Куплю тебя, девочка - Любовь Попова

Камилем, я все решил…

— Да ну? — поднимаю брови.

— Сегодня я встречаюсь с важным человеком. Он даст мне большой кредит на завод, который я давно проектирую. Это значит, что я смогу взять себе и машину, и тебя. Смогу не зависеть от милости отца.

После паузы мне приходит в голову неутешительная мысль.

— Печально, что у вас с отцом подобные отношения.

— Подобные? — напрягается Никита, хотя и так все понимает.

— Ты считаешь себя ему обязанным, и он этим пользуется, чтобы контролировать твою жизнь.

Никита сжимает руль до побелевших костяшек, долго молчит, пока колонки льют незамысловатую мелодию на русском. Я еще не всегда могу разобрать быстрый текст, но если песня плавная, то мне нравится подпевать.

Вот как сейчас… Слова, что так хорошо ложатся на мысли, и машина, разрезающая скоростью теплый ветер.

Всё, что держит нас двоих — воспоминаний нить

И первый взгляд твоих печальных глаз.

Но держит нас двоих воспоминаний нить -

Люби меня, люби, люби!

Лети за мной, играй в любовь.

Предупреждаю — времени нет, времени нет.

Лети за мной, играй в любовь.

Запоминай этот момент, этот момент снова!

(Караулова. Лети за мной)

Пауза затягивается, а скорость машины увеличивается. Никита торопится доехать домой и избавиться от меня? Или просто нервничает?

Я уже жалею, что заговорила о теме отца.

Сейчас мальчик начнет обижаться. Что приведет к новым оскорблениям в мой адрес. Но Никита молчит и на любую попытку завязать разговор осаждает меня.

Но мне это не мешает наслаждаться его присутствием. Запахом, что наполняет легкие. Профилем и тем, что моя рука его гладит. Мне приятно поглаживать его бедро, скользить выше, сжимать орган у основания. Мне нравится смотреть, как это действует на него. Как кадык двигается, как часто Никита сглатывает слюну, как желваки напрягаются, словно сам Никита сдержан и зол.

И сейчас причина только сестра, что спит за нами. Так бы он давно остановился, заставил меня сосать, возможно я бы и сама не прочь напороться горлом на его конец.

— Доиграешься… — сипло выговаривает он, быстро расстегнув ширинку, засовывает внутрь мои пальцы, что сразу обхватывают его горячий, крупный орган. Говорят, у русских мужчин не самый большой, если сравнивать с другими нациями. Врут. Или просто не трогали Никиту Самсонова.

Глава 22

Но хватит. Мы не одни, так что… Убираю руку под его недовольный вид.

— Нам нельзя же, — хлопаю я ресницами и свожу разведенные колени вместе, затем облизываю каждый солоноватый пальчик. Никита слишком внимательно смотрит за этими простыми движением.

Настолько, что дергается в какой-то момент, и машину ведёт вправо. Он хмурится, и мы переглядываемся.

— Угробить нас хочешь?

— А ты не смотри… — улыбаюсь я мило, а он только вперивается взглядом вперед, чтобы действительно не отвлекаться.

Сейчас я бы многое отдала, чтобы залезть в его голову. Но что удивительно, там не то, что я думала.

— Я уеду сегодня на встречу. Но завтра вернусь, и мы закончим разговор.

— Разговор?

— Об отце и моей от него зависимости.

Он все еще об этом думает? Неужели это его так задело?

— Я не хотела тебя обидеть.

— Знаю. Я просто задумался.

— А раньше такие мысли не посещали твою похабную голову?

Никита кривит губы в ухмылке.

— Я учился, работал, общался с друзьями, и отец никогда не ставил мне ультиматумы.

— Опять все из-за меня…

— Хватит! Завтра поговорим. Лучше скажи…

— Что?

— Хочу знать, как ты жила эти годы.

— Или сколько половых партнёров было?

— Алена! — бьет он рукой по рулю и рычит. — Подробности можешь опустить. Пятнадцать лет. Это огромный срок.

— Верно. Я расскажу, — наверное. — А ты расскажи, что было после нашего разделения.

— Нас сгрузили на склад… — тут же начинает говорить он, но быстро приходит в себя. — Я первый спросил.

— Знаю, — мельком смотрю на спящую Аню и тянусь к лицу Никиты.

Не хочу говорить, но хочу быть к нему ближе. Так близко, как никто никогда не будет. Я хочу влезть к нему под кожу, так же, как он влез под мою. Хочу быть в его мыслях все те года, что меня не будет рядом. Хочу, чтобы, трахая своих совершенных девушек, он думал о том, как ему было хорошо, когда он был со мной.

Эгоизм в чистом виде. Или сладкая месть. Но могу же я хоть для кого-то в этой жизни что-то значить. Могу же я хотеть быть часть чьей-то жизни.

Целую щеку, словно в благодарность за вопрос. Я рада, что он хочет знать, но не уверена, что хочу ему рассказать. Не уверена, что готова увидеть очередное презрение, разочарование в его глазах. Не сейчас.

Вот это нейтральное отношение, когда он сам не понимает, что хочет и что думать — хорошо.

Если он при этом сможет меня трахать, то лучше и придумать нельзя. Большего для счастья и не надо.

— Опять на кол нарываешься? — спрашивает он, и к моему сожалению впереди показываются ворота дома его родителей.

— Целую тебя.

— Почему? Отвлечь внимание?

— Кроме всего прочего, — говорю тихо, почти шепотом, скользя языком по его чисто выбритой щеке. Вдыхаю запах лосьона после бритья. Готова только им и дышать. Задохнуться, если надо.

Никита выругивается, тормозит за сотню метров до ворот. Так-так? Бросив очередной взгляд на сестру, он резво сжимает мой затылок рукой. Волосы в кулаке, и я вся принадлежу ему.

Недолго рассматривает лицо, подчиняя каждую мысль, каждое мимолетное чувство. Затем медленно тянется к губам и скользит языком по ним, захватывает в плен.

И нет лучшего ощущения, чем плен желанных губ. Наверное, поэтому я так быстро забываю о его горьких словах по раскрытию моей тайны Камилю, даже о том, кем меня считает сам Никита. Забываю о мести. Забывая, кто я…

Все становится не важным под нежным давлением его руки, под грубым давлением губ, под дыханием, что так сладко переплетается с моим.

— Завтра я приеду и заберу то, что ты мне обещаешь…Бля, какая ты красивая, — шепчет он, лаская взглядом мое лицо, так что у меня внутренности узлом сворачивает. Мне много говорили о красоте, но еще никто не пьянел от нее. А именно это делает Никита. Как бы не умер от алкогольного отравления.

— Ты же купил меня, значит, можешь требовать все, что хочешь…

— Все? Без ограничений? — жадно вопрошает он, спуская пальцы на шею, сдавливая до моего тихого стона. И пока я задыхаюсь от столь голодных рук, он уже скользит губами к уху. — У меня богатая фантазия.

— Разве не