Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Почему мне нужны антидепрессанты:
Я не могу встать с пола. Не могу работать.
Я бросила все, чтобы приехать сюда, а в итоге живу в собственной спальне.
Я чувствую себя собой, только когда разговариваю с Эзрой. А ему-то за что такое счастье?
Раз я не принимаю их, значит, выбираю оставаться несчастной?
А что мне еще делать?
Что, если Лидерман права и мне совсем крышка?
И все же. Выбирать между разными своими сущностями не так-то просто. Такое ощущение, будто меня заставляют убить часть своей личности. Совершить душевное харакири.
Я обещаю Лидерман, что буду больше стараться.
Звоню Лекси сообщить, что в Рождество у меня будут месячные, а я просто обязана заняться сексом с Эзрой.
Она сочувственно цокает языком. Когда мы с Маттео ездили в Мексику, я брала с собой такие специальные таблетки. Принимаешь их три раза в день – и все хорошо, а как заканчиваешь – начинаются месячные.
Тебе их врач прописал?
Я их заказала в интернете. Главное, чтобы были выпущены приличной фирмой, запальчиво заявляет она. Мои были от «Глаксосмиткляйн».
Эзра говорит, что не хочет, чтобы я глотала всякую химию.
Подумаешь, подложим полотенце, отмахивается он.
Саша утверждает, что сейчас мы должны попробовать все.
Чем старше вы будете становиться, тем сложнее вам будет меняться, добавляет она. Лучше успеть все до тридцати.
И мы начинаем Пробовать. Не писать, а делать. Нюхаем кокс в туалетах баров. Принимаем кислоту в Центральном парке. Ввязываемся в драки в заведениях. Пьем дешевое вино на поэтических вечерах в Квинсе. Лиза предлагает мне таблетку аддералла. Она голубая и на вкус очень горькая. Я напиваюсь до чертиков, до зеленых человечков, до полной отключки.
Каждый раз, когда мне нечего сказать, я начинаю говорить о том, как сильно меня разочаровали пожарные лестницы. Я могу бесконечно об этом болтать. Зажав меня в уголок, Сэм объясняет, что для мужчин поссать с пожарной лестницы то же самое, что для женщин – всласть поплакать.
По дороге домой, в метро, на меня вдруг снисходит какая-то кристальная ясность. Я вижу пятку чьих-то колготок в мусорке. И нёбо сидящего напротив парня, похожее на рыбье брюхо, когда он хохочет, откинув голову.
Звоню Нэнси. Будешь знать, как веселиться без меня, бурчит она.
Да какое уж без тебя веселье? – отвечаю я.
Вот именно. Не забывай об этом.
Следующим утром я чувствую себя так, будто мозг выскребают у меня из головы чайной ложечкой. Сажусь на край ванны и звоню Эзре.
Все пройдет, обещает он. Как мигрень.
От мигрени таблетки принимают, возражаю я.
Он вздыхает. Если хочешь принимать антидепрессанты, значит, принимай.
Не знаю я, чего я хочу, уныло бормочу я. Но точно не вот этого.
Только помни, что таблетки могут изменить химический состав твоего мозга. С нынешним составом ты жить умеешь. А начнешь копошиться, и кто знает, вдруг способ кодировки твоих воспоминаний изменится навсегда? Ты ведь не постоянно так себя чувствуешь.
Интересно, сколько раз он перезвонит мне, если я сейчас повешу трубку?
Хочу, чтобы он велел мне вскрыть все капсулы и высыпать их содержимое в раковину.
Воображаю, как он говорит мне – возвращайся домой.
Мне просто нужно собраться, вздыхаю я. И всем остальным тоже, как считаешь?
Нет, подумав, отзывается он, не всем. Но остальные просто не так часто разваливаются.
