Макиавелли - Пол Стретерн

Тем временем неподалеку от церкви, в Палаццо Веккьо, заговорщики пытались осуществить вторую часть своего плана. Архиепископ Пизанский в парадном облачении и в сопровождении сторонников Пацци поднялся на второй этаж в зал совета. Там его встретил гонфалоньер и, заподозрив неладное, позвал стражу. Архиепископа схватили и допросили. Как только гонфалоньер понял, что происходит, он тут же приказал повесить заговорщиков. Архиепископа связали, надели ему на шею петлю и выбросили из окна – прямо в парадном облачении. Вскоре рядом с ним с веревкой на шее болтался один из главных сторонников Пацци. Улюлюкающая толпа смотрела, как двое связанных заговорщиков отчаянно цепляются друг за друга, пытаясь спасти себе жизнь. Издалека доносился рев толпы у собора – люди рвали остальных сторонников Пацци на части, устроив самосуд.

На юного Макиавелли эта сцена произвела неизгладимое впечатление. Он стал свидетелем того, как творится история, свидетелем события, которое никогда не забудут. Произошедшее отличалось быстротой, решительностью и жестокостью. Победа досталась тому, кто оказался более быстрым, решительным и жестоким. (Поступай с другими так, как они поступили бы с тобой, – только первым и без колебаний.) Так Макиавелли начал постигать основы политической науки.

Но в конце концов граждане Флоренции устали от таких роскошных развлечений. Медичи утратили популярность, чему способствовали неудачи во внешних делах. В 1494 г., всего через два года после смерти Лоренцо Великолепного, Медичи лишились власти и были вынуждены бежать из города. Этому предшествовало неслыханное унижение – вступление во Флоренцию французского короля Карла VIII и его победоносной армии. Несмотря на то что оккупация Флоренции Карлом VIII оказалась по большей части символичной и длилась лишь несколько дней, она положила начало новому этапу во флорентийской политике. Войны стали серьезными: город мог потерять независимость и попасть в подчинение иностранным правителям. Стоя среди молчаливой толпы, собравшейся посмотреть на триумфальное шествие Карла VIII, который с высоко поднятым копьем ехал по улицам города, Макиавелли испытывал глубочайший стыд. Он был унижен как флорентиец и как итальянец. Перед его глазами разворачивался еще один наглядный урок, который преподавала политика. (Только объединенная Италия может противостоять могуществу французов.)

После бегства Медичи Флоренция попала под влияние фанатичного священника Савонаролы, который обличал пороки папства (неисчерпаемый источник для проповедей о плотских искушениях). Подобно аятолле Хомейни в наше время, Савонарола стращал грешников адскими муками и проповедовал воздержание. Ушли в прошлое дни веселых праздников и эффектных покушений. Савонарола устраивал так называемые «костры тщеславия». Горожане бросали в огонь принадлежавшие им произведения искусства и нарядную одежду (хотя многие благоразумно сохранили самое дорогое до лучших времен).

Христианская республика Савонаролы просуществовала четыре года (1494–1498). Даже произведения Боттичелли с их магией весны претерпели поистине библейские муки. Затем пришла очередь Савонаролы взойти на костер, и он сам принял мучения – вполне заслуженные. Макиавелли стал свидетелем и этого печального события. Еще одна история, из которой следовало извлечь урок.

В 1498 г. гонфалоньером Флоренции становится умеренный политик Содерини, и Макиавелли впервые выходит из тени. Виллари, самый известный из итальянских биографов Макиавелли, описывает его как человека не очень приятной и довольно необычной наружности. Это был двадцатидевятилетний молодой человек, худощавый, с глазами-бусинками, черными волосами, маленькой головой, орлиным носом и плотно сжатыми губами. Однако «все в нем свидетельствовало о необыкновенной наблюдательности и остром уме, хотя он и не из тех, кто способен влиять на людей». Виллари отмечает «саркастическое выражение лица», «холодную и непостижимую расчетливость», «богатое воображение». Такой человек явно не вызывает теплых чувств. Тем не менее Макиавелли, по всей видимости, удалось произвести впечатление на влиятельных людей города. Еще до падения Савонаролы его кандидатуру предложили на должность секретаря второй канцелярии, своего рода министерства иностранных дел республики. Однако против него выступили члены фракции Савонаролы. Когда главой Флоренции стал Содерини, этот пост все же достался Макиавелли. Вскоре его избрали также секретарем Совета десяти, ведавшего военными делами. В последующие годы эти должности приобрели еще больший вес – видимо, расчетливый, умный и изворотливый Макиавелли чем-то привлекал Содерини.

