Николай Трошин - Евгений Пискун

Шаг держи революционный!

Близок враг неугомонный!

Вперед, вперед, вперед,

Рабочий народ!

. . . . . . . . . . . . . .

И идут без имени святого

Все двенадцать - вдаль.

Ко всему готовы,

Ничего не жаль.

Их винтовочки стальные

На незримого врага...

Картина оставляет яркое впечатление. К сожалению, сейчас она находится в мастерской его дочери, так как крупные размеры не позволили ряду музеев ее приобрести. Но, вероятно, всему свое время, и эта монументальная картина со временем займет достойное место в музее.

Следующая картина - "За счастье народа. 1904 год (По этапу в кандалах)". Она состоит из семи частей. Сюжет навеян не только историческими фактами, но и сильным впечатлениями пережитого, потрясшими детскую душу и вызвавшими чувство сострадания. Быть может, это сострадание и пробудило в мальчике страсть к рисованию, возможность по-своему реагировать на события, к которым потом он часто возвращался в своей памяти. И теперь, наконец, в своей картине он мог выразить то состояние души, которое так тревожило его с ранних лет. Снова перед его глазами возникали закованные в кандалы революционеры, как бы слышался перезвон их кандалов. Естественно, детских впечатлений было недостаточно для написания такой картины. Он стал кропотливо изучать историю узников, их костюмы и только потом приступил к работе. Писал он эту картину уже почти 70 лет спустя.

На картине - арестанты, измученные, но уверенные в своем правом деле. Зажженные факелы в ночи отражают ярко-красный свет. Казалось, что горят все четыре фигуры: рабочий, студент, интеллигент и старик, все в кандалах и цепях. Это узники, революционеры. Рядом с ними идут конвоиры с винтовками. Идут ночью по этапу при свете факелов. Этот свет падает и усиливает черные тени. На картине разные оттенки цветов, от черного до ярко-красного, придают накал трагизму. Черные тени как бы колеблются от факелов. Все это создает состояние напряженности, а свет от факелов вызывает из ночи то один образ узника, то другой. На втором плане картины идут рядами другие узники революционеры. Картина эта, как вечный огонь "неизвестным революционерам". Сейчас она находится в музее города Чебоксары.

По этому поводу Николай Степанович рассказывал свои впечатления, глубоко запавшие ему в душу еще с детства. Он вспоминал, как люди в то время сопереживали, старались передать заключенным еду или просто хлеб. Они не спали, потому что узников перегоняли только ночью, и в этом выражалась в какой-то степени их солидарность, их поддержка.

С трепетом и вдохновенно работал Николай Степанович над этими двумя огромными картинами. Писать их было трудно. Помещение было небольшое всего лишь одна комната, которая превратилась в мастерскую. Мольбертов больших тогда просто не было, пришлось натягивать холст на двухметровые подрамники и ставить так, чтобы можно было писать. Большую помощь оказывала дочь Елена Николаевна.

Когда он закончил работы, то пригласил художников, чтобы показать им. Они буквально были шокированы увиденным. Возглавлявший тогда секцию Союза художников Шошенский выразил свое отношение особенно эмоционально - он был поражен неистовым трудом Николая Степановича в такие годы, да еще со столь серьезным заболеванием, и восхищен его мастерством и талантом. Уходя, он сказал: "Завидую вам белой завистью. Вам есть что сказать людям!"

Действительно, Трошин работал неистово. Он опять спешил, будто торопился как можно больше сказать будущим поколениям. Картину о ВХУТЕМАСе он так и назвал: "ВХУТЕМАС. 1919год. Мастерская И. И. Машкова". Писал ее увлеченно и даже страстно. Ведь это было начало его пути как живописца, годы его юности - те самые незабываемые годы, когда шла жестокая борьба между старым и новым искусством. И теперь, наконец, он мог в этой картине передать ту гамму своих чувств и переживаний, которую он пронес через всю жизнь.

Из воспоминаний Николая Степановича: "Все пронизано холодом, весь колорит холодный и пронзительный... Картину написал на одной прусской синей краске, которую, кстати, очень не любил за ее холод, никогда не употреблял и здесь взял, чтобы правдивее выразить наше состояние. Мы все - черно-синие силуэты. И только холсты светятся, сияют. Сияют на них яркие краски, которыми пишут юные художники. И пишут все по-разному: один, в буденовке и длинной шинели, контуженный с перевязанной головой, пишет большими пятнами, как Матисс; другая, девушка, стриженная по моде того времени, пишет в духе Машкова; третья, в красной комсомольской косынке, пишет цветными точками, пуантилистически; четвертый сурово, по-кубистически обрубает. Натурщица одна, а все видят ее по-разному. Тогда можно было свободно работать, не возбранялось. Все посинело, все цепенеет от холода, только дух молодых художников горит ярким цветом. На картине Машкова нет, но дух его присутствует, начиная с живописи и кончая печуркой".

