Офицеры. Книга третья. За гранью - Роман Булгар

Посреди комнаты стоял тяжелый, массивный стол из красного дерева. Полукругом вокруг него выстроились в том же вычурном стиле стулья с резными спинками и изогнутыми ножками.

Настольная лампа под зеленоватым абажуром составляла один из непременных атрибутов. Подобный светильник находился в кабинете их великого вождя. Ильич любил работать при свете лампы. И нынешние правители России хотели подчеркнуть свою близость к великому основателю советского государства.

– Гриша, тебе не кажется, – с не выбиваемым южнорусским акцентом заговорило лицо, заведующее Международным отделом ЦК КПСС, – що пора нам готовить запасные аэродромы…

Говорившему человеку давали далеко за шестьдесят, однако он выглядел, благодаря Кремлевской больнице, намного моложе своих лет. Груз огромной власти наложил свой неизгладимый отпечаток на его крупное лицо, тяжелый, выдающийся вперед подбородок.

– Наш Комбайнер доиграется в демократию, наплачемся…

– И не говори, Кузьмич…

В носу у управляющего делами ЦК зачесалось, и он на весь кабинет оглушительно чихнул, извинительно улыбнулся:

– Правду-матку режешь…

– Пора нам с тобой, как говорит наш Миша, кооперацию, блин, еле выговорил… – зав Международным отделом скупо заулыбался. – Ее, самую, блин, кооперацию устроить…

Управ делами заинтересованно подался вперед. Сама идея ему понравилась. У его собеседника имелись хорошо отлаженные связи по всему миру, а у него в руках – практически неограниченные возможности контролировать распределение материальных благ и осуществлять движение денежных средств.

– Без Чепика не обойдемся…

– Согласен. Без Комитета у нас никуда…

Мощь государства держалась на трех столпах: армии, КГБ и МВД. За ними бдительно надзирало око партии. В свою очередь, столпы ревностно следили друг за другом. И КГБ, и МВД тайком собирали компромат и на партию, и на армию…

Еще накануне Борис Пестиков считался обычным и рядовым майором, коих в Управлении на Дзержинской площади числилось, хоть пруд пруди, на каждом этаже по нескольку десятков. Тихих и неприметных. Стойко тянущих лямку основной работы…

А работы у комитетчиков всегда набиралось непочатый край, куда ни ткнись, всюду исподволь зрело угрюмое недовольство.

Постылая жизнь все сильнее окунала большую часть населения великой страны в полную беспросветность. Обстоятельства порой и чаще всего оказывались сильнее любого человеческого желания выйти из порочного круга циничного лицемерия и ханжества.

Люди хотели вырваться из «рая», где из всех рупоров кричали, что их жизнь день ото дня становится краше. А с полок магазинов последовательно исчезали самые необходимые и жизненно важные товары. Желали многие подняться над серой толпой, стать выше. Тем или иным способом шагнуть вверх. Получалось у единиц…

Большая часть сильно хотела, но ничего, чтобы как-то изменить свою жизнь, не предпринимала. Один раз загнав себя в тупик, они сидели в углу, потихоньку поругивали родное государство, хаяли за интеллигентным «базаром» существующий строй или запоем пили.

Хотели они жить лучше, тайком неистово молились, просили у Бога помощи, но даже купить лотерейный билет не удосуживались. Ждали все манны небесной, когда упадет она им на голову…

В то утро Пестикову показалось, что неведомая сила вырвала его из стада, покорно бредущего по дебрям развитого социализма к сладостной химере коммунизма, и ракетой вознесла наверх.

– Борис, – пряча глаза, сообщил дружок Лешка, дежуривший в тот день по отделу, – тебя вызывает начальник управления.

– По поводу? – Пестиков озадаченно моргнул. – Мысля есть?

– Пока идешь, ты мозгуй. На кой тебе еще ляд башка дана. Не едино же для того, чтоб жрать и орать…

У любого подготовленного действа имеются атрибуты, заранее отработанные церемониалы, приобретающие большую значимость для его, того самого действа, нужного и правильного восприятия.

За три часа с майором побеседовали такие важные начальники, и он попал в такие кабинеты, в которых мог оказаться лишь во сне и только всего лишь раз в жизни, соверши Борис полет на Марс или устрой он в Америке новые социалистические штаты. Не иначе…

Еще на середине пути к Старой площади, о чем Пестиков пока и не догадывался, он целиком и полностью осознал грандиозность и масштабность всего с ним происходящего.