Макиавелли производил впечатление хитреца, но на самом деле отличался необыкновенной преданностью. Это качество, как и холодный рассудок, было редкой добродетелью в обуреваемом страстями, ненадежном мире итальянской политики.

Вскоре Макиавелли стали отправлять с дипломатическими поручениями к правителям соседних городов-государств. Секретарь второй канцелярии выполнял поручения и вел переговоры, которые считались слишком незначительными для посла, возглавляющего официальную делегацию. Он учился разбираться в запутанных дипломатических интригах, отправляя домой ясные донесения с честными оценками. Избегая обычных для этого поприща ловушек и соблазнов, Макиавелли продемонстрировал свои таланты и завидную ловкость. Это была большая редкость – уклончивый партнер, которому можно доверять. Он действительно хранил верность, но только своим друзьям и своему городу. В остальных случаях внешность полностью отражала его сущность, что лишь усиливало желаемый эффект.

Через два года Макиавелли доверили первую важную миссию при дворе французского короля Карла VIII. Результат этой миссии был чрезвычайно важен для безопасности Флоренции. К концу XV в. разрозненным и постоянно ссорившимся между собой городам-государствам Центральной Италии опасность грозила с двух сторон. На севере им приходилось рассчитывать на милость Франции, которая стремилась отодвинуть свои границы вглубь итальянского полуострова. На юге аналогичные территориальные претензии имело могущественное Неаполитанское королевство, зависимое от испанской короны. Флоренции, чтобы выжить, приходилось балансировать между ними.

В 1500 г. Макиавелли провел пять месяцев во Франции и имел возможность лично наблюдать за политикой большого и сильного европейского государства, объединенного под властью одного правителя. Его миссия завершилась безрезультатно – то есть успешно. (Флоренция, условно говоря, осталась союзником Франции, которая не присоединила к себе город. До поры до времени.)

Макиавелли вернулся во Флоренцию в 1501 г. и женился на Мариетте ди Луиджи Корсини, которая происходила из семьи, стоявшей на той же ступени социальной лестницы, что и семья Макиавелли. (Правда, Корсини сумели накопить кое-какие деньги и дали за дочерью приличное приданое.) Это был брак по расчету – в соответствии с традициями той эпохи. Женитьба рассматривалась как договор, взаимовыгодный союз двух семей. К счастью, Никколо и Мариетта поладили и вскоре стали добрыми друзьями.

Макиавелли искренне полюбил жену, и у них родилось пятеро детей. Насколько мы можем судить по письмам Мариетты, жена отвечала ему взаимностью. Подобные браки по расчету часто становились основой для глубокой дружбы, предполагавшей взаимное уважение, которое обычно сгорает в пламени ожиданий романтической любви. Тем не менее обязательства в этом браке были односторонними – опять же в полном соответствии с традициями того времени. Уезжая на продолжительное время с дипломатической миссией в какой-нибудь чужеземный город, Макиавелли непременно заводил интрижку с незамужней дамой. Судя по письмам к друзьям, он испытывал к этим возлюбленным такую же нежную привязанность, как и они к нему. (В своих ответах друзья подтрунивают над ним по этому поводу.) Никаких писем, свидетельствующих о личной жизни Мариетты, не сохранилось. Но даже подозрения о существовании такого рода писем дорого бы обошлись Мариетте. (Гораздо дороже, чем ее адресату.) Итальянцы снисходительно относились к подобным связям, но лишь в отношении одной из сторон. Такой же циничный взгляд на взаимоотношения характерен и для политической философии Макиавелли. (С правителем не может быть равноправных отношений. Старший партнер устанавливает правила, но волен действовать в своих интересах.)

Флоренция оказалась перед лицом новой угрозы. Сын папы, скандально известный Чезаре Борджиа, использовал укрепленную французскими войсками папскую армию, чтобы отхватить для себя новые владения в центре Италии. Борджиа двинулся на север от Рима, завоевывая такие далекие области, как Римини и Адриатическое побережье, и весь регион был охвачен волнениями.

Содерини, прилагавший огромные усилия, чтобы сохранить владения Флоренции, был избран пожизненным гонфалоньером – беспрецедентное решение для города, который гордился республиканскими традициями. (Даже Медичи правили через избранных гонфалоньеров.)