Вот так трогательно, проникновенно и интересно описывает свою картину Николай Степанович. В ней действительно ощутимо передается дух свободомыслия, страсть к искусству творческой молодежи, которая побеждает трудности времени. На картине нет и самого художника, но он также незримо присутствует.

Николай Степанович обладал удивительным красноречием и даром восторгаться людьми, через свои картины передавать положительные эмоции зрителям. По духу он был далек от стяжательства, меркантильности. Только любовь к людям, к прекрасному, созидание во имя красоты определяло его личность. Особую любовь, которую пронес через всю жизнь, он испытывал к Л. Н. Толстому. Философия Толстого глубоко запала ему в душу. Он любил читать его произведения. Еще в молодые годы, когда делал рекламный плакат для Собрания сочинений Толстого, он глубоко проникся образом этого гениального русского человека. Философские работы Толстого оставили глубокий след его душе и, быть может, повлияли на его нравственность. Л. Н. Толстой был его кумиром. Мысль написать его портрет волновала Николая Степановича уже давно. Прежде чем приступить к работе над портретом, он долго и внимательно всматривался в редкие фотографии Толстого, подаренные ему В. Г. Чертковым, затем просмотрел натюрморт с татарником и раскрытой книгой Л. Н. Толстого "Хаджи-Мурат" и только потом стал писать. Мазок за мазком на полотне вставал образ великого мыслителя наедине с природой. Необозримые поля как бы сливались с небом. Одинокая лошадка, вдали деревянные домики. А на переднем плане во весь рост фигура Л. Толстого - символ могущества и силы. И в то же время это обыкновенный человек с длинной седой бородой, в подпоясанной кушаком рубахе, с букетом полевых цветов. Он как будто шагает навстречу жизни - в вечность. Изображенный в левом углу помятый куст татарника напоминает о герое знаменитого произведения. Как и Хаджи-Мурат, не сломленный борьбой, татарник, помятый переехавшей его телегой, снова тянется к жизни.

Скованный болезнью, но одержимый творчеством, Николай Степанович теперь почти все время проводил за мольбертом. Большие живописные работы чередовались с натюрмортами, которые в последние годы стали его основной творческой нишей. И снова возникал мир юности, и снова вспоминал он удивительные натюрморты Машкова.

Вот одна из композиций в воспоминаниях Николая Степановича: "На высоком сером кубе сидит молодая женщина, в большой черной шляпе, в ярко-фиолетовом корсаже и широкой белой газовой юбке. Все ярко и контрастно, необыкновенно звучно и красиво".

Он рассказывал, что Машков писал свои работы во всю силу. Если он писал яблоки - они непременно были по размерам больше натуральных, и все у него было большое, яркое, сильное. В жанре натюрмортов Николай Степанович, как и в юности, непрерывно экспериментировал. В работах "Красные маки" и "Красный сервиз" он испытал силу и напряжение красного цвета, использовав это потом в картине "За счастье народа. 1904 год". В более ранних натюрмортах 60-х годов он использовал элементы авангардизма первых послереволюционных лет. Это "Ноготки на красном", "Фиолетовые флоксы на желтом фоне", "Цветы на ткани", "Натюрморт на красной скатерти" и многие другие. Здесь особенно чувствуется декоративное начало и нетрадиционность решения, яркость цвета. В натюрмортах 70-х годов уже более реалистическая манера исполнения, но элементы авангардизма присутствуют и здесь. В натюрморте "Лупиносы на черном" чувствуется изысканное сочетание цветов. Преобладают розовый, фиолетовый и сиреневый цвета. На черном сюзане - ваза с лупиносами, рядом небольшой кувшин с двумя розами. Все это создает поэтический образ. Цветы, написанные маслом на полотне, как бы осязаемы, они становятся частицей живой природы.

В 1972 году состоялась выставка натюрмортов Трошина в Доме ученых Дубны, где живут и работают ученые-физики. Выставка имела большой успех. Атмосфера красоты, праздничности создавала мажорное настроение. Зрители, в том числе и иностранцы, уходили с выставки, получив заряд положительных эмоций. Свои восторженные отзывы они оставляли на самых разных языках. В свою очередь это вдохновляло Николая Степановича, придавало ему новые силы, и он снова принимался за работу. Он написал свой неповторимый натюрморт, необычный по композиции и колоритный по содержанию, и назвал его "1920 год. Натюрморт-воспоминание". В нем буквально передана атмосфера творческих будней, в которой работали студенты. На картине изображены тюбики с красками, которые делались вручную. Здесь же мраморная доска с курантом для растирания красок. Над столом - маска Венеры Милосской с наклееными полосками для изучения формы лица. И снова, как и в те далекие времена, для большей правдивости пришлось делать тюбики вручную. Пока он работал, мысленно все время переносился в свою молодость, и это заряжало его энергией.