– Ё… мое! Жив останусь, свечку поставлю! – пробормотал себе под нос майор, будучи убежденным атеистом. – Не поскуплюсь…

Первым делом в его озадаченную неожиданным вызовом к начальнику их управления голову пришла мысль о том, что он где-то сам себе подложил тухлую кучу или его подло подставили.

– Гадом буду, Димка из соседнего отдела руку приложил…

Однако начальственного разноса, к удивлению Бориса, не последовало. Генерал-лейтенант говорил с ним несколько суховато, но с едва улавливаемым дружелюбным оттенком.

– Есть мнение перевести вас на более ответственный участок. Биография у вас в порядке…

Перед шефом лежало личное дело, из которого не стоило труда почерпнуть все интересующие начальника управления сведения: от даты его рождения вплоть до номера партийного билета.

– Все аттестации и характеристики положительные…

Поднявшись на этаж выше, майор попал к начальнику Первого главка. Генерал-полковник быстро задавал ему вопросы настолько разнонаправленные, что Пестиков растерялся. Он все никак не мог взять в толк, что и какое отношение имеет к его настоящей на тот момент работе. В партии состоял он девять лет, устав КПСС знал.

– Изучил назубок! – округлив глаза, горячо выдохнул из себя майор и усердно вытянул перед собой глубоко преданный делу партии и правительства подбородок. – Настольная книга…

Не хуже своего начальника изучивший все правила игры, Борис понимал, что слова, произносимые им, важны, но главную роль тут играет не сам ответ, который задающему вопросу известен заранее, а его эмоционально выраженная правдивость и искренность.

– А как вы относитесь…

– Целиком и полностью разделяю…

И к политике партии и правительства он относился с полным пониманием. Убежденный коммунист до костей мозга…

– Как вы смотрите на…

Идею мировой революции Борис всецело одобрял. Сколько еще можно им жить в тесном кольце империалистов. Обрыдло…

– Как вы относитесь к международному коммунистическому движению? – строго спросили его в конце беседы.

– Всецело поддерживаю и одобряю!

И тут Пестиков заподозрил, что его хотят перевести в отдел работы с иностранной агентурой. Все к тому сходилось. Одна из его подопечных перебиралась за кордон, для ее легализации они разработали легенду и осуществили тщательную подготовку.

– Очень хорошо!

На пульте управления замигала красная лампочка, и начальник Главка лично провел майора к самому Председателю – вершителю судеб тысяч чекистов, преданно несущих свою службу на самых различных ступенях могущественной Системы.

– Проходите, присаживайтесь…

Полновластным хозяином кабинета оказался худощавый и с виду совсем невзрачный человечек лет пятидесяти пяти. Пестиков заметил на его лице болезненную усталость. Генерал армии был, казалось, изжеван жизнью, весь задерган частыми звонками из всех многочисленных аппаратов, расставленных по рабочему столу.

– Женат? – Председатель снял очки и прищурился.

– Так точно!

– Моральный облик… – пожевал губами генерал армии.

Что он этим хотел сказать, Пестиков решительно не понял. Подумал, что ему лучше промолчать. Может, за умного сойдет…

– Честное имя офицера. Долг и честь…

Напыщенно произнеся передовицу газеты «Правда», генерал армии позвонил по «кремлевской вертушке» с аппарата с золотым гербом на диске, сообщил о времени своего приезда…

Бронированный правительственный «ЗИЛ» с Лубянки покатил в сторону Старой площади, мощно и безостановочно. Гаишники, вытянувшись оловянными солдатиками, отдавали им честь.

Монументальное, застывшее в своей величественности здание поражало строгой тишиной, пропитанной атмосферой идеального порядка и высочайшей дисциплины.

Не лишенный наблюдательности, Пестиков отметил для себя, что, чем выше они поднимались по ступеням, тем могущественнее становились хозяева расположенных вдоль коридора кабинетов.

– Ё… моё! – беззвучно шевельнулись губы майора.

Финский пластик «под дуб» сменялся настоящими ореховыми панелями, обычный паркет – узорчатым цветным. Вместо ковровых дорожек появились настоящие ковры. В тихих холлах притаились кожаные диваны и удобные кресла. Правда, в этот час они все пустовали. Безлюдье и поражающая воображение тишина.

– А… – Пестиков, было, приоткрыл рот, но мгновенно осекся под укоризненным взглядом неподвижного часового в офицерской форме с малиновым кантом на идеально отутюженных брюках.