Уинстон Спенсер Черчилль. Защитник королевства. Вершина политической карьеры. 1940–1965 - Манчестер Уильям

К середине мая все в Великобритании – 2,8 миллиона солдат союзников и 47 миллионов британцев – знали, что приближается грандиозное событие. Почти пятьсот американских военных корреспондентов пришли к этому выводу, когда им предложили написать доверенности и завещания. Британцы были в курсе, поскольку буквально на каждом перекрестке стояли ополченцы, проверявшие документы у гражданских и регулируя нескончаемые потоки джипов и грузовиков. В конце месяца гражданским лицам было запрещено выезжать в Ирландию. Военные базы были закрыты. Правительство, по настоянию Эйзенхауэра, месяцем раньше запретило любую дипломатическую связь посольств c родными странами, включая шифровки и тайную агентуру, – за исключением Соединенных Штатов, Польши и СССР. Иностранным дипломатам был запрещен въезд и выезд из страны. Гражданским был закрыт доступ к прибрежной полосе шириной 10 миль, от Ферта-оф-Форт до Лендс-Энда. Все торговые суда были задействованы в подготовке к вторжению. Порты были заполнены судами разных видов, сотнями деталей искусственных гаваней, тысячами рабочих, собиравших секции гаваней, после чего их затапливали, чтобы скрыть от немецких разведывательных самолетов. На железнодорожных станциях объявляли, что расписание движения поездов может меняться без объявления и что часть маршрутов и поездов будут недоступны для гражданских лиц, тоже без предупреждения. Так и было.

Прекратилась доставка молока и писем, поскольку молочники и почтальоны были призваны в ряды ополчения. Замерла торговля; с рынков исчезла свежая рыба, из подвалов – уголь, из пабов – пиво. Молли Пэнтер-Доунес написала, что если Верховное командование всеми этими перебросками войск хотело сбить с толку немцев, то местных жителей точно сумело запутать. Жители деревень, в которых вечером разместились американские солдаты, утром обнаружили, что американцы исчезли, а их сменили канадцы, которых затем сменили британцы. В Лондоне крупные вокзалы заполняли только солдаты, их жены и подруги. «Женщины, провожая мужчин, почти всегда доходили до самого конца платформы, неестественно улыбаясь и махая рукой на прощание, когда поезд трогался с места, – написала Молли Пэнтер-Доунес. – Иногда казалось, что они толпились на самом краю Англии»[1993].

По ту сторону Ла-Манша земля вздрагивала от бомб, которые союзники сбрасывали на Францию, и доносившийся глухой стук напоминал отдаленные раскаты грома, с той лишающей спокойствия разницей, что сотрясение, вызванное мощным взрывом, распространялось со скоростью звука и могло в радиусе 40 миль вызвать дрожь воды в стакане и в животе человека.

Французы ничего не знали, но де Голль о многом догадывался. 15 мая в Алжире де Голль в одностороннем порядке провозгласил Французский комитет национального освобождения временным правительством Франции, а себя главой правительства. Он объявил, что Третья республика не прекратила существование, а была лишь временно заменена незаконным режимом Виши. Рузвельт, испытывавший, по словам Идена, «абсурдную, мелочную неприязнь к де Голлю», по-прежнему мечтал избавиться от него. Иден считал это «глупостью» и настоятельно советовал Черчиллю не брать пример с Рузвельта. Хотя Черчилль последовал совету Идена, он был согласен с Рузвельтом, что не стоит рассказывать де Голлю об «Оверлорде» до тех пор, пока не будет осуществлена высадка[1994].

В понедельник 15 мая те немногие в Лондоне, кто знал точную дату и время начала операции, собрались на заключительное совещание в штабе Монтгомери в школе Святого Павла. Присутствовали Эйзенхауэр, командующие экспедиционными силами, военный кабинет в полном составе, король Георг, британские начальники штабов, десятки американских генералов, Ян Смэтс и Уинстон Черчилль. Не было ни одного представителя французской стороны, несмотря на то что Эйзенхауэр собирался высадить французскую 1-ю армию в Марселе в развитие успеха «Оверлорда». После совещания Черчилль опять, как 7 апреля, сказал несколько ободряющих слов. Бутчер вспоминал, что в своем «пылком выступлении» он заявил, что «такие человеческие качества, как храбрость, изобретательность и упорство, намного важнее боевой техники». Эйзенхауэра особенно поразило, когда Черчилль заявил: «Господа, у меня укрепляется уверенность в отношении этого предприятия». Эйзенхауэр понял это так, что Черчилль, который «долгое время сомневался в его осуществимости и ранее выступал за дальнейшую отсрочку в пользу проведения операций в других местах, теперь, на последней стадии приготовлений, наконец стал верить вместе со всеми нами, что это единственно правильный курс действий для достижения победы». Эйзенхауэр написал эти слова через три года после окончания войны в мемуарах Crusade in Europe («Крестовый поход в Европу»). С тех пор эти слова преследуют Черчилля. Британский историк Макс Гастингс приводит слова Эйзенхауэра в книге Winston’s War («Война Уинстона»), когда пишет, что Черчилль считал «Оверлорд» «одним из возможных вариантов, и не более»[1995].

