Дети города-героя - Ю. Бродицкая

вдалеке опять прогудело: Уух!

Гроза — это здо́рово! Совсем как до войны. Мирный грохот. Мама почему-то всегда боялась грозы, меня домой скорее загоняла. А что в ней страшного? Она хорошая — гроза. Вымоет все вокруг, трава после нее чистенькая, сосны пахнут, словно весной. И еще радуга бывает…

— А я ведь вас, огольцы, ищу, — сказал вдруг дядя Никифор. — Пошли-ка к участковому.

— Куда? — удивился я.

— В контору. — Дядя Никифор повернулся и зашагал.

Участкового мы немножко знали. Он был еще довоенным. Нас он тоже, наверное, знал. Потому что только посмотрел на нас, когда мы вошли, и снова в бумагу уткнулся, что-то писать. Потом закончил, спрятал листок в полевую сумку, снова посмотрел на нас сразу:

— Дело есть, — говорит. — Получите ключи от пустующих квартир. Пломбы сам сниму. В каждой квартире проведете полную инвентаризацию, составите опись имущества. Понятно?

Я пожал плечами. Вовка тоже промолчал.

— Надо, ребята, — как-то по-другому сказал участковый. — Зима была — не до того было. А теперь надо. Жильцы разъехались, кто в тыл, кто на фронт. Вернутся — с кого спросят? С нас. С тех, кто тут оставался. Они с врагом бьются, на Урале танки строят, пушки льют, и надо, чтобы ни одна ложка из их квартир не пропала. Так что — пошли.

Вовке достался дом 5, мне — дом 7.

Участковый снял пломбы с шести квартир. Вручил мне ключи. Одни — большие, дверные, другие — маленькие, от французских замков, от шкафов даже некоторые, уезжая, оставили. На каждой связке картонная бирочка привязана — с номером.

— Бумага, карандаш есть? — спросил участковый. — Тогда беги домой, забирай и действуй. Уходить будешь — квартиру запирай. Как следует запирай, подергай. Я потом их снова опломбирую. Действуй! — И затопал вниз по лестнице.

У первой квартиры я долго ковырялся в замке. Никак он не хотел открываться, заржавел за зиму, что ли? Потом дверь поддалась. Скрипнула и открылась.

Квартира была в порядке. Стекла, правда, все вылетели, но, кроме их осколков, на полу больше ничего не валялось. Все было прибрано, шкафы закрыты. Стулья аккуратно окружали стол. Только зеркало у стены было почему-то разбито. Вдребезги! Осколок в окно влетел, что ли?

Отгреб я на столе пыль в сторонку, разложил свои тетради.

Непривычно как-то в чужой квартире сидеть. Хотя и по делу пришел, а как-то неловко… Может, у хозяев какие-то свои секреты тут, а я без спросу прямо по шкафам, по ящикам! Да и попробуй тут все переписать!

Начал я с самого крупного. Написал цифру 1 и рядом: «шкаф». А дальше уж пошло-поехало…

«147. Платье. Простое, без рукавов.

148. Платье. Черное, с кружевами.

149. Платье. Зеленое, с карманом.

191. Книжка. Пушкин, том II.

192. Книжка. Пушкин, том III.

321. Ложки для супа — 6 шт.

384. Игрушка кукла-

… 425. Какой-то прибор, вроде часов, с одной стрелкой».

Работенка — сами понимаете. Не из приятных. Скучная работенка.

Но скучно мне было, только пока я не добрался до квартиры № 5. Там меня такое подстерегало!..

Сначала я испугался этой квартиры. Представляете: в одной большущей комнате три стены — сплошные книжные шкафы! И в прихожей еще книжные полки! В спальне шкаф с книгами! Библиотека!!! Сколько же мне все эти книжки переписывать тут?!

И на столе еще какая-то странная записка:

«Алексей! Перед самым отъездом пропала Пуговица. Если вернешься раньше нас — поищи. Так не хочется уезжать!

Надеюсь — до скорого возвращения! До радостной встречи! Целую. Вера.»

Вот тебе — здравствуйте! Кто о чем, а эти о пуговице страдают! Да еще и пишут про эту пуговицу неправильно — с большой буквы.

Мне бы их пуговичные заботы! А то тут с этой библиотекой не меньше чем дня на три возни хватит. Каждую книжечку сними, каждую запиши, каждую на место поставь…

С книг я и начал. Всегда лучше всего начинать с самого трудного.

Писать список книг тоже непросто: все время отвлекаешься — то картинки разглядываешь, то читать вдруг начнешь. Интересные книжки попались! Все больше про путешествия, про таинственные пещеры, сталактиты, сталагмиты! И не фантазия, научно всё: с чертежами, планами, цифрами.

И в квартире тишина, словно в тех пещерах. Немцы в это время не стреляют. Расписание у них железное: от и до. Трамваи под окнами тоже не звенят.

Света маловато — это хуже. Окна фанерой заделаны.

Притащил я на стол целую груду книг, чтобы не бегать за каждой, и читаю, записываю потихонечку. Вдруг слышу:

Тук-тук, тук-тук, тук-тук-тук…

Словно сзади крадется кто-то. Оглянулся — никого нет. Подождал немного — неслышно. Дальше стал писать.

И снова:

Тук-тук-тук…

Что за ерунда! Даже страшновато как-то. Привидения тут живут, что ли? Квартира-то пустая! Видел ведь. Сам все комнаты обошел. Да и заперто было. Висячий замок снаружи. И главное, как начну прислушиваться — сразу затихает. Словно кто-то следит за мной и подкрадывается потихоньку.

Отнес я переписанные книжки, другие с полок снял, сел…

Тук-тук-тук…

Ну, знаете ли! Чертовщина какая-то: в пустой полутемной квартире кто-то ходит. На каблучках. Сам себя успокаиваю, что все это ерунда. Фанера, наверное, на окнах от ветра постукивает. Успокаиваю — и не получается. Начитался про пещеры-то. А тут снова:

Тук-тук-тук… На каблучках.

Не выдержал я. Вылез из-за стола. Может быть, дверь не запер? Сходил посмотрел — всё в порядке, закрыта. Вернулся, в комнате тихо. «Тогда петь буду», — решил. Записываю книжки, а сам громко так:

Чайка смело пролетела

Над седой волной,

Окунулась и вернулась…

Стучит!

Сквозь песню слышу:

Тук-тук-тук…

Каблучками.

За спиной.

Сделал я вид, что пишу, а сам как повернусь сразу!

Никого…

И опять тихо.

Нет уж, теперь меня на тишине не обманешь! Встал я, взял швабру, что в углу стояла, и давай проверять все: за шкафами, за кроватями, за буфетом, за каждой дверью… Никого!

Ладно. Снова сел писать. Ну, думаю, если еще застучит — уйду. Пусть тут участковый сам пишет. У него пистолет есть.

Пишу. Почти всю стопку переписал. Успокаиваться начал. Да рано обрадовался — стучит!

Тук-тук-тук…

Вроде ближе теперь. Совсем за спиной.

Кинулся я к окошку, выдрал фанерину, обернулся, гляжу — по полу черепаха ползет!

Тук-тук-тук! Прямо ко мне.

Не помню: то ли я тогда обрадовался, то ли рассердился. Скорее всего — удивился очень. Вот Тортилла еще! Напугала! Про привидения думать начал!

Пощелкал я ее пальцем — не бежит. Головы не