Огни возмездия - Эван Уинтер

хотелось покончить с собой.

Поморщившись, Тау собрался с силами и захромал вперед.

– Я умру не так, – сказал он, собираясь отнять жизнь вождя.

ШРАМЫ

Остатки ксиддинов больше не превосходили Избранных числом, и их становилось все меньше. На краю бухты, вдали от сражавшихся, на полосе прибоя стоял вождь.

Пока Тау сражался, корабль Каны миновал волнолом, но вождь Ачак на него не смотрел. Он стоял спиной к океану и лицом к Тау. Кана не успевал вернуться к отцу, и Ачак, без сомнения, это понимал.

Не сводя глаз с Тау, вождь отдал свое копье шаману и вынул два топора с короткими рукоятками. У боевых топоров из бронзы и кости были широкие лунообразные лезвия, формой напоминавшие бухту, где они сражались.

Шаман Ачака – тот же, что разъярял воительницу с копьем, – взял копье вождя и оперся на него. Он выглядел истощенным, но был готов к бою. Шаман положил руку на плечо вождя и вскинул голову.

Ачак взял его руку и крепко сжал.

Между ними чувствовалась связь, и было видно, что они многое пережили. В эту минуту, понял Тау, они поклялись друг другу: что бы ни случилось, они встретят это вместе.

Но они ошибались.

Они пришли на этот полуостров со своими воинами и украли жизни тех, кого Тау любил. Он собирался призвать их к ответу, так же, как ж: енщину-воительницу. Он собирался убить их. Одного за другим.

– Можешь помахать своему сыну, – сказал Тау Ачаку. – Я позволю вам попрощаться.

Вождь, с наполовину обожженным лицом, криво улыбнулся.

– Зачем? – проговорил Ачак на ломаном эмпирийском. – Когда я увижу Кану… после…

Шагнув навстречу противнику, Тау покачал головой. Ярость начинала возвращаться.

– Не будет никакого «после».

Вождь рассмеялся, взмахнув топорами, и ринулся в атаку. Тау, уже не хромая, не чувствуя боли, вскинул свои мечи и спокойно приблизился к врагу. Но вдруг его разум помутился.

В четырех шагах от расстояния для замаха, Ачак превратился в двоих, четверых, а потом и шестерых противников. Тау же был слишком близко, чтобы полностью избежать атаки, и когда шестеро вскинули двенадцать топоров, чтобы его зарубить, он метнулся влево, избегая трех из шести вождей и стараясь контратаковать остальных.

Остановить всех он не мог, никто бы не смог, но повернув левый клинок параллельно земле и подняв его, как щит, он заблокировал смертоносный удар четырех топоров. Когда их сила обрушилась на его меч, Тау едва его не выронил, но все же удержал. Он попытался сделать то же самое другим мечом, но не смог справиться с новыми атаками вождя, и один топор рассек ему грудь, а другой шею.

Лезвия пронзили плоть Тау, но он ничего не почувствовал. Оба топора нанесли смертельные удары, однако Тау был жив.

Думать о природе этого чуда было некогда. Вожди снова попытались атаковать.

С перегруженным сознанием, Тау доверился инстинктам, повернулся спиной к вождю, который его ранил, и бросился с мечами на двух ближайших противников. Те два Ачака, как и остальные, двигались синхронно, словно их конечности были связаны невидимыми нитями.

Благодаря тому, что двигались они одинаково, блокировать удары было легче, но когда меч Тау наткнулся на первый из топоров, его одолело сомнение. Он не понимал, что происходит, и если вождь за спиной мог быть реальным, Тау грозила неминуемая смерть.

Было слишком поздно обдумывать этот вариант, и Тау, как мог, постарался избежать атак двух вождей, которые были прямо перед ним. Он вскинул мечи, чтобы заблокировать удары, и бронзу топоров встретила драконья чешуя мечей.

Вскрикнув от силы столкновения, Тау отступил. Он попытался выиграть пространство перед шестью противниками, но не смог уследить за всеми сразу и наткнулся на одного, но проскочил сквозь него, словно того вовсе не существовало.

– Дары, – пробормотал Тау, думая, что отчасти понял, с чем столкнулся. – Твой шаман создает бездушных и бестелесных бойцов, чтобы сражались за тебя. – Тау рискнул выбрать одного из двух вождей, с которыми уже вступал в схватку. – Но когда я заблокировал твой настоящий топор, меня контратаковали справа. Это и был реальный ты.

Вождь, на которого он указывал, настоящий Ачак, склонил голову, признавая его правоту, и отступил.

После этого фантомные вожди исчезли, Ачак снова криво усмехнулся, а иллюзии появились опять, выстроившись в одну линию.

Настоящий Ачак прошел между ними, сквозь них, и Тау снова потерял его из виду. Затем новообразованный секстет вскинул топоры, причем каждая копия идеально отражала ухмылку Ачака.

Тау постарался не выдать замешательства, надеясь, что Ачак не нападет, если подумает, что Тау знает, какой именно из бойцов – настоящий вождь. Но роли это не сыграло. Шесть вождей атаковали, и Тау, молясь, чтобы это сработало – и сработало вовремя, – перенес свою душу в Исихого.

Его тотчас окутала мгла темного мира, и Тау оказался в тюрьме, которую Ананти построила для Укуфы. Оглядевшись в Исихого, Тау, словно бы сквозь туман, увидел, как вождь ринулся на него. И как Тау и предполагал, Ачак сражался в одиночестве.

У иллюзий не было душ. Они были фантомами, созданными энергией из Исихого, перенесенной в Умлабу. В мире духов их невозможно было увидеть.

Вождь – он двигался очень медленно – был справа от Тау, ближе всех к нему, и, запомнив его положение, Тау перенесся из Исихого в реальный мир. Его душа все еще находилась между мирами, Тау пошевелил руками, вскинув мечи, чтобы блокировать два из двенадцати топоров, пытавшихся его зарубить.

Топоры рассекали воздух словно масло. Иллюзорные лезвия мелькали на одинаковой высоте и двигались синхронно. Тау вычислил оружие настоящего Ачака и стремительно заблокировал. От отдачи Тау пошатнулся, упершись пятками, чтобы не упасть. Вождь был мощного сложения и вкладывал в удары все свои силы.

Тау отвел топоры Ачака вправо, выставив им блок, но вождь высвободил клинки, и отступил, затерявшись между своими копиями.

Казалось, он мог при желании втягивать их в себя и выпускать на небольшое расстояние. Это не позволяло Тау уследить за тем, кто был реальным, а кто призрачным.

Тау услышал, как шаман сказал что-то по-ксиддински, и вождь, словно пришпоренный, стал биться еще более рьяно. Тау отбился от всех шестерых и перенес свою душу в темный мир, уловил взгляд реального Ачака и уже собирался вернуться, когда заметил чуть поодаль шамана. Покров того был бледен – он исчезал на глазах, обнажая золотисто-яркую, ничем не прикрытую душу.

Тау вырвался из темного мира, заблокировал атаку