Образ жизни - Яков Тублин

Кадиш[5]

В зените солнце так палило,Как палит здесь во все века.Мы стали на краю могилы —У кромки рыжего песка.

Вот здесь тебе досталось выпитьПоследний приторный стакан,Где Иордан впадает в Припять.А, может, Припять — в Иордан.

Нет места для зелёной злобы.Есть только горечь и печаль.Как далеко достал Чернобыль!В какую докатился даль!

Кадиш короткий кончен чинно,Холодный камешек в руке.А иудейская долинаНа русском плачет языке.

Мой иврит

Вы только превратно меня не поймите —Не врун я, не лжец, не нахал —Я с нежного детства болтал на иврите,Но сам я себя не слыхал.

В зелёные годы и в спелые годыЛежал я в развалинах школОтрезанной веткой большого народа,Зарытой в российский подзол.

А соки ее пробивались так редкоСквозь стыд, и сквозь страх, и сквозь грех.И что я сегодня —Та самая ветка,А, может зелёный побег?Так кто я сегодня,Так кто я, скажите?Я стар и настолько же мал.

…Я с детства еще говорил на иврите,Но только об этом не знал.

Привыкаю

Я так привык быть несчастливым,Тянуть суровой жизни нить,Что нынче как-то некрасивоМне жаловаться или ныть.

Ведь, слава Богу, жив я вроде,И слава Богу, вроде сыт.И в окружающей природеНичто мне вроде не грозит.

И море тёплое игриво,И свет горит в моём дому.Я привыкаю быть счастливым —Привыкнуть можно ко всему.

* * *

Мы с внуком в шахматы сыграем,Потом из лука постреляем,Затем еще чего начнём —К примеру — бицепсы качнём.

Мой внучек Филька,Нет причиныБездействовать —Ведь мы — мужчины.Давай, не кисни и не ной!Вперед! И повторяй за мной!

Наверно, Богу так угодно,Что б ты был сильным и свободным.Осваивай борьбу и бег,Другого века человек.Берись за кисть и за смычок,Мой внук, мой птенчик, мой бычок!

Но только чтобы не война…Твоя вина — моя вина.Народы, расы — всё враньё!Земля — Отечество твоё!Стихи пиши, долби гранит —Трудолюбивых Бог хранит.

Он слушает меня пока,Но всё же морщится слегка,И мне даёт такой ответ:— Не доставай! Сам знаю, дед…

* * *

Стала речь моя исповедальной —Здесь, где я поднялся и упал,Где, не только территориально,Ближе к Богу я сегодня стал.

Восемь лет хожу по новой тверди,Восемь лет тропу к Нему ищу.Но за мною следом бродят черти,Хлопают, кривляясь, по плечу.

Боже мой, я знаю не по слухам(Потому как это сам прошёл),Что крутая русская сивухаДелает с еврейскою душой.

Но моя душа не виновата,Столько лет блуждавшая в лесу.Ангелы мои — мои внучата,Только лишь они меня спасут.

Иерусалим — моя столица.Здесь и оплачу свои долги.Господи! Евреем дал родиться —Умереть евреем помоги.

Молитва

…еврей — это святое существо.

Л. Толстой, 1891 год

Всемилостивый Бог,Я — русский иудей —Молюсь не за себя,А за своих детей.

Пока я в мир инойНеспешно ухожу,На внуков и детейВсё пристальней гляжу.

Молитвою моейПусть будет русский стих —О том, что никогдаТы не оставишь их.

На Волге, на Днепре,На Иордан-реке —Прости, что я молюсьНа русском языке.

Нью-Вавилон

А что привёз с собой, —Сумей сберечь,Как ту святую воду из колодца.…В Израиле — украинская речь(Я вздрогнул даже)Громко раздаётся.

Как без вести давно пропавший брат,Является утраченное слово.Как будто тыщи лет тому назад,Нью-Вавилон здесь создаётся снова.

Ещё мне часто снятся те края,Где обитают ангелы и черти.Язык мой русский — родина моя,Отречься от тебя — мне равно смерти,

На этом языке душа болитИ радуется новою судьбою.Мой русский родич,Изучай иврит:Ведь мы — от Бога одного с тобою.

Изменения

Приобретают новые значеньяСобытия, и мысли, и слова.Уже за мной — иное поколенье;Точнее быть — так даже целых два.

Мои — неужто вправду? — эти дети,И внуки эти?Кто 6 подумать мог!Хочу увидеть поколенье третье,Но это, если мне позволит Бог.

Я возраст свой порою забываю.И вот, покуда длится этот миг,Волна накатывает молодаяНа слово неизбежное — «старик».

И ничего не изменилось будто,За исключеньем мелочи одной:Где в слове «Бог» писал строчную букву,Уже не обойтись без прописной.

* * *

Серьёзные сроки приспели,Раздумья толпятся гурьбой.Что делать мне с этим апрелемИ с этой весной голубой?

Что делать мне с этим рассветом,С заботой грядущего дня?Устала душа от диеты,И в странствия манит меня.

И запах костра горьковатыйЯ чувствую как-то острей.

…Что делать мне с этим закатом,С апрелем,И с жизнью моей?

Париж — Лондон

Перелёт

Я не на «Боинге» летел —На крыльях сказки.А справа небосвод алелНевиданной раскраски.

Я полстолетья ожидалТакого рейса.А рядышком Тору читалПопутчик в пейсах.

Носители подагр и грыжИ прочих болейЛетят из Эреца[6] в Париж —Не менее, не более.

И даже те, кто встать не могВчера с постели,Переступили свой порог —Летели!..

Не то что стонов —Вздоха нет,И даже шутки кстати.

Аэропорт. Париж. Рассвет.…На самом на закате.

Поздние прогулки

Как белый человек,Вхожу в «Гранд Опера»,Фотографируюсь на Эйфелевой башне.На авеню Дэ Итали с утраПью кофе.В полдень сувенир пустяшныйКуплю над Сеной,Франками звеня.И как когда-то Хэм,По МонпарнасуПройду вразвалку —Весь Париж в огнях —И возвращусь в отельК ночному часу.Опухли ноги,Пухнет головаОт этих слишком поздних впечатленийИ скошенная майская траваМолочно пахнет,Словно в День Творенья.Минутку посижу — саднит в боку,Но я ещё тащусь в кафе «Ротонда».Стою, припав к дверному косяку,Без всякой позы и без всякой фронды.Бульвар Распай, уж ты меня прости —Свернул бы влево, но устал серьёзно.Пора передохнуть. Ловлю такси.…Как поздно всё же,Как, однако, поздно!

* * *

Какой запоздалый подарокСлучился над Сеной-рекой:Стою под какой-то там аркой —Неважно совсем под какой.

Чего и какого я радиПо улицам этим плетусь?Какая-то горькая радость,Какая-то сладкая грусть.

Я выйду к тому переулку,Под этим пройдусь фонарём.

…Как пахнет французская булка! —Как в нищенском детстве моём,

Как в том огневом и морозном,Раздетом, голодном, босом.

Париж! Я ребёнок твой поздний —Лишь выгляжу старше лицом.

* * *