательницу приключений здесь, на побережье, было его давней «летней мечтой», его тайной испепеляющей фантазией среди всего этого респектабельного порядка, царящего у него в конторе. Пойти ей навстречу означало ощутить себя в заговоре с ней.

И он влил в себя очередную бутылку пива.

23.

После третьей бутылки он принялся оглядываться в поисках одежды для сегодняшнего вечера. Он увидел, что его носки валяются на полу, а один ботинок стоит посреди коврика перед кроватью. Его рубашка висит на вешалке в ванной, он прекрасно помнил, что стирал ее вчера. Что касается костюма, то он висел на своем обычном месте, в шкафу и казался удивительно одиноким после того, как Соня упаковала свои вещи и уехала. Пустые металлические вешалки позванивали, задевая друг друга, когда он открывал и закрывал шкаф. Сейчас дверцы шкафа были распахнуты. Вот и костюм. Это она выбирала его. По своему вкусу. Это была ее последняя попытка заставить его выглядеть респектабельно на рождественские праздники в Арендале, как и подобает почтмейстеру, хотя по должности он был внештатным сотрудником. Жилетку надеть было нельзя, одна из пуговиц сразу же отскочила тогда, на празднике, куда-то под стол. Но сейчас лето, жара, и она вообще ни к чему. Он с удовольствием забросил бы этот костюм на чердак или отдал бы Армии Спасения, но дело в том, что никакой другой выходной одежды у него не было. А он твердо решил пойти на сегодняшний праздник. Непременно, хотя он уже влил в себя три бутылки. Сегодня был особенный день, который никак нельзя было упускать. Никогда еще ситуация не была столь благосклонной к нему, это то, о чем он мечтал так долго. Он читал, что азартные игроки никогда не прекращают игры после первого выигрыша. А у него было совершенно отчетливое ощущение, что он сегодня выиграл и что если он сам будет считать этот день особенным, переломным, то наверняка еще раз встретит ее в клубе «Сун Тан» в отеле «Вик». Ведь, собственно говоря, куда могут податься искательницы приключений ее масштаба субботним вечером в дождливую погоду?

Что он предпримет, встретив ее еще раз, было совершенно неясно. Скорее всего, он не предпримет ничего, как это бывало с другими девушками, хотя, выходя из дома, он всегда кое на что рассчитывал, ведь теперь уже ничто не препятствовало его возможным любовным похождениям. Это даже входило в план, разработанный его супругой: каждый из них имел полное право «завести роман на стороне», в то время как они оба старались «осознать ситуацию» своего супружества. Он подозревал, что с ее стороны это было сугубо теоретическое утверждение, почерпнутое из феминистской литературы. Ей нравились феминистские идеи, но вряд ли она была готова жить в соответствии с ними. Сама она была не из тех, кто готов ринуться в любовную авантюру очертя голову, и если уж что-нибудь такое у нее в жизни и произошло, то непременно с речами пастора и под звон колоколов, по-другому она просто не может. И у него было совершенно ясное убеждение, что она была бы глубоко расстроена, если бы во время их «испытательного срока» он встречался бы с другими женщинами, хотя разъезд был ее идеей. И глупость и нелепость этого очевидно была видна и ей самой. У него же было неясное отношение к этому плану, хотя в последнее время стоило им начать что-то обсуждать вдвоем, как немедленно начинались ссоры. Поэтому «романы на стороне» и для него пока оставались теорией. И не потому, что его не тянуло к женщинам, его тянуло всегда, почти всегда, хотя, пожалуй, его желания немного поутихли после ее отъезда. Но мысли о том, что здесь курорт и всегда есть возможность для этого, постоянно искушали его, когда он сидел вечерами в компании своих верных высоких пивных бутылок, но вскоре наступал момент, когда предпринимать что-либо было уже поздно. Он понимал, что пьян, хочет спать, шел и укладывался.