Притворись влюбленной - Бэт Риклз

Ходили слухи, что одна из тетушек Джонни знакома с принцем Уильямом и герцогиней Кейт. А еще у Джонни есть фамильный герб с латинским девизом.

Однако меня смущало другое.

– Это долбаное Джонни – тоже уменьшительное имя.

Она замерла.

– А… ну да.

Она же не всерьез, правда? Неужели эта мысль ни разу не приходила ей в голову?

Очевидно, не приходила – и, значит, мне не стоило этого говорить.

Но, раз уж я в ударе, могу добавить, что в ссылке на их список подарков прописано «HandJ» – так на сайтах для взрослых маркируют видео с онанизмом.

– «Лена» звучит, по-моему, слишком современно. – Ее тон становится колючим и оборонительным. – И на работе меня называют «Хелена». Далеко не все зовут меня «Лена».

– А, ладно. Ладно, понимаю. – Вот дерьмо. Где мои Сtrl+Z, чтобы вернуться в прошлое и все исправить? – Да, я поняла тебя, Хелена. Я запомню.

Хелена улыбается мне, но как-то натянуто, и становится ясно, что пора сворачивать разговор, пока я ненароком не оскорбила ее и жениха еще больше. Я снова ее обнимаю и снова поздравляю, потому что так, наверное, принято завершать разговор с невестой на вечеринке по случаю помолвки, – а она извиняется за то, что ей надо пойти и поговорить с кузенами, и меня все вполне устраивает.

А я не смогу уйти так же быстро.

Глава 2

Может быть, достопочтенная леди Хелена и вышла невредимой из инцидента с «Мимозой», а я, как это стало понятно в дамской комнате, – нет. Топ весь в пятнах апельсинового сока, а руки и шея липкие. Рукав, которым я прикрывала рот, когда подавилась, тоже весь мокрый.

Стоя над раковиной, я застирываю рукав с мылом, а затем просушиваю его под сушилкой. Хороший предлог ненадолго ото всех спрятаться.

В этом-то и проблема с моими друзьями: они достигают поставленных целей и проходят через все этапы, которые у нас считаются ступеньками к успеху. А я все время боюсь сказать что-нибудь не то или с ужасом думаю, что кто-то из моих друзей обзаведется ребенком, потому что в моем окружении ни у кого нет детей, – в общем, я ничего не знаю про так называемое комильфо. Я понятия не имею, сколько пить – или, может, не пить вовсе? – на чужих свадьбах, не знаю, общаться ли со всеми гостями или лучше держаться горстки знакомых. Если кто-то купил дом, надо ли дарить ему кружки и свечи на новоселье или нет, поскольку остальные тоже наверняка подарят то же самое, – и вообще, может ли быть слишком много подаренных кружек и свечей? Должна ли я напрашиваться в гости, чтобы посмотреть новый дом, или это будет невежливо? Может, еще невежливее не напрашиваться, поскольку хозяева подумают, что тебе абсолютно все равно и ты ужасный друг?

На собственном горьком опыте я уяснила: когда дело касается любовных отношений моих друзей, ни в коем случае нельзя говорить гадости про их возлюбленных. Или, по крайней мере, высказывать свое мнение напрямую. У Магды, моей лучшей подруги и коллеги по первой моей работе, куда я устроилась после университета, был кризис отношений с бойфрендом, так что я решила поддержать ее и обругать его, – но потом они помирились, и нашей дружбе пришел конец: Магда неожиданно решила, что ей неприятно со мной общаться, поскольку я о нем «такого низкого мнения».

Так и запишите в протоколе: Джонни мне очень нравится.

Но что за бред, это же ее имя! Если она хочет называться Леной, кому какое дело? И если его родственники уже вмешиваются в такие мелочи, то что же будет дальше? А Джонни – он что, позволит им над ней издеваться? Поддерживает ли он ее в том, что для нее важно? Он ведь, черт его дери, должен! А Лена и правда уверена в его поддержке?

Конечно, такое нельзя говорить даже лучшей подруге – и особенно на вечеринке по случаю ее помолвки.

Но, впрочем, это же просто имя, и если ее это не беспокоит, то зачем волноваться мне? Кто я такая, чтобы лезть со своими непрошеными советами?

Мне хочется отвлечься (или написать кому-нибудь из тех, кого нет на вечеринке, чтобы выпустить пар), и я достаю телефон. Возможность отвлечься побеждает, тем более что на экране высвечивается несколько уведомлений.