13
Пирс проводит Нэнси в служебные помещения галереи «Тейт». Они сочиняют истории о других посетителях и о людях, что далеко внизу прогуливаются по южному берегу Темзы. Едят горячие крокеты и пьют «Фино». Пирс утверждает, что, когда читал лекции в Бильбао, все время пил его вечерами. Такие ночи не забываются, вздыхает он. Конечно, когда всеми силами пытаешься сосредоточиться на работе, они немного выбивают из колеи, но замыкаться в себе тоже нельзя. Он рассказывает Нэнси, как разрывался между Университетом Деусто и музеем Гуггенхайма, который, как ни странно, оказался куда интереснее своего нью-йоркского тезки. И хотя Венецианский Гуггенхайм ему тоже по душе, больше всего он, конечно, любит тот, что в Бильбао. Они приходят на выставку Джорджии О’Киффи, Пирс уговаривает Нэнси не спешить и повнимательнее рассмотреть нежные оттенки и яркие мазки.
Бытует мнение, что ее картины очень телесны, но на самом деле…
Он показывает Нэнси портрет Мэри Уолстонкрафт кисти Джона Опи – заметила, какое у нее выражение лица? Как будто кто-то отвлек ее от работы, и ей не терпится снова заняться делом.
Он читает ей рассказы Чехова по-русски. Они посещают музей Фрейда и устраивают пикник в Хэмпстед-Хит. Нэнси никак не может выбрать открытку в сувенирном магазинчике, и в итоге Пирс покупает ей их все – со сном человека-волка, с Эросом и с Градивой. Нэнси хочет взять аудиогид, а он смеется и забирает его у нее из рук. Когда они встречаются в следующий раз, он дарит ей репродукцию «Девушки в постели» Люсьена Фрейда и говорит: «Она напоминает мне тебя, так что пускай у тебя и хранится».
Как-то Нэнси замечает, что никогда не бывала в Берлине, а он поправляет – пока. Пока не бывала в Берлине.
И все равно Нэнси не в духе. Узнав, что я хожу на терапию, решает, что ей тоже пора. От консультационной службы университета ей полагается 5 бесплатных сеансов поведенческой терапии.
Женщина с волосами, собранными резинкой в хвост, учит ее в моменты прокрастинации говорить себе: «Отстрелялась – и свободна». Сокращенно «ОИС!» Я по-ковбойски складываю пальцы «пистолетом», ору: «Пиф-паф!» – а Нэнси смеется.
Еще терапевт выдает Нэнси фразы для создания правильного психологического настроя:
Я важна.
Мой труд важен.
Общение с людьми дарит мне радость.
Я предлагаю свои варианты:
Боль – это всего лишь слабость, покидающая тело.
Мое тело – произведение искусства. (Мадонна)
Счастье – не оправдание посредственности.
На этот раз в Скайпе Нэнси выглядит повеселее. Спрашиваю, чьи позитивные фразы она выбрала.
Я тут ехала в автобусе, рассказывает она. Знаешь, из тех мерзких, где воняет кошачьим кормом. В общем, я огляделась по сторонам и стала мысленно повторять: «Я важнее всех вас. Я важнее всех вас. Я важнее всех вас». И представляешь, сработало!
С этого дня Нэнси начинает реже мне звонить. Гоняться за ней я не собираюсь. Жалуюсь Эзре в Вотсапе, что не могу
- О женщинах и соли - Габриэла Гарсиа - Русская классическая проза
- Спаси и сохрани - Сергей Семенович Монастырский - Русская классическая проза
- Роль труда в процессе превращения человека в обезьяну - Аркадий Белинков - Русская классическая проза
- Дикие - Леонид Добычин - Русская классическая проза
- Это я – Никиша - Никита Олегович Морозов - Контркультура / Русская классическая проза / Прочий юмор
- Былое и думы. Детская и университет. Тюрьма и ссылка - Александр Иванович Герцен - Классическая проза / Русская классическая проза
- Моя правда - Андрей Дергунов - Русская классическая проза
- Черная немочь - Михаил Погодин - Русская классическая проза
- Студент-драгун - Александр Куприн - Русская классическая проза
- Пароход Бабелон - Афанасий Исаакович Мамедов - Исторический детектив / Русская классическая проза