Оттепель. Действующие лица - Сергей Иванович Чупринин

расстрел своего отца, и хорошо еще персональное дело закончилось не исключением из рядов, а всего только строгим выговором с предупреждением и тем, что Союз писателей шесть лет держал его на испытательном кандидатском сроке.

Неприятно, конечно, зато триумф, которого в его жизни больше уже не будет, длился все эти годы: премированный роман издается (1952) и переиздается в Москве (1956, 1960), выходит в Таллине, Курске, Магадане, Риге, Ташкенте, Одессе, Баку, Кишиневе, Омске, Петрозаводске, Тбилиси, Будапеште, Пекине, Варшаве, Токио, Афинах, Монтевидео[2958], сам Т. без устали встречается с читателями в вузах, библиотеках, школах и на заводах[2959], А. Лобанов ставит в Театре имени Ермоловой спектакли «Молодые годы» по повести «Студенты» (1951) и пьесе «Залог успеха» (1953). И хобби выбрано удачно — как спортивный журналист в невыездные-то для всех годы молодой писатель успел побывать на соревнованиях в Будапеште, Праге, Риме, Женеве, Софии, Инсбруке, сочинил уйму сценариев для фильмов о спорте, стал членом редколлегии журнала «Физкультура и спорт» (1954–1972). В доме достаток, куплена машина «Победа», дорогущая по тем временам, жена поет на сцене Большого театра…

Идет, словом, хлопотливая жизнь вполне благополучного, но пока еще заурядного советского писателя, и первые сборники рассказов (1958, 1959, 1961, 1964, 1965), и роман «Утоление жажды» о строительстве канала в Каракумах (Знамя. 1963. № 4–7) борозды тоже не портят; роман выпускают в высокотиражной и высокогонорарной «Роман-газете» (1963), инсценируют для театра, экранизируют, и автора даже выдвигают на соискание Ленинской премии[2960].

Шаблон разрывается, и уже навсегда, только в 1965-м с публикацией документальной повести «Отблеск костра» (Знамя. № 2–3). Книга об отце и его поколении, растраченном в сталинских репрессиях, чудом проскакивает цензуру, и Т. в июне 1967 года протестует против ее ужесточения, поставив свое имя под коллективным обращением к IV съезду писателей, но понимает, что время Оттепели истекает, и роману «Исход», анонсируемому «Новым миром» и на 1969-й, и на 1970 годы, пути уже не будет. Так что этот гневно антикультовый роман, ставший «Исчезновением», остается в рукописи[2961], зато «Новый мир» успевает напечатать «антимещанскую», — как ее назвали критики, — повесть «Обмен» в предпоследнем номере, подписанном А. Твардовским (1969. № 12). Причем, — вспоминает Т., —

«Обмен» появился без единой цензурной поправки. Как мне сказал один из членов редколлегии: «Подержали в зубах и выпустили». Видимо, вопрос о журнале был уже решен и следить за добропорядочностью последних номеров не имело смысла…[2962]

Т. в феврале 1970 года вместе с Г. Баклановым и А. Рыбаковым[2963] собирает подписи под письмом в защиту А. Твардовского, держится «староновомирского» братства, однако плетью обуха не перешибешь, и его новые московские повести появляются все в том же журнале[2964], правда уже при других главных редакторах: «Предварительные итоги» (1970. № 12), «Долгое прощание» (1971. № 8), «Другая жизнь» (1975. № 8). И — вроде бы выбиваясь из этого ряда, но по существу в том же ряду — роман «Нетерпение» (1973. № 3–5) о народовольце А. Желябове и о столетней давности эпохе, когда, как и в трифоновские дни, «современникам, — процитируем роман, — казалось вполне очевидным, что Россия больна. Спорили только о том: какова болезнь и чем ее лечить?»