Судя по всему, в семейном чате еще недавно кипела жизнь. Мои сводные сестры Джессика и Надин сегодня были у флориста, но из-за того, что их мать – моя бывшая мачеха Камилла – не смогла к ним присоединиться, они завалили чат фотографиями и комментариями. Пару раз отписался папа, но в основном его ответы сводились к «это миленько». Я тихо фыркаю, представляя, как, должно быть, нервничает Джессика. Она уж очень ответственно готовится к свадьбе. По-моему, в последний раз я видела ее такой серьезной в день объявления результатов выпускных экзаменов… или в то утро, когда она пыталась купить билеты на концерт Jonas Brothers.

Сообщений так много, что я просто пролистываю уведомления. Обращаю внимание на одно из сообщений Камиллы – она предлагает устроить примерку платьев для подружек невесты в следующие выходные и спрашивает, все ли будут свободны.

А Надин отвечает, что она сама позвонит и запишет меня на примерку, поскольку, по ее мнению, я точно буду свободна.

Я нервно морщусь, глядя на уведомление.

В том смысле, что да, я свободна. Но не слишком ли много они на себя берут, решая за меня? Просто потому, что у меня нет парня, с которым я могу строить планы на выходные? Или потому, что свою свадьбу мне планировать незачем?

У меня могли бы быть свои планы.

Я проглатываю обиду и сокрушенно вздыхаю. Что ж, полагаю, теперь мои выходные распланированы.

А вот и сообщение от Дункана. Дункан – мой лучший друг, с которым мы вместе работаем в местной газете, мой товарищ по несчастью, такой же вечный жалкий одиночка. Он прислал скриншоты восторженных комментариев к моей анонимной (и, по общему признанию, язвительной) статье про День святого Валентина и со словами «Я же говорил!» поздравил меня с повышением: теперь мои статьи будут выходить в газете не как придется, а на постоянной основе. Я закатываю глаза, но не могу сдержать улыбку. Я жутко боялась, что статью ожидает полный провал, и никому, кроме коллег, о ней не рассказывала.

А теперь я боюсь, что статья получилась чересчур откровенной. Если члены семьи или друзья узнают, что автор – я, в следующих материалах мне придется следить за языком и за тем, что я пишу, но нашему редактору нужно прямо противоположное. Это всего лишь моя первая статья в статусе постоянного колумниста, и я не имею права споткнуться о первое же препятствие.

Я провела в дамской комнате достаточно времени, чтобы понять: никакое дорогущее гостиничное мыло не отмоет пятна с моей одежды. Просто она пропитается запахом пионов.

Когда я вернулась, вечеринка была уже в полном разгаре. Мать Лены покинула свой пост у заваленного подарками столика, напитки текут рекой, а отец Джонни собирается произнести тост и призывает всех к тишине. Даже дождь, что еще недавно барабанил по стеклянной крыше, немного стих.

Гости стягиваются полукругом поближе к центру зимнего сада, чтобы послушать речь, и сейчас не время протискиваться сквозь толпу в поисках друзей. Потом найду. Никуда они отсюда не денутся.

Я неловко топчусь в задних рядах. Мне приходится вытягивать шею, чтобы разглядеть мистера Ричардса, но его голос отчетливо разносится по залу: он рассказывает, как это восхитительно, что Хелена станет членом их семьи, хотя, конечно, это уже давно произошло, ведь они с Джонни (ха-ха!) встречаются целых семь лет. И когда несколько месяцев назад Джонни пришел к нему за благословением…

Прямо у меня над ухом кто-то прокашлялся.

Подскочив, я бью локтем кого-то справа. Открываю рот, чтобы прошептать торопливые извинения очередному чьему-то родственнику, но обнаруживаю рядом с собой брюнета в отутюженном костюме. Пострадавший сует мне бокал шампанского.

– Ты какая-то потерянная. Не знаю, может, ты перепутала и пришла не на ту вечеринку, но если так, то уходить уже поздно. В любом случае тост не бывает без напитка, – негромко сказал он, приподнимая свой собственный бокал.

– Спасибо.

Я напрягаю память, пытаясь вспомнить, кто это. На вид – мой ровесник, но он точно не из наших университетских друзей. Они с Джонни знакомы по работе? Может, это его кузен? Вроде я видела его пару раз