Дикие питомцы - Амбер Медланд

отца, рассмеялась она.

* * *

Держу в руках две бутылки вина – красного и белого. Все, кроме Лизы, пьют пиво, и меня так и подмывает украдкой спрятать одну из них к себе в сумку.

Типичная Айрис, бросает Лиза. Но я в этот вечер всех люблю, даже ее. Возможности искрят в воздухе, как электрические разряды. И я определенно чувствую себя в своей тарелке. Рассказываю о своих приключениях в Нью-Йорке. Мы не в баре, и поэтому меня все слышат. Потом я помогаю мыть посуду и, пока Сэм отвлекает Реми, стряхиваю в канализацию выуженные из подливки черные бобы.

Домой мы идем пешком мимо строительных лесов и металлических столбов, заслоняющих от нас луну. Сэм пьян, но держится неплохо. А меня так и тянет пуститься бегом. Он хочет научить меня ловить американские такси. До сих пор у меня это не получалось.

У такой умной девушки? Не может быть!

Мы останавливаемся у дверей его дома. Сэму никак не удается попасть ключом в замочную скважину, и я, пользуясь случаем, разглядываю фигуру ангела, держащего в руках часы. Потом отвожу глаза.

Может, зайдешь? Покажу тебе свою квартиру, предлагает Сэм. Это не отель «Риц», конечно, но для здешних краев вполне неплохо. Правда, у меня есть соседки, добавляет он. Не знаю, дома ли они сейчас.

Я вдруг чувствую себя очень пьяной. Прислоняюсь лбом к столбу и разглядываю разрезанную надвое луну. Каблуки подо мной подламываются. Сэм ловит меня за руку.

Ух ты, полегче, говорит он. Давай-ка раздобудем тебе попить. Мы поднимаемся по ступенькам друг за другом, изображая бродвейскую прогулку – это когда шагаешь за человеком след в след, вынуждая его идти быстрее. Этакий медленный пьяный канкан. Падение вверх по лестнице.

У дверей квартиры Сэм склоняется передо мной в поклоне – мадемуазель. Я вхожу вслед за ним, переступаю через кучу кроссовок и какие-то спортивные принадлежности. На журнальном столике стоит стопка тарелок. Сэм подхватывает их и уносит в кухню. Телевизор работает без звука. По экрану носятся яркие, нечеткие футболисты. Сэм уходит в ванную, а я тем временем прижимаю к глазам ладони, чтобы прийти в себя.

Ну вот, теперь у нас настоящий День благодарения, объявляет Сэм, возвращаясь в гостиную и выключая телевизор. Гудит мобильник, Сэм вытаскивает его из кармана, смотрит на экран и вздыхает. Они уже едут домой. Не пойми меня неправильно, с девчонками жить здорово, но когда они напиваются…

Развернув телефон экраном ко мне, он показывает, сколько гифок они ему прислали. Индейка-инвалид из «Южного парка». Девушка в головном уборе коренных американцев борется в грязи с паломником. Индейка купается в подливе.

Ничего себе, я возвращаю ему телефон.

И не говори, смеется он.

А потом ведет меня в свою комнату. Замечаю на полу сборник рассказов Раймонда Карвера. Оконное стекло запотело. Слава богу, тут тепло, говорю я.

Сэм открыл две бутылки пива. Но мы не пьем, просто ставим их на пол у кровати.

Мне нужно полежать, объявляю я. Минут десять, не больше.

Он вытирает руки о джинсы и говорит – о’кей.

Потом опускается на кровать, и я прижимаюсь к нему спиной. Так хорошо?

Я киваю. Плечи у него шире, чем у меня. Занавески на окне дешевенькие, и вся комната залита лунным светом. Сэм обнимает меня за талию и берет мои ладони в свои. Кажется, что мы лежим так уже несколько часов, но прошло только пять минут. Я чувствую, как у него встает. Он напрягается и сжимает мою левую руку.

Извини, говорит он и замирает.

А я и не хочу, чтобы он шевелился. Постельное белье у него темно-синее и очень мягкое. Тру ткань в пальцах. Хлопковый трикотаж, объясняет он. Крепко обнимает меня, и я очень боюсь уснуть.

Впрочем, что в этом страшного?

Он не пытается меня поцеловать. Только царапает ухо щетиной. Я словно открыла в себе способность к новым ощущениям. До сих пор я хотела только Эзру. Пытаюсь вспомнить то охватывавшее меня чувство ужаса и восторга. Три года назад у Эзры была другая, и мы с ним неслись вверх по лестнице, заговорщицки хихикая, как малые дети.

Мы с Сэмом валяемся на кровати. Обнимаемся. Но одежду не снимаем. Это всего лишь некий поворот оси. Я объявляю, что мне пора. А сама не трогаюсь с места. Моя неподвижность настолько абсолютная, что уже сама по себе похожа на движение. Я излучаю направленную вниз силу, вроде гравитации.

Постепенно начинаю задремывать, и тут он трогает меня за плечо и говорит – эй, тебе не будет странно проснуться в чужой постели?

На улице метет. Сэм в тапочках выходит ловить мне такси. В машине я оглядываюсь и смотрю на него в заднее стекло, он стоит, вскинув руку вверх. Прошу водителя выключить радио и всю дорогу смотрю на луну.

Интерлюдия

Айрис, 17:34: Я больше не чувствую себя собой. Очень боюсь, что и наши отношения тоже испорчу. Мне два часа пришлось уговаривать себя одеться, и в итоге я сижу в спортивном костюме. Я постоянно плачу и не могу остановиться.

17:35: Мы так и не придумали, как нам быть. Еще два таких года я не вынесу.

Эзра, 17:37: Что ж, похоже, у тебя депрессия. Значит, нужно перестать думать о глобальных проблемах, не требующих немедленного решения. Я не знаю свое расписание на два ближайших года и ничего не могу с этим поделать.

Айрис, 17:39: Я не прошу извинений.

Эзра, 17:39: А я и не извиняюсь.

Айрис, 17:39: О’кей…

Эзра, 17:43: Мы много раз об этом говорили. Много раз обсуждали, что уехать тебе лучше всего именно сейчас, потому что меня все равно постоянно не будет рядом. Ничего нового.

Айрис, 17:43: Спасибо, что напомнил.

Эзра 17:43: Мы оба занимаемся именно тем, чем хотим.

Айрис, 17:43: Но дома я могла бы сидеть и ждать тебя.

Эзра, 17:43: НО ТЫ НЕ ДОМА! И ТЫ САМА ТАК РЕШИЛА.

Айрис, 17:50: Работа всегда будет для тебя на первом месте. Ты можешь работать, когда я рядом и когда меня нет. Даже когда мы не вместе, твоя жизнь продолжается.

17:52: Меня пугает, что я готова все ради тебя бросить. Всю жизнь согласна провести, ходя за тобой хвостом.

Эзра, 17:52: Я не прошу тебя ничего ради меня бросать. Не понимаю, почему ты до сих пор отыгрываешься на мне за то, что