Кассиопея - Ханна Ким

вешает рубашки обратно в шкаф и застилает кровать.

Он не знает, куда ушел Чонхо и давно ли. Часы на кухне показывают одиннадцатый час утра. Может, на пары? Почему тогда не заставил Мингю тащиться вместе с ним, как сделал это вчера? Чувствуя себя круглым идиотом, он смотрит на холодильник, весь сплошь и рядом пестрящий разными магнитами, в поисках какой-нибудь записки. Это глупо, правда. Мингю такие вещи чужды – он их просто не понимает.

А потом он чувствует себя еще большим идиотом, потому что находит в самом верху дверцы маленький планшет, на котором синим маркером аккуратно написано: «Вернусь к двенадцати». Без подписи. Чонхо не ушел молча – оставил ему записку.

Внутри шевелится что-то. Мингю смотрит на буквы, выведенные уверенной рукой, и немного, самую малость ломается. Вспоминает, как мелкий Чонхо вешал стикеры на его холодильник, пробираясь в квартиру, пока сам Мингю был в университете. Вспоминает, как у него выпросили код от квартиры, а он – поддался на эти уговоры, хотя подобные вещи вообще не в его правилах. «В холодильнике сундэ[9] и ттоккук[10]», «я сегодня опять у тебя ночую», «зайду завтра утром» – эти записки были похожи, но все равно разные каждый раз. А Мингю – Мингю их не выбрасывал никогда. Снимал и клал куда-то на верх холодильника. За год их скопилось столько, что можно было восстановить их общение по кусочкам, но это не было нужно, потому что Мингю и так хорошо все помнил. А записки сложил в маленькую коробку.

Взрослый Чонхо тоже записки оставляет. Но не на стикерах, а на планшете, с которого маркер стирается специальной щеткой. Мингю хочет сделать это – стереть, – но замирает на полпути и отворачивается от холодильника. «Мы похожи?» – спросил его Чонхо вчера. Да, блядь, похожи. И схожесть эта не только в том, что клубится дымом внутри.

Мингю долго стоит перед шкафом Мина. Не сразу решается заглянуть туда в попытках найти что-нибудь из одежды на смену. Мнется минуту, две, а после чуть не сплевывает себе под ноги – откуда все эти дурацкие переживания? Вот откуда? Он рывком открывает шкаф и смотрит на ряд кофт и кардиганов, которые пестрят яркими пятнами на вешалках. Мингю перерывает почти всю одежду, прежде чем находит легкий черный свитшот, у которого даже не сорван ценник.

В ванной он пихает рубашки – свою, ту, что дал ему Чонхо вчера, еще какие-то две (тоже Чонхо наверняка) – в стиральную машинку и, не глядя, выбирает первый попавшийся режим. Все это глупо так. Предельно глупо. Мингю смотрит на мокрые рубашки в пене, которые вертятся в барабане, и, наверное, уже не задается вопросом, почему занимается такой херней. Может, ему просто нужно чем-то заняться. Может, скучно. Может, он банально не может спокойно сидеть на месте в этой квартире, когда один.

Он мокнет под душем минут десять или пятнадцать. Или все тридцать. Время стекает вместе с водой в слив и исчезает. Бесполезно за ним следить уже. Как только начинаешь – грудь раздирает бессмысленное желание ухватиться за то, чего уже давно нет. А может. А если бы. А вдруг. Все тщетно. Мингю выключает воду, трет кожу сиреневым полотенцем почти до красноты – того и гляди фиолетовые разводы останутся. Находит свою щетку в стакане с другими двумя, хрустит миллион раз надломанным внутри, хрустит и не понимает. Ничего, блядь, не понимает. Ни взбалмошного дождя, который приходит, когда ему вздумается, ни запаха сигарет, к которому примешивается миндаль, ни зеркала, в котором напуганное лицо Тэёна, ни вопросов глупых, которые вчера голову переполняли, хотя должен был всего один, ни записок на холодильнике. И вот этого – этого тоже не понимает. Почему щетка не там, где он ее оставил – на раковине.

Пока он торчал в ванной, Куки растаскал корм по всей кухне. Сидит теперь посреди самодельного хаоса и радостно виляет хвостом. Мингю прячет лицо в полотенце и надсадно стонет. Понимает, что псу просто хочется погулять, но что он здесь может сделать? Он подметает рассыпанный корм и начинает гонять Куки метлой по кухне вокруг обеденного стола, даже забывая почувствовать себя идиотом. Бегает просто и трясет метелкой, обещая надавать псу по пушистой жопе.

Минут через пять он обнаруживает, что на рисоварке включен режим сохранения тепла. Внутри, до самого верха, – готовый рис, от которого валит пар, едва Мингю открывает крышку. Он делает кофе чисто на рефлексах и не особо анализируя свои действия – просто повторяет то, что делал Чонхо, – и накладывает себе полную тарелку риса, громко отпивая из кружки.

Кофе заканчивается быстрее, чем он успевает съесть две ложки. На середине тарелки Мингю заглядывает в холодильник, находит там соевый соус и банку пива. Смотрит долго на последнюю, а после машет рукой в никуда – мол, хер бы с ним, чему быть, того не миновать. Завтракать пивом и рисом, щедро приправленным соевым соусом, – это, конечно… весьма. «Пища богов», или как там Тэён любит говорить.

В начале двенадцатого Мингю подхватывает наполовину пустую банку пива, достает из стиральной машины рубашки, аккуратно расправляет и вешает на балконе в комнате Чонхо. Смотрит какое-то время в окно на Сеульскую башню, едва не закуривает. Решает, что дымить здесь без Чонхо как-то очень не очень. Раздосадованно отпивает пиво и замирает, потому что по всей квартире прокатывается противным звуком дверной звонок. Ему показалось? В голове уже звенит? Иначе никак.

Мингю выходит из комнаты и прислушивается. Вторая трель застает врасплох, и он подпрыгивает, едва не выронив банку пива. Наполовину высунутая из кармана пачка сигарет падает на пол. Он поднимает ее и подходит ближе к коридору. Третий звонок делится на череду коротких и начинает быть более назойливым. Что ему делать? Открыть? Сделать вид, что никого нет дома?

Это точно не Чонхо.

На четвертый звонок Мингю раздраженно цыкает языком и подходит к двери. Не додумывается даже в глазок посмотреть – распахивает дверь и упирается взглядом в незнакомого парня, который в этот момент как раз заносит палец, чтобы нажать на кнопку звонка в пятый раз. Мингю его не знает. Друг Чонхо? Сосед?

Парень, судя по всему, никаких стеснений не испытывает – проскальзывает мимо Мингю в квартиру, нырнув под его руку, упертую в косяк, и начинает снимать кеды.

– Нам надо поговорить, – говорят Мингю, а тот только и может, что хлопать глазами и сжимать в руках банку пива, понятия не имея, кто этот пацан и что