Куплю тебя, девочка - Любовь Попова

и, не дав даже сделать мне глотка воздуха, впивается в губы.

Руки ставит на край столешницы так, что мне не дернуться. Захватывает в плен, чтобы я полностью отдалась поцелую, так, чтобы я грудью ощущала биение его сердца.

Он правой рукой находит шею, гладит кратко ямочку и касанием скользит ниже, в ворот футболки, находит грудь и нежно, но уверенно сжимает.

Достаёт из бюстгальтера почти сразу и опускает голову, чтобы накрыть губами сосок.

Влажное касание вынуждает меня ощутить сильный импульс, и я хватаю Никиту за его волосы, чтобы не упасть.

Господи. Господи, Никита, продолжай, ласкай его, соси, прикусывай. Делай это снова, своди меня с ума. Второй рукой он тянет мою руку к своему паху.

— Бля, потрогай его. Я почти подыхаю, как хочу этого.

Тактическая ошибка, и я ею пользуюсь. Отталкиваю его резко, тут же вскакиваю.

— Иди сюда… — недовольно рычит он.

— Мне нужно закончить работу, — пожимаю я плечами, при этом даже попытки не делаю скрыть грудь. Она так и горит от его ласки, под его взглядом.

— Я не смогу спокойно сидеть и смотреть, как ты херней страдаешь, — ругается он. — Ты же понимаешь, что это все дерьмо никому не помогает? В Госдуме нужно быть, законы принимать, а не деньги буржуев отмывать и им в лицо улыбаться.

— Знаю, — до меня быстро доходит, что люди вкладывают в благотворительность, чтобы выглядеть святыми в глазах общества. А Мелисса этому потакает, хотя в реальности никому не помогают. Лишь поощряют людей к беззаконию.

Эротическое настроение падает стремительно. Было и нет.

Никита, злясь на меня… На самого себя, что заговорил об этом, садится на мое место.

— Не мельтеши, — говорит, когда я встаю за его спиной и наблюдаю за сосредоточенным лицом. Таким он кажется даже красивее. Так и вижу его на трибуне, рассказывающего важность своей кандидатуры. Его отец не обладает и долей внешности сына, и скорее берет обаянием. Но, когда хмурится, и оно теряется.

Вздрагиваю, когда он берет горячими пальцами мою руку, тянет к себе и садит на колени.

— Уверен, что сможешь закончить так работу?

— Так смогу, а вот если ты сейчас опустишься на колени и начнешь сосать… — он поднимает голову и усмехается на мой скептический взгляд. — Я должен был попытаться.

Я устраиваюсь аккуратнее на одном колене и наблюю, как шустро Никита проделывает то, на что у меня уходило много времени.

— Ловко…

— Это было мое наказание, когда я делал что-нибудь плохое.

— Например?

— Крал еду, складывал на чердаке, — хмыкает он, бросая короткий на меня взгляд. — Все думал, пойду тебя искать. Или разбивал что-нибудь, или дрался, или обманывал учителей. Да разное. Сама знаешь, как оно бывает.

Смотрю в экран, вспоминая, как меня наказывали за провинности, и тоже хочется улыбнуться. Но только от того, что все это закончилось. И пусть тогда Никита так и не отправился на мои поиски, он нашел меня сейчас. И это лучшее, что со мной случилось. Никита лучшее, что со мной случилось. Именно эта мысль вынуждает меня сделать то, чего он хотел.

Скользнуть вниз и усесться на колени.

Тяну руки к оттопыренным брюках, пробегаю пальчиками по всей скрытой длине. Силе, что облачена в дорогую ткань. И вот оно — внутри меня. Предвкушение хмелем стреляет в мозг.

Хочу ли? Да, его хочу.

Соскучилась по силе, по мощи напора, по вкусу, что казался раньше мне столь отвратительным. Но с Никитой не может быть ничего отвратительного, с Никитой может быть только сладко. И я расстегиваю молнию, чтобы получить наконец долгожданный десерт.

Но вдруг чувствую на подбородке крепкий захват пальцев и вот уже смотрю в глаза, сверкнувшие вспышкой похоти и голода. Но было в них еще любопытство.

Никита второй рукой трогает мою шею и тянет из-под стола. Сам при этом отъезжая на стуле.

Не хочет? Серьезно? Или решил показательно доделать работу. Или доказать себе, что способен мне сопротивляться?

— О чем ты таком подумала, что решила испытать меня на прочность?

Молчу и, раз уж он упустил шанс, только кратко его целую и поднимаюсь с колен, на его опираясь.

Колеблется.

Не может он себя отпустить в отцовском кабинете.

— Сядь вон там. Книжку почитай. Хотя нет, — ведет он меня к софе у входа в кабинет. Она такого же винного цвета, как полуприкрытые портьеры. Замечаю большой черный пакет и сразу гневно вырываюсь.

Он совсем охренел?

— Если ты притащил какую-то приблуду из секс-шопа, то вставь ее себе в задницу!

— Алена, — достает с усмешкой две коробки. Одна узкая, но крупная, другая размером со шкатулку. — Меньше всего наш секс потребует дополнительных приспособлений. Разбирай подарки.

— Подарки? — принимаю я коробки с эмблемой откусанного яблока. Такое мне даже во сне не могло присниться. Да и без надобности было.

— Ну да. Подарки. Я пока закончу, и мы пойдем.

— Значит здесь секс тебя не устраивает?

— Ну… Это как трахаться в родительской спальне, — хмыкает он. Хочет уже отойти, но подходит немного к ошалевшей мне и убирает выбившуюся прядку за ухо.

Потом идет к столу, оставляя меня разворачивать коробки с гаджетами, что по стоимости больше того, что я когда-либо держала в руках.

Но я думаю не о том, что он мне подарил, а о последнем жесте.

Такая мелочь окончательно свергает бастионы моей гордости и благоразумия в отношении Никиты. Позволяет чувству восторга и счастья стремительно и безвозвратно завладеть моей поврежденной душой, словно заливая в трещины особый раствор бетона.

Сердце колотится, как бешенное, грудь стягивает от щемящей боли.

Потому что одно касание перемещает меня в то время, когда маленький мальчик делал мне косички, потому что я сама не могла справиться со своим пухом на голове. И последним штрихом был именно этот долбанный жест, снившийся мне так часто.

Когда мальчик, ставший центром крохотной вселенной, внимательно рассматривая мое лицо, убирал волосы за уши.

— Одуван ты мой.

Я не знаю, сколько я так стою, прокручивая в голове три забытых слова, которые ярче, чем все страдания, пережитые после. Стою, пока не вздрагиваю от насмешливого, уже взрослого, с нотками баса, голоса.

— Ну что ты застыла? — спрашивает Никита, забирает коробки и распаковывает сам, иногда поглядывая на меня.

Ноутбук. Телефон.

Дорого, фирменно, только вот…

— Зачем это мне? — верчу в руках тонкий металлический корпус.

— Ноутбук пригодится. А смарт, чтобы в первую очередь связываться со мной, — на этом он как-то неловко переминается, пока сидит бедром к бедру со мной. — Ведь я же не могу быть с тобой круглосуточно. Но я