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

На самом деле и то и другое было правдой. Черчилль поначалу считал, что для основного плана «Оверлорду» недостает законченности, и успешно доказал необходимость доработки раннего, слабого варианта плана. На войне любой план представляет собой только одну из возможностей, которую следует внимательно изучить, продумать и откорректировать, пока она не будет использована или забыта. Позже Эйзенхауэр написал, что в его обязанности входила разработка запасных вариантов на случай, если «Оверлорд» окажется «практически нецелесообразным» или если стратегические цели изменятся настолько, что операция потеряет смысл. Во время войны всегда следует иметь несколько вариантов; наличие одного варианта – не вариант. В течение пяти недель с начала марта, когда Эйзенхауэр с Монтгомери отрабатывали мельчайшие детали плана, Черчилль отправлял Маршаллу и Рузвельту те самые телеграммы, в которых сообщал о «крепнущей уверенности» в «Оверлорде». К 15 мая он уже окончательно поверил в необходимость осуществления этой операции. 8 мая, за неделю до заключительного совещания, за ужином с Эйзенхауэром Черчилль склонился над столом и произнес со слезами на глазах: «Я с тобой до конца». Эйзенхауэр не упомянул об этом случае в своих мемуарах. Дэвид Эйзенхауэр в своей книге Eisenhower at War («Эйзенхауэр на войне»), выпущенной в 1986 году, не говорит о столь сильном неприятии «Оверлорда» со стороны Черчилля, как его дед в своих воспоминаниях. Младший Эйзенхауэр отмечает, как в течение трех лет менялось отношение Черчилля к операциям по ту сторону Ла-Манша, начиная c «Кувалды» и «Раундапа» и заканчивая «Оверлордом»[1996].

Черчилль был не одинок в своих сомнениях по поводу «Оверлорда». Главный маршал авиации Ли-Мэллори поделился с Эйзенхауэром серьезными сомнениями по поводу разумности американских авиадесантных атак. Сложный рельеф, не подходящий как для парашютистов, так и для планеристов. Немецким зенитным батареям выпадет счастливая возможность целиться в медленно двигающиеся транспортные самолеты, которые фактически превратятся в огненные ловушки. Он предвидел «бессмысленное истребление» десантников и вероятный провал высадки на побережье «Юта» на полуострове Котантен, что, в свою очередь, приведет к крушению всего предприятия. Выслушав Ли-Мэллори, Эйзенхауэр, никого не подключая, досконально изучил проблему. В итоге он все же решил осуществить воздушно-десантную операцию. Однако поручил Ли-Мэллори изложить сомнения в письменном виде, чтобы в случае, если его зловещие предсказания сбудутся, маршал авиации избежал обвинений. В случае неудачи Эйзенхауэр собирался взять ответственность на себя[1997].

Черчилль часто выражал беспокойство излишне эмоционально, со слезами на глазах, и поэтому мог показаться нерешительным или слабым. Но волновались все участники; с их стороны было бы глупостью не испытывать беспокойства, а глупыми они не были. Монтгомери ждал, что немцы направят против десанта танки и дивизии механизированной пехоты через несколько часов после высадки. Его логика была проста. Обман, достигнутый с помощью операции «Телохранитель», потеряет смысл, как только десант окажется на берегу, и немцы, наконец узнав правду, отреагируют быстро, мощно и яростно. Эйзенхауэр, обеспокоенный тем, что немцы бросят на побережье огромные силы, попросил Черчилля продлить запрет на дипломатическую связь еще на некоторое время после дня «Д», чтобы заставить немцев поверить, будто настоящее вторжение еще впереди. Его логика была проста: если немцы не поверят, что высадка десанта была отвлекающим маневром, то с самого начала операция окажется под угрозой срыва[1998].