И в печати, конечно, и не столько в печати, сколько на интеллигентских кухоньках о Т. тоже ожесточенно спорят. Отнюдь не о качестве прозы — оно для всех уже несомненно, а о ее смысле, сталкивающем «терпил», чья жизнь, будто и нет никакого нравственного закона, определяется исключительно обстоятельствами времени и места, с максималистами, бросающими самоубийственный вызов этим обстоятельствам. От Т. ждут «отчетливой гражданской позиции», ждут, что он, может быть, сдвинется к прямому диссидентству, но его проза к социальному критицизму несводима, и если, по тогдашнему обычаю, вычислять, «против чего» она направлена, то выяснится, что Т. бунтует, — как сказано в «Записках соседа», — «против горечи жизни, против несправедливости судьбы, против… да бог знает против чего еще. Против смерти, что ли. Против обыкновенного житейского ужаса нигде и никогда, с чем мы примиряемся в жизни».

В «Доме на набережной» (Дружба народов. 1976. № 1), в «Старике» (Дружба народов. 1978. № 3), во «Времени и месте» (1981. № 9), в постановках «Обмена» (1976) и «Дома набережной» (1980) на сцене Театра на Таганке, люди узнавали себя, свое время, свои беды, и рассказывают, что даже М. Суслов, давая добро публикации рискованного «Дома на набережной», будто бы заметил, «что это правда, что все мы так жили».

Официальным почетом Т. обласкан не был: всего лишь юбилейная, как у всех, медаль «За доблестный труд» в 1970-м и скромный орден «Знак Почета» по случаю 50-летия в 1975-м. Но эта беда невелика, так как читатели за его новыми книгами гонялись, и переводы на основные мировые языки шли нарастающим потоком. Кто знает, возможно и выдвижение на Нобелевскую премию в 1981 году по представлению Г. Бёлля увенчалось бы успехом.

Но Т. внезапно умер раньше, оставив созданную им традицию «городской прозы». И оставив книги, которые будут переиздаваться, пока существует русская литература.

Соч.: Собр. соч.: В 4 т. М.: Худож. лит., 1985–1987; Исчезновение. Старик. Отблеск костра. М.: Моск. рабочий, 1988; Избр. произведения: В 2 т. М.: Дом книги, 2005.

Лит.: Иванова Н. Проза Юрия Трифонова. М.: Сов. писатель, 1984; Оклянский Ю. Юрий Трифонов: Портрет-воспоминание. М.: Сов. Россия, 1987; Шитов А. Юрий Трифонов: Хроника жизни и творчества. 1925–1981. Екатеринбург: Изд-во Уральского ун-та, 1997; Магд-Соэп К. де. Юрий Трифонов и драма русской интеллигенции. Екатеринбург: Изд-во Уральского ун-та, 1997; Мир прозы Юрия Трифонова: Сб. статей. Екатеринбург: Изд-во Екатеринбургского ун-та, 2000; Шитов А. Время Юрия Трифонова: Человек в истории и история в человеке. М.: Новый хронограф, 2011; Трифонова О. Москва Юрия Трифонова. М.: Галерия, 2013; Экштут С. Юрий Трифонов: Великая сила недосказанного. М.: Молодая гвардия, 2014 (Жизнь замечательных людей. Малая серия).

Турбин Владимир Николаевич (1927–1993)

Самый, может быть, классический шестидесятник в отечественной филологии, Т. после демобилизации (март 1945), поступил в Харьковский университет, через год перевелся на филологический факультет МГУ, а по окончании в 1950-м был принят в аспирантуру, защитил кандидатскую диссертацию на кажущуюся сейчас для него странной тему «Некрасовские традиции в дооктябрьском творчестве Я. Коласа» и с 1953 года преподавал на том же факультете историю русской литературы первой половины XIX века.

Да, и это тоже важно, в 1955 году Т. стал членом КПСС. Что, однако, его карьере никак не поспособствовало: во всяком случае, коллеги по факультетскому террариуму не дали ему ни защитить докторскую диссертацию, ни получить профессорское звание. Зато о лекциях Т. и, в особенности, о его лермонтовском